Читать книгу Скрижаль Тота. Хорт – сын викинга (сборник) - Виталий Гладкий - Страница 8

Ночь упала на землю внезапно, и Хаго едва успел найти удобное место, где можно было остановиться на привал. С лесного пригорка хорошо просматривался замок барона Ландварта – даже в темноте, так как на его стенах горели факелы ночной стражи. Привязав лошадку к дереву длинной веревкой, чтобы она свободно паслась и не смогла убежать, мальчик нашел ложбинку и развел в ней небольшой костерок. Он был осторожен – при всем желании заметить костер издалека было невозможно.

Хаго намеревался приготовить себе ужин, жаркое из зайца, которого подстрелил по пути. Он был очень голоден и с трудом дождался, пока заячья тушка покроется аппетитной хрустящей корочкой.

Юный воришка следовал за рыцарями как приклеенный. Риск, которому он при этом себя подвергал, превышал все разумные пределы. Своих подопечных он не опасался; благородные господа не обращали на него никакого внимания. Обладая острым зрением, мальчик в основном следил за ними издалека, а когда они выехали на большой шлях, то он затерялся среди путешествующих паломников, крестьян, купцов и сеньоров.

Самый опасный отрезок пути шел по лесам. Если рыцарям было нечего особо бояться – разбойники редко нападали на закованных в броню господ, то Хаго был легкой добычей. Но мальчик был осторожен, как хорек в курятнике. В лесу он держал ушки на макушке.

Когда ему встречались люди, он быстро съезжал с лесной дороги и прятался в чаще, пока они не проходили мимо, обгонял обозы по тропам, пробитым зверьем, а на ночь старался остановиться в какой-нибудь деревеньке, даже если рыцари проезжали мимо, подальше от дурных запахов и убогих жилищ.

Такие моменты Хаго не пугали; он знал, что всегда догонит рыцарей, которые берегли коней и редко переходили на рысь. А постой в деревне, пусть и в грязном, но сухом сарае, все же был гораздо предпочтительней ночевки в мрачном сыром лесу, где полно зверья – как четвероногого, так и двуногого.

По ходу срезав несколько кошельков у путешествующих ротозеев, когда за рыцарями выехал на большую римскую дорогу, Хаго быстро почувствовал себя в своей тарелке. Теперь ему не нужно было экономить средства, выделенные на поездку херром Альдульфом. Поэтому на постоялых дворах он требовал себе самую лучшую комнату, притом без соседей, заказывал дорогие яства и вино, и вообще вел себя, как дворянский отпрыск.

То, что он был юн, мало кого волновало. (Впрочем, Хаго был рослым пареньком для своего возраста; правда, чересчур худощавым.) Его раскованное поведение и приличная одежда говорили сами за себя. Кто из хозяев постоялых дворов рискнет задать неудобный вопрос представителю знати? Никто и ни в коем случае. Клиент при деньгах, он платит щедро, не скупясь, – что еще нужно? А сколько ему лет и почему он путешествует в одиночестве, не суть важно.

За то время, что он провел в пути, Хаго мысленно много раз поблагодарил скупщика краденого, который практически стал ему приемным отцом. Он научил мальчика читать и писать, долго вдалбливал в его бесшабашную голову, каким образом вести себя в приличном обществе, обучал аристократическим манерам, которые при его профессии нужны как корове седло (так тогда думал юный воришка).

Но теперь он преисполнился благодарности к херру Альдульфу, хотя следы от розог на спине до сих пор проглядывали темными полосами; «папаша»-самозванец руку особо не придерживал, уча сироту уму-разуму. У смышленого мальчика поведение в обществе было безупречным.

Однако теперь ему было не до хороших манер. Ночевка в лесу всегда таит много опасностей. В округе полно хищников – Хаго встречались волки, медведи, рыси. А еще бездомные псы. Вот они считались наиболее опасными. Сбитые в стаи, бездомные псы нападали не только на животных, но и на людей, которых, в отличие от диких зверей, они не боялись.

А еще в лесу шастали шайки разбойников и прокаженных, которых люди боялись больше, нежели кровожадных грабителей. Зараза, которую они носили в себе, вызывала ужас и отвращение. При появлении прокаженных люди стремились уйти от них подальше, а уж прикоснуться к больному проказой и вовсе было хуже смерти.

Первые приюты для больных проказой появились три века назад. Но на всех подобных заведений не хватало. Поэтому группки прокаженных в глухих балахонах с прорезями для глаз, предупреждавшие о своем появлении звоном колокольчиков или трещотками, были привычной частью дорожных пейзажей.

Больные проказой жили подаянием, потому что каждый из них лишался всего – имущества, семьи и места в обществе. Им было запрещено появляться в церквях, булочных, поварнях, у колодцев и источников.

Проказа считалась не столько медицинским случаем, сколько божьей карой за особо тяжкие грехи, которые при желании можно было найти у любого заболевшего. Этот факт, вкупе с отвратительными симптомами и увечьями, делал зараженных проказой изгоями. Случалось, что их обвиняли в отравлении колодцев, похищении младенцев и других преступлениях и уничтожали приюты вместе с обитателями.

Чтобы чувствовать себя в безопасности, Хаго забрался на высокое толстое дерево, нашел там удобную развилку, образованную тремя отростками, надежно привязался к древесному стволу и принялся доедать свой ужин, запивая его неплохим вином, которое булькало в дорожной фляге.

