Читать книгу Синора Ависсу − граница бездны - Виталий Андреевич Жучков - Страница 12

Егоров спустился по каменным ступеням Академии Кидишева. Белое небо стало приобретать заметный золотистый цвет. Прохожих было немного. Слава порылся в кармане сшитого специально для него лёгкого кафтана, и достал два прозрачных кружочка. Некоторое время он рассматривал их на ладони. Это были контактные линзы. Егоров огляделся в поисках урны, но синоряне старались не мусорить и не пользовались подобным уличным атрибутом, выбрасывая мелкие отходы в печи, расположенные в домах или во дворах.

− Ладно, оставлю вас на память, − сказал Слава, глядя на поблёскивающие кружочки.

Он сунул их назад в карман.

− Ты идёшь? – окликнул его Владимир, одетый в такой же, как у Славы кафтан.

− Да иду, иду…

Они пошли к дому, где синоряне предоставили им жильё. Егоров всё время озирался, привыкая к новым визуальным ощущениям. Ещё недавно он возился с покупкой линз, либо пользовался очками. Сделанная в 22 года операция ненамного улучшила зрение. Тогда ему пришлось несколько раз посещать довольно неприятные процедуры у хирурга-офтальмолога.

Сегодня близорукость Егорова излечили за каких-то два или три часа. Восстанавливающая мазь для глаз была одним из малочисленных продуктов синорской фармацевтической отрасли. Её, по словам протодиакона Иеронима, главы кафедры медицины, изготавливали в основном для пожилых людей, чьё зрение иногда ухудшалось от старости, либо для тех, кто получил травму органов зрения. Использовали её и для лечения несинорян, как в этот раз для Егорова.

Владимир и Слава, как и их друзья, уже несколько месяцев были заняты подготовкой к выбору своего дальнейшего жизненного пути. Близилось время принятия решения, а они до сих пор не крестились, хотя это было непременным условием для поступления на синорскую службу.

Егоров, с его склочной натурой, сначала намеренно искал конфликта с кем-нибудь, но синорский образ жизни и психология были таковы, что никому не приходило в голову ругать его или укорять за привычки и упорное богоборчество. Он старался держаться рядом с Владимиром, который разделял его взгляды. Но вот, погрузившись в синорскую жизнь достаточно глубоко, Слава стал меняться, что сразу заметил его друг. Егоров перестал выражать агрессию в отношении религии, а так же обзывать местных учёных «магами и колдунами», когда не понимал каких-либо технических тонкостей. Владимир же был более упрямым и, несмотря на внешнее спокойствие, злился по любому поводу.

Художник-мультипликатор с трудом мирился с тем, что его вырвали из жизни, где он сам, как ему казалось, творил свою судьбу, и теперь пытаются сделать из него инструмент чьей-то воли. В то же время он стал плохо воспринимать, когда о нём пытались позаботиться. Когда Иакинф предложил ему познакомиться с местными художниками для взаимного обмена знаниями, то Владимир безразлично махнул рукой. От предложенного визита в гости к родителям на Урал он тоже отказался.

С одной стороны он уже несколько раз пожалел о своей находке, из-за которой оказался здесь. С другой же стороны, Владимир не переставал удивляться совершенно фантастическим технологиям, которыми владели обитателей Ро́сии Синории. Будучи убеждённым материалистом и воинствующим безбожником, он никак не мог понять, как религиозные и богобоязненные синоряне создали с пустого места такие вещи, до которых остальная наука Земли шла бы ещё сотни, если не тысячи лет. Однако всё здесь работало по законам логики, которую Владимир никак не мог понять, и это действовало на него угнетающе. Он видел то, что казалось «чудом», но не хотел в это верить из принципа, даже если ему приводилась куча доказательств, хотя бы потому, что это просто не укладывалось в его собственное мировоззрение. Из-за этого он иногда срывался на насмешки по поводу совместимости науки и религии, хотя делал это лишь в присутствии Егорова или остальных друзей, которые, как ему стало казаться, понемногу отдаляются от него.

Несколько раз Владимир обсуждал со Славой возможность побега или настойчивых требований к синорянам, чтобы их просто отпустили на все четыре стороны, но теперь уже и Егоров словно становился иным. Владимир заметил, что Слава начал внимательно слушать богослова, чьи лекции их обязали посещать.

