Читать книгу С нами Бог - Виктор Вассбар, Виктор Васильевич Свинаренко - Страница 8

«Дорогая моя мама, пишет Вам сын Ваш Елисей из района боевых действий. Сегодня мы первый день как после боя. Письмо моё пишу в радости, что жив и в надежде, ещё долго жить буду, а может, когда и приеду повидаться, в отпуск. Солдат иногда отпускают домой, это называется отпуск, но не всех, а особо отличившихся в боях. Мне ничем особым похвастать нечем, служу как все, хожу в бой, вот и всё.

А неделю назад над нашими позициями показался австрийский аэроплан, я его тогда первый раз увидел… краси-и-ивый, аж жуть, но страшный… говорят, губит шибко, а я даже вовсе и не испугался. А чего его бояться, коли он как стрекоза… малюсенький совсем. Сказывают, что бомбы с него падают, и кто бы мог подумать?!.. Такой маленький, вроде букашки, а бомбы большие кидает. Как они в нём помещаются? диву даюсь. Обманывают, верно, стращают, думают, что я совсем ничего не понимаю. Не могут с него бомбы большие падать. Негде им в букашке помещаться. Ежели бы она как сарай была, тогда конечно, поместились бы, а так… нет… не верю. Мы, когда аэроплан жужжал, колонной шли. Командир сказал, что неприятель близко. Откуда только он всё знает? Ума не приложу! Командир у нас грамотный, хороший, всё знает и догадливый ужас как. А и правда, буквально через полчаса подошли к деревне, не могу писать к какой – военная тайна. В деревне с одной стороны костел, так церковь у них называется, с другой каланча… высоченная… я, когда наверх смотрел, шапка с головы скатилась. Это, правда, уже на следующий день, а сначала, как вошли в деревню, нас с каланчи и с макушки костёла встретил град пуль из пулеметов. Мы все пали… кто куда. Я спрятался за стенкой дома, а кто не успел спрятаться, те остались лежать, некоторые дрыгались, – ранены были, а подойти к ним не было никакой возможности, сильно стреляли сверху. Совсем плохо нам было, побили бы нас всех если бы не наш командир. Уж как он там по своему – по-командирски всё делает, то мне не ведомо, только наши пушки поддали немчуре жару. Первым выстрелом подожгли костел, он моментально запылал, после чего остановилась пальба одного пулемета. Затем снаряды попали в каланчу, после чего остановилась пальба второго пулемета. Когда стихли пулеметы, мы открыли стрельбу по окопам, что рядом с костёлом и каланчой были. Очень сильная завязалась перестрелка. Бой длился с утра до самого вечера, а потом мы бросились в атаку, и сковырнули их из окопов. Ох и шибко же они побежали. Дело к ночи было, мы за ними не стали гнаться, устали. До утра отдыхали, а утром деревню польскую смотрели, своих и немцев убитых хоронили.

Перед деревней и вся деревня были усеяны осколками гранат, трупами, неприятельским оружием, амуницией. И окопы были завалены неприятельскими трупами.

Весь день простояли в деревне, потом снова колонной пошли на запад. Были небольшие стычки с отступающими немцами, но такого боя как в деревне уже не было, не было у нас и убитых, ранены были только пятеро.

А потом снова было большое сражение. Где это было, не имею права писать, военный секрет, только бились мы под высотами со страшно тяжело выговариваемым названием. На горах сплошь был лес, а из немецких окопов по нас строчили пулемёты, стреляли ружья и били пушки. Страшно было наступать, окопы все были из дикого камня, перед ними проволока колючая, как ежи и волчьи ямы. Много было всяких препятствий для наступления.

Три дня мы бились на тех высотах, не прерываясь ни днем, ни ночью.

В первый день пушки били беспрерывно, как с той, так и с нашей стороны. Бомбы сыпались, как град с неба, наполняя воздух грохотом и производя ужасные разрушения. Нас сильно много побило. Легли и так копали окопы. Я сначала для головы ямку выкопал, потом для всего тела, так и зарылся в целый рост. На второй день немецкие пушки стали слабо стрелять, видно, наша артиллерия сильно их побила. Ох и крепко же наши артиллеристы всыпали им в заднее число. Снаряды наши так и ложились на них, так и давали им жару. На третий день неприятельская артиллерия замолчала совсем. Вот тогда мы встали, и дали им прикурить, за всё им дали, – за наших погибших братьев сильно с ними поквитались, всех побили сначала пулями, потом в штыковой атаке.

Вот уже 3 дня не раздеваюсь. Сплю по 2 – 3 часа в сутки, ем, как попало, но, странное дело, чувствую себя бодро и вполне здоровым. Дни здесь стоят теплые, иногда жаркие, а ночи холодные. Сегодня в полдень пришел на позицию дезертир немец, стал на колени, поднял руки кверху и сдался.

– Что хотите, делайте со мной, – сказал, – а воевать сил больше нет.

Отправили его к нам в тыл, а там, знамо куда, в Россию».

На следующий день прилетели немецкие аэропланы и сбросили на русские позиции бомбы. Двадцати трехлетний солдат Смирный был смертельно ранен, через час, не приходя в сознание, умер.