Читать книгу Я тебя слышу - Виктория Полечева - Страница 8

Часть первая: В полушаге от смерти
6

Оглавление

Стас резко подается вперед, как от мощного удара током. Судорожные вдохи толчками пропихивают в легкие студенистый воздух. Мир слишком близкий, яркий, цветной, проступает со всех сторон. Стас различает лица людей, даже удивление и настороженность, с которой они на него смотрят. На людях этих теплая одежда, пуховики, шарфы, шапки самых безумных цветов. Неужели уже зима?

Рядом сидит уличный музыкант – как давно он здесь находится? Как будто вдруг появился из воздуха, словно восточный джинн. Глаза его закрыты, руки проворно бегают по изгибам и вмятинам металлического барабана – ханга. Космические звуки обволакивают Стаса, сливаются с ритмом его сердца. Он не помнит, когда в последний раз слышал музыку. Словно она на что-то обиделась и просто исчезла из его жизни.

Но сейчас музыка здесь: вторит рокоту бесконечной человеческой реки, задает ей темп. Час пик. Понимают ли эти вечно спешащие люди, что музыкант поймал их в ловушку, что они стали лишь нотами его бесчетных пассажей Сейчас он играет их.

Парень чувствует взгляд Стаса. Открывает глаза и приветливо ему кивает. Теперь они оба знают, что сейчас играет музыка города. Стас встает, не чувствуя слабости, а потом аккуратно, будто погружаясь в холодную воду, бредет к центру перехода. Людские волны огибают его, словно он камень, прочно вколоченный в вечность. Стас закрывает глаза. Слушает барабанную дробь шагов и как тень налипающий на них звон ханга. Стас раскачивается из стороны в сторону, ощущая неимоверную легкость, единение со всем, что происходит вокруг.

– Ты их видишь?

– Вижу, – шепчет Стас, не выныривая из мрака. Из-под опущенных век его бисеринами выступают слезы восторга.

– И ты меня слышишь? Ты и правда меня слышишь?

– Слышу, – одними губами отвечает Стас, прижимая руки к своей груди, будто голос идет оттуда. – Я тебя слышу.

– Придурок! – голос хохочет, как ребенок на горках в аквапарке. – Ты меня слышишь! Ты! Меня! Слышишь! Так живи, Стас. Живи! Ты будешь? Ты останешься, если я уйду? Останешься, когда я уйду?

– Останусь. – На лице Стаса тоже расплывается улыбка. На щеках впервые за пару лет появляются ямочки. – Я останусь.

Стас чувствует, как из его груди наружу льется свет. Толчки прохожих кажутся ему объятиями. Против потока он вновь спускается в метро, ведь где-то его уже точно ждут.

Возле турникетов Стас впервые удивленно себя осматривает. Это каким нужно быть идиотом, чтобы выйти в такую погоду в одной толстовке? В какую вообще погоду? Почему он не помнит, когда бывал на улице и дышал свежим воздухом? А где рюкзак? Где кошелек, телефон? Нужно ведь предупредить маму, что он сегодня останется у Оли. У мамы слабое сердце, она будет очень волноваться, если он не вернется домой к вечеру.

Стас робко просит у мужчины с аккуратной бородкой телефон и набирает мамин номер. Она почему-то не берет трубку. Может, у нее дежурство, а он забыл? Никак не выучит ее расписание. Тогда Стас звонит Ире. Пусть скажет маме, если та не сможет с ним связаться.

– Алло?

– Ириш, это я, – быстро говорит Стас, и глаза его тут же расширяются от растерянности и пугающей несправедливости. Ира кричит на него. Рассерженно и громко кричит. – Ир, подожди, подожди! – Стас крепко сжимает телефон и коротко кивает его обладателю, который явно начинает нервничать. – Ир, не кричи! Ир, я до мамы не дозвонился просто… В смысле в больнице? Что с сердцем? Ир, да в чем дело-то?! Да че ты как дура резанная орешь, я не пойму?!

Стас недоуменно смотрит на экран. Сбросила.

– Все, молодой человек, – мужчина нетерпеливо теребит бородку. – Отдавайте.

Стас вкладывает в протянутую руку телефон и мужчина, не дождавшись благодарности, уходит прочь. От непонимания звенит в ушах. Стас трет слезящиеся глаза, понимает, что ему ужасно жарко и стаскивает толстовку, оставаясь в серой застиранной водолазке с закатанными рукавами. Он еще какое-то время удивленно рассматривает свои руки от плеча до самой кисти: широкие вены, которым всегда радовались медсестры в больнице, проступающие тонкие мышцы, длинные пальцы. Отсутствие на подушечках мозолей от струн гитары озадачивает еще больше. Это сколько же надо было не играть, чтобы они сошли?