− Неужели ты сдулся? А ведь ты всегда упрямо шёл только своим путём… − думал Владимир, глядя, как Егоров присматривается то к одному, то к другому зданию, расположенному вдали, и довольно улыбается.

− Кто бы мог подумать… − восхищённо произнёс Слава, глядя на далёкие шпили кидишевских храмов. – Глаза как у ребёнка стали. Будто первый день ими смотрю… Так хорошо видел без очков и линз, наверное, когда учился в первом классе школы.

Друзья шли по улице, мимо домов, окружённых палисадниками и раскидистыми деревьями.

− Как же им всё это удаётся, а? – сказал Слава. – Ну не может же такого быть, чтобы изолированное общество за несколько сотен лет породило всего лишь нескольких убийц-психопатов, которых можно буквально по пальцам руки перечесть, и такое количество «кулибиных», которые мало того, что открытия делали, так ещё и на костёр не отправлялись!

− Не может, − согласился Владимир. – Но оно есть… Ты знаешь, мне в последнее время кажется, будто я стал во всём не прав.

− Да, − кивнул Егоров. – У меня то же самое. Тут недавно отец Григорий говорил, что в Евангелии упоминаются неверующие, которые требовали знамения или чуда, чтобы поверить… Там говорилось, что они бы не поверили, даже если бы увидели чуда, поэтому им их не давалось. А я вот… Кажется начал верить в чудеса… Трудно не поверить, когда видишь столько чудесного. Поневоле приходит в голову мысль, что синоряне не зря в Бога верят. Раньше я считал верующих мракобесами, но ведь мракобесы не могут достичь такого! А тут больше половины учёных в церкви служит…

Владимир вздохнул.

− А ты что, уже тоже поверил в высшие силы?

− Не знаю… Чувствую, что близок к этому.

Владимир пожал плечами.

− Нет здесь ничего чудесного! При желании можно допустить, что у синорян всё просто удачно совпало, поэтому они такие развитые и умные!

Он хотел было плюнуть, но навстречу показался высокий синорянин в просторной салатовой рубахе-вышиванке и фиолетовых шароварах. За ним следовали трое детей. Лицо местного жителя выражало доброжелательность и умиротворённость. Владимиру очень захотелось сделать что-нибудь демонстративное, за что в студенческие годы приходилось убегать от полиции, но что-то подсознательно удерживало его. Он представил себе, что если вот так, напоказ, начнёт что-нибудь ломать и крушить посреди улицы, то синорянин в салатовой рубахе не станет ругаться, а лишь посмотрит на него с сочувствием, как на больного. И детям потом объяснит, что человек этот в смятении и нуждается в покое и помощи.

Владимир поглядел вслед синорянину с детьми и скрипнул зубами.

− Что ж вы все такие «кондовые» и «домотканые»? – проворчал он негромко. – Все такие добряки, блин! Ну так творили бы добро без меня! Я-то злой для вас!

− Брось ты, − сказал Слава. – Какой ты злой? В метро всем место уступаешь, старухам сумки донести бросаешься помочь. Готов любого пустить переночевать. А волонтёрит кто каждый год? Не ты ли? Ты – добряк среди добряков. Это вот я склочник и тайный злодей…

Владимир криво усмехнулся.

− Тоже мне злодей… Как надо кого выручить, так ты словно из-под земли выскакиваешь. А то, что ты острослов и не скупишься на едкие высказывания, так к этому все быстро привыкают.

Егоров вздохнул.

− Что-то неуютно как-то, − сказал Владимир. – Покурить бы надо…

Выбрав небольшую полянку между деревьями, друзья присели на траву и достали пачку сигарет. Им разрешали курить, хотя недвусмысленно дали понять, что с этой привычкой придётся покончить – в Синоре не было табака, а доставать для них сигареты никто не собирался. Чудом удалось убедить Иакинфа раздобыть одну пачку.

− Ты знаешь, я что-то не хочу, − извиняющимся тоном произнёс Слава, отказываясь от предложенной сигареты.

− Внезапно… Тебе там что, в глаза ещё и средство для борьбы с курением накапали?

− Не знаю…

− Что-то ты сильно изменился.

− Сам удивляюсь, − вздохнул Егоров. – Действительно сильно. Вот только до сих пор не особо понимаю необходимости крещения, Помню, был не в восторге, когда сына, Юрку, решили крестить. Пошёл навстречу родителям жены и согласился…

− Эх, надо обзавестись электронной что ли, − сказал Владимир глядя на оставшиеся четыре сигареты.

