Читать книгу Женщина на фоне… - Виталий Федорович Познин - Страница 21

По мере продвижения от XVI к XVIII веку постепенно начинает повышаться средний возраст вступления в брак. Это объясняется как появлением новых социальных условий, так и изменением отношения к сексуальной жизни. Статистики, изучавшие книги с записью гражданского состояния, пришли к выводу, что если в XVI веке средний возраст девушек, вступавших первый раз в брак, был 20 лет, то в XVIII веке он достигает уже 25 лет. Если учесть, что при этом от них требовали сохранения девственности, то можно сказать, что естественные желания женщин в этот исторический период были в немалой степени подавлены.

Значительное влияние на изменение отношений мужчин и женщин в Европе оказал так называемый век Людовика XIV, или, как его любовно называли во Франции, короля-солнца. Это был, можно сказать, период борения высокого и низкого. А нередко – слияния того и другого. Мы, привыкшие к элементарным бытовым удобствам и имеющие представление о том времени лишь по наполненным изящными сценами псевдоисторическим фильмам, с трудом можем представить себе, что за изысканными манерами и блестящими нарядами крылись довольно диковатые на наш взгляд нравы и привычки.

Мылись эти галантные дамы и кавалеры далеко не столь часто и не столь тщательно, как того требуют элементарные правила гигиены. А чтобы забить исходивший от них не очень приятный запах, они обильно, до тошноты пользовались духами и помадами. Под их пышными париками могла кишеть куча вшей, что, впрочем, не очень их и шокировало. Шутки их были просты и непосредственны, как у детдомовских детей. Скажем, если кто-то зевал, не прикрывая лицо рукой, то мог получить плевок в открытый рот, что страшно веселило всю компанию. В порядке заигрывания во время званого обеда не возбранялось перекидываться с дамами хлебными шариками. А за неимением оных – даже яблоком или апельсином. А то и салатом. А может быть, даже тортом. Такие вот милые шутки. В общем, простой был народ. Хоть и аристократы по происхождению.

Но в это же время происходит расцвет наук и искусств. Развивается театр, строятся прекрасные архитектурные ансамбли, утончаются вкусы и восприятие прекрасного.

Что же касается женщин того времени, они как пол более консервативный, но, тем не менее, весьма восприимчивый к изменению моды, в основном перенимают внешние формы поведения. По сути, – если, конечно, верить описаниям их современников-мужчин, – женщины галантного века остались такими же, как были век назад, – пустыми и тщеславными, наивно-хитрыми и мелочными. Понятие равенства и свободы они восприняли лишь в одном смысле – обретение одинаковых с мужчиной возможностей менять партнеров. При первом же удобном случае они изменяли и мужу, и любовнику и тешили свое тщеславие, требуя от влюбленных в них мужчин выполнения любых своих прихотей и сумасбродств. Именно тогда во Франции родилось знаменитое изречение “Что хочет женщина, того хочет Бог”. Скорее всего, эту фразу произнесла какая-нибудь капризная фаворитка короля или метресса какого-нибудь графа. А может быть, и сам король, желая польстить очередной любовнице. Именно в это время любовь становится своего рода искусством. И, как всякое искусство, порождает самые различные, порой довольно изысканные формы ухаживания, общения и духовного влечения. Не говоря уже о способах телесного наслаждения.

Борение высокого и низкого, происходящее в этот период в Европе, прежде всего проявилось в отношениях между мужчиной и женщиной. С одной стороны, как мы уже сказали, адюльтер становится чуть ли не нормой жизни. С другой – условности морали и придворного этикета часто заставляют женщин скрывать и подавлять свои искренние чувства.

В «Принцессе Клевской» (1678 г.), которую Анатоль Франс назвал «первым французским романом, основанным на правде страстей», рассказывается о судьбе знатной дамы, самой красивой женщины при королевском дворе, притягивавшей восторженные мужские взоры. Особо пылкой любовью к ней проникся некий герцог Немурский, считавшийся самым безупречным кавалером королевства. То есть покорителем женских сердец и великолепным любовником. Полюбив, наконец, по-настоящему, он превращается в робкого воздыхателя. Но принцесса Клевская, как все женщины, быстро понимает, что тот страстно в нее влюблен. Мало того, она проникается к нему встречным пылким чувством. Но далее происходит нечто странное. Дабы найти в себе силы противостоять нахлынувшему на нее чувству, эта дама не придумывает ничего лучшего, как поделиться своими страхами с мужем. Она признается ему, что очень боится герцога и самое себя и просит поддержать ее в этой борьбе с искушением. Муж успокаивает и утешает ее как может. На этом первая часть драмы заканчивается. А дальше происходит то, что и должно было произойти. Герцог Немурский, одолеваемый неутоленной страсть, продолжает все более настойчиво оказывать знаки внимания объекту своей любви, а муж, после исповеди супруги уже настроенный определенным образом, начинает ее безумно ревновать и видеть в этих знаках приметы состоявшейся измены. Поскольку он очень любит свою жену, то, не выдержав, видно, подобной нервотрепки, вскорости умирает. Третья часть этой драматической истории напоминает финал «Евгения Онегина», но в еще более форсированном варианте. Вдова остается верной даже мертвому супругу, которого она к тому же никогда не любила. То есть оплатой добродетели нашей героини стали смерть ее мужа и отчаяние ее несостоявшегося любовника. Да и ее личное счастье тоже было принесено на алтарь все той же абстрактной добродетели, а, скорее, гордыни этой дамы. История принцессы Клевской лишний раз свидетельствует о том, что многим женщинам высшего света в ту пору свойственно преклонение перед внешними приличиями и что торжество условностей и этикета тогда доводилось порой, как в данной истории, до героизма самопожертвования.

Эта же мода на внешние приличия и морализаторство приводит в XVIII в. к десексуализации всех сфер жизни и культуры. В литературе доминирует направление, получившее название сентиментализм. Писатели в это время акцентируют внимание на любых чувствах, ощущениях, впечатлениях. Кроме откровенно эротических. Художники той поры рисуют галантные сцены, в которых все изящно, прикрыто, а отношения между мужчиной и женщиной показываются косвенно, обозначаясь лишь легким намеком. Подхвативший эти настроения романтизм, которым пронизано искусство начала XIX века, начинает трактовать любовь и вообще отношения полов как нечто возвышенно-мистическое. Поэты-романтики стремятся соединить духовное и чувственное. Любовь земная, плотская соединяется с обожанием женщины, которую хочется боготворить. Однако поэтическая экзальтированность при этом все же явно доминирует. Вплоть до конца XIX века цензура продолжает бдительно следить за тем, чтобы никакие “вольности”, связанные с чувственной стороной любви, не проникали на страницы художественной литературы. Ставшая классикой литературы “Манон Леско”, написанная аббатом Прево, неоднократно запрещалась к публикации. Немало неприятностей с цензурой пережили Вольтер, Руссо и Беранже. А по поводу своей знаменитой “Мадам Бовари” Флобер должен был оправдываться на суде, доказывая, что книга его вовсе не оскорбляет целомудрие и нравственность читателя.