Осознав, что на проезд у него нет ни копейки, Стас перепрыгивает через турникет и бежит вниз по эскалатору. Он не может стоять, не может ждать, когда вокруг творится такая чертовщина.

Людской молот одним ударомзабивает Стаса внутрь вагона, а он даже не успевает понять, на какой находится станции. Вжавшись лицом в холодное стекло, Стас читает «Не прислоняться». Он трясет головой. Его чуть подташнивает, словно он не ел целый день.

Потоком людей Стаса выносит на кольцевой, и он расслабленно выдыхает. Уж отсюда-то дорогу найти гораздо проще. Остановившись в центре зала, недалеко от ступеней, Стас заторможено чешет затылок. Чувство такое, что у него намечалась здесь встреча, но неизвестно, во сколько и вообще с кем.

Не решаясь выйти из метро, Стас бродит туда-сюда вдоль платформы и с отчаяньем всматривается в толпу, пытаясь различить знакомые лица. Он чувствует себя ребенком, забытым родителями в детском саду: покинутым, беспомощным и обиженным до слез. Почему за ним никто не приходит? Почему никто не хочет помочь ему?

Ноги дрожат от усталости, и Стас садится на лавку. Ему становится зябко, но толстовки уже нет в руках. Наверное, забыл в вагоне метро. Что же с ним творится в последнее время? Что с памятью? Почему он с болезненной жаждой хочет дотянуться хоть до чего-то важного, значимого, но вспоминает только глаза дурацкой деревянной пчелки и фиалки на клеенчатой скатерти?..

Стаса случайно задевает локтем высоченный мужчина, усаживая на лавку малютку-дочь. Он крупными пальцами расстегивает блестящие липучки на розовом пуховике. Девчушка легкая, сахарная, как зефиринка. Улыбается Стасу во весь рот, но хватается за отца. В руках ее маленький рюкзачок с какими-то большеглазыми коротконогими мультяшками, даже при тусклом освещении он переливается стразами. На замочке мерцает светоотражатель в виде ангелочка.

Рельсы дрожат, слышен далекий свист. Отец с дочкой теперь подходят к краю платформы, Стас следит за ними глазами. Ему приятно смотреть на такое светлое кудрявое чудо, малышка очень походит на Олю.

Отец приседает, полы его пальто ложатся на запыленную платформу. Он что-то шепчет дочке на ухо. Та хмурится, выпячивает нижнюю губу, топает ножкой, даже тихо хныкает и цепляется пальчиками за розовую лямку, но, отец, по-видимому, продолжает уговаривать. Девочка, наконец сдавшись, выпускает рюкзачок из рук, и тот падает ей под ноги.

Почти в это же мгновенье отец хватает девчушку на руки и со скоростью олимпийца несется прочь. Его огромная фигура разрезает толпу, он в считанные минуты достигает эскалатора. Стас с ужасом думает: «Что в рюкзаке?! Что может быть в таком рюкзаке?»

Уже на эскалаторе девочка высовывается из-за плеча бегущего вверх отца и радостно машет Стасу на прощание.

Кошачьими глазами в темном тоннеле загораются фарыпоезда. Камнепадом к Стасу возвращаются воспоминания. Дни голода, боли, унижений. И, очень ярко, как будто только это и важно – Казбек и что-то розовое в его каморке. Большой мужчина. Маленький рюкзачок. Стас переводит взгляд на ангелочка, мерцающего в неярком свете.

Под испуганные крики женщин и предупреждающий вой поезда Стас хватает рюкзачок, соскакивает с платформы и что есть мочи бежит в тоннель, прочь от людей. Под глянцевыми улыбками что-то назойливо тикает, рельсы натужно стонут, машинист раз за разом подает предупреждающий гудок.

***

Оля рассерженно запихивает шелковый шарф в маленькую сумочку. Ну что за дурацкий день: старая мамина кошка опять захворала, на учебе все кувырком, а тут еще и «Тройку» потеряла, пришлось покупать новую! Уже минут двадцать, как она должна быть у Саши. Опять обидится, что не удалось сходить в кино.

Еще и Стас, которого не выкинуть из головы. Думала, что станет легче, когда увидит его таким. Опустившимся, ничтожным, нисколько не похожим на прежнего себя. Грязным, оборванным, вонючим, не стоящим совершенно ничего… Оля поджимает губы. Думала, думала, а стало еще хуже. Оказалось, скучает. Оказалось, сильно. До оскомины на зубах, до дрожи. Трудно его теперь не видеть, трудно о нем ничего не знать.

Думать о Стасе вдруг оказалось физически больно: Оля не заметила, как на нее несется огромный грубиян с ребенком на руках. Вылетел с эскалатора, ощутимо толкнул плечом и даже не извинился. Отличный пример подает дочке, ничего не скажешь.

Я тебя слышу

Подняться наверх