Они двинулись дальше.

− И откуда среди вас столько умников взялось? – подумал Владимир, проходя мимо людей в длиннополых одеждах, приветственно кланяющихся друг другу рядом с калиткой, ведущей на территорию местной Спасо-Преображенской церкви. – Мы десятки лет потратили, чтобы горстку людей на Марс и обратно свозить, а этим, видите ли, нет интереса летать далеко в космос, с их-то техникой…

Владимир на какое-то мгновение засмотрелся на архитектуру храма, которая несколько отличалась от той, к которой он привык, и остановился.

− Ты чего? – спросил Егоров, останавливаясь рядом с ним.

− Да так, засмотрелся…

Во многих синорских зданиях чувствовалось что-то более «византийское» или «домонгольское», как однажды выразился Габров, чем в российских каменных сооружениях, построенных после ХV века. Раньше Владимир отчего-то представлял себе подобные постройки, только бо́льших размеров и без религиозных атрибутов. Он часто рисовал их, пытаясь изобразить город будущего. В церкви скоро должна была начаться литургия. Местный настоятель поздоровался с несколькими прихожанами и начал подниматься по лестнице. У дверей он обернулся и его взгляд на мгновение пересёкся с взглядом Владимира.

Он отчего-то смутился и пошёл дальше, постепенно ускоряя шаг. Егоров поспешил за ним.

На ходу Владимир обернулся. Священник поприветствовал ещё каких-то людей, подходящих к калитке, помахал им рукой, приглашая войти, и скрылся за дверью. Над входом в храм был изображён Спаситель в белоснежных одеяниях, которые издалека казались светящимися.

Владимир никак не мог понять, отчего ему стало не по себе от случайного взгляда священника. Никто не гнал его от церкви, но по спине будто пробежал холод. Взгляд настоятеля был доброжелательным и приглашающим. Владимиру показалось, словно тот хотел сказать: «Здравствуй, дорогой соотечественник-иномирянин! Ты, верно, тоже хочешь принять участие в литургии? Если изволишь – заходи в дом Господа нашего, будет Он тебе рад».

Владимир помотал головой, будто отмахиваясь от насекомого.

Придя в «ведомственный» дом, где им предоставлялось временное жильё, друзья попросили у распорядителя свой паёк и отправились ужинать.

− Ты что-то сам не свой, − сказал Слава Владимиру, заканчивая ужинать.

− Так ведь послезавтра же давать ответ…

− Точно…

После ужина друзья разошлись по комнатам. Владимир поднялся на второй этаж, где располагалось его место обитания. Небо за окном из золотистого стало тёмно-оранжевым. Начали появляться бледные размытые точки звёзд.

Перелистав блокнот со своими конспектами, Владимир поглядел на календарь – обычный, григорианский, выпущенный в московской типографии. Послезавтра нужно было делать выбор: пойдёт ли он на службу, либо станет затворником в Синоре – признает неверными многие из своих взглядов, либо будет гордым, но не сломленным «арестантом». Возможность перемены решения обещалась только через несколько лет, да и то, если позволят местные бояре.

Владимир скверно выругался и пометил крестиком следующий день. Он задёрнул шторы и, прямо в одежде, упал на кровать лицом вниз.

Во сне он видел большой город. Это был не Кидишев, и не Москва, а что-то напоминавшее исторический центр его родного Екатеринбурга − столицы Лиги, с набережной реки Исети, водонапорной «Башней на плотинке» и домом Севастьянова. Машин на шоссе почти не было. Владимир шёл по тротуару. Светило солнце, но когда он посмотрел на него внимательнее, то оказалось, что это вовсе не солнце, а гигантский уличный фонарь, который возвышается над городом примерно на километровой высоте.

Перед Владимиром остановился трамвай. Он сел и поехал. В вагоне было пусто. Пейзаж за окном менялся. Небо стало белым, как в Синоре днём. Владимир увидел, что почти каждое встречное здание является церковью. Глаза святых, изображённых на стенах, внимательно смотрели на него.

На горизонте появились гигантские фантастические башни, казавшиеся обелисками из бетона, увешанные антеннами и замысловатыми футуристическими устройствами. Вокруг их шпилей парили дирижабли. Владимиру захотелось постоять у подножия этих исполинских сооружений, и он обнаружил, что уже не едет в трамвае, а идёт по мокрому, словно после дождя, асфальту.

До башен оказалось неимоверно далеко, а перед Владимиром раскинулась стена из разноцветных двухэтажных зданий ХІХ века. Он решил, что ему нужно идти через внутренние помещения этих строений. Над единственной открытой дверью он увидел икону – Спас в силах. Владимиру не хотелось входить туда, но он желал поскорее очутиться возле башен, которые отчего-то грезились ему сосредоточением технологий будущего. Он вошёл в дом и зашагал по бесконечным коридорам.

Сначала здание показалось ему музеем. На стенах висели портреты Достоевского, Пушкина и Гоголя. Потом он вспомнил об иконе над входом, и в помещениях появились лампады, а портреты писателей сменились ликами святых, имён которых Владимир не знал и никогда знать не хотел. Один коридор сменялся другим. Казалось, что они протянулись на километр или больше. Владимир уже чувствовал, что поход будет бесконечным. За окнами виднелись одинаковые каменные постройки, жавшиеся друг к другу столь близко, что, если даже выскочить через форточку, между ними не удалось бы отыскать лазейки для выхода.

Над каждой новой дверью Владимир видел лик Спасителя. Он ускорял шаги и уже почти бежал. На него напала тоска из-за ощущения, что он никогда не выберется из этого дома.

− Да что же это такое? – шептал он. – Господи, да где же тут выход?!

Внезапно за очередной дверью оказался маленький внутренний двор, опоясавший асфальтовую площадку бледно-розовой стеной.

Владимир остановился как вкопанный, увидев, что вход в следующую секцию здания увенчан иконой «Спас в силах», как и в начале его пути.

− Да что такое?! – в сердцах воскликнул он, и развернулся было, чтобы пойти назад, но позади уже не было никаких коридоров, а только один большой мрачный пустырь, усеянный тлеющими кучами пепла и мусором.

− Что ты гонишь Меня? – раздался голос в голове Владимира.

− Кто? Я?! – воскликнул он и проснулся.

Оглядевшись в полумраке, он решил, что скоро утро – столь долгим показался сон, но часы на левом запястье показывали, что Владимир спал едва лишь сорок минут. Он провёл ладонью по лицу и почувствовал, что она стала мокрая. Отчего-то он сразу догадался, что это не пот. Слёзы текли по щекам, а Владимир не мог понять, отчего это происходит.

Он подошёл к окну. Слева от подоконника находилась маленькая полочка, на которой стояло несколько книг, среди которых был Новый Завет.

Книги подбирали те, кто поселил его здесь. Он уселся на подоконник и уставился на полку. Все мысли куда-то улетучились. Он не заметил, как снова уснул.

Утром во дворе Владимир встретил Егорова.

− Ты что такой задумчивый? – спросил он Славу.

− Уф, брат, даже и не знаю, как сказать, − начал Егоров. – Может ты сочтёшь меня отступником, но… Завтра надо дать ответ, и я, кажется, решился.

− Поступаешь?

− Да.

− Значит, и креститься будешь?

− Да.

Слава, вчерашний безбожник, сквернослов и любитель выпить, словно извиняясь, глядел на Владимира.

− Да, буду креститься, − сказал Егоров. – Я раньше не мог представить себе такого, а теперь… Я столько всего здесь увидел. Уф… Не знаю. Что-то вот такое во мне…

Он запнулся, глядя в небо, но через мгновение продолжил.

− Недавно прочёл одну вещь. Называется «Деяния святых апостолов».

Слава решил вкратце поведал другу о прочитанном. Он дошёл до момента, где Павел повествовал о своём переходе из стана гонителей христиан в число последователей Христа.

− …он услышал голос… − произнёс Егоров.

− Что ты гонишь Меня? – оборвал его Владимир. – Он сказал: «Савл! Савл! Что ты гонишь Меня?»

– Да… А ты тоже читал?

− Мы ведь ходим на одни и те же лекции.

− Но этого там не было!

Владимир ничего не ответил. Он посмотрел вдаль, где над крышами невысоких жилых домов отчётливо возвышался шпиль кидишевской Спасо-Преображенской церкви.

− И я тоже решил поступать…

− Надо нам подумать, брат, − сказал Егоров, − где бы нам с тобой крёстных отцов найти, или как там правильно надо…