Он хотел оставить часть зайчатины на утро, чтобы плотно позавтракать, но юный организм требовал существенного подкрепления, и Хаго сдался. Бог даст день, Бог даст пищу. Этой древней мудростью он и успокоил свою обычную рассудительность.

Хотя юный воришка устроился вполне удобно – как в кресле, уснуть он никак не мог. Возможно, потому, что большей частью Хаго «работал» по ночам. Лошадка потихоньку пофыркивала внизу, под деревом, где была высокая сочная трава, и он не засыпал еще оттого, что тревожился за ее сохранность. Хотя его любимый арбалет был готов к стрельбе, Хаго знал, что вряд ли сможет помочь бедной животине, ежели на нее нападут волки или псы. Стая нападала молниеносно, он не успеет даже спуститься вниз, чтобы умчаться подальше от хищников, и за короткое время от лошадки останутся лишь кости, шкура, грива и хвост.

Только ближе к утру его начали одолевать сновидения. Это не был сон в полном его проявлении; Хаго погрузился в тревожную полудрему, которая смешала явь и кошмарные фантомы. Ему снилось, что дерево окружают страшные существа, похожие на волков-оборотней.

О вервольфах Хаго был наслышан немало. Ни одни посиделки в таверне не обходились без какой-нибудь истории про оборотня. Мальчик не был чересчур суеверным из-за своей профессии, которая предполагала дерзость и храбрость. Но из рассказов болтливых завсегдатаев злачных заведений он знал, что человек обычно превращается в кровожадное страшилище при полной луне.

А она как раз и светила, взобралась на самый верх звездного купола, да так ярко, что было видно на тысячу клафтеров[39] вокруг – почти как днем.

В какой-то момент кошмарные существа приблизились к дереву настолько, что мальчику стали слышны их речи. Несмотря на волчье обличье, они переговаривались как люди! Хаго неимоверным усилием вырвал себя из сонной одури и широко открыл глаза.

Лес полнился людьми, одетыми большей частью в звериные шкуры. В этом не было ничего необычного – охотники и лесники предпочитали камзолы из волчьих, лисьих и барсучьих шкур. Такая одежда грела в холодные ночи и ненастные дни, в ней не страшна была сырость, и кроме того, плохо вычиненные звериные шкуры отбивали человеческий дух, который лесные обитатели чуяли на большом расстоянии. Поэтому и охота ладилась.

Однако люди в звериных шкурах, расположившиеся на соседней поляне (со своего высокого насеста юный воришка прекрасно видел их и слышал), не были ни охотниками, ни лесной стражей. Похоже, соседями Хаго стали разбойники. И что удивительно – ими заправлял настоящий рыцарь! Все были пешими, только он и его оруженосец в полном боевом облачении сидели на конях.

Мальчик с ужасом подумал, что сейчас его лошадка может привлечь внимание разбойников ржаньем, почуяв жеребцов. Тогда ему точно придет конец. Но сытая берберийка проигнорировала мощных рыцарских коней, которые были другой породы. Видимо, ей очень не понравилось неожиданное многолюдье в лесу, мешавшее отдыху. Лошадка фыркнула, и, повинуясь тихому свисту Хаго, легла, да так, что ее почти полностью скрыла высокая трава.

Этот трюк мальчику показал торговец, который продал ему берберийскую лошадку. Она была уже не молода (хотя по-прежнему резва), и, видимо, прежний ее хозяин, о судьбе которого можно было только гадать, обучил ее разным трюкам, необходимым во время военных действий. Ведь армии нужны были не только рыцари на своих специально обученных, а потому очень дорогих и капризных дестриэ – крупных и рослых жеребцах.

С рыцарем в седле дестриэ уверенно справлялся с пехотой и легкой кавалерией. Всадник на такой лошади мог опрокинуть десяток пеших воинов, стоящих друг за другом. Но большой вес закованного в броню всадника затруднял прыжки, а рогатки, болота и широкие канавы для дестриэ были вообще труднопреодолимы.

Все это приводило к быстрой утомляемости мощных жеребцов, поэтому на полях сражений нужны были и лошади поплоше, меньшего веса и размеров, особенно когда дело касалось доставки донесений или разведки. Похоже, берберийская лошадка как раз и служила военному лазутчику, потому как в мирной жизни ее качества были лишними.

– …Какого дьявола мы должны ждать?! – вопрошал кто-то недовольным скрипучим голосом. – Уже перевалило за полночь, в замке все давно спят, мы возьмем барона голыми руками. Штурмовых лестниц и арканов с крюками у нас вполне достаточно, брать замки приступом людишки обучены, не впервой, поэтому на рассвете мы уже будем наслаждаться добрым вином из винных погребов барона и тискать его женщин. Мессир, командуйте! Мои парни измаялись в ожидании настоящей работы.

– Заткнись, Эбергунд! – рявкнул рыцарь. – Спешка нужна только при ловле блох. И то не всегда. Блохи, как объясняют святые отцы, божьи создания, которых запрещается трогать. Только в крайнем случае, когда вообще невмоготу. При этом их нельзя давить, а нужно ловить и выпускать на волю. Так вот, наш крайний случай наступит ближе к утру, когда сон особенно крепок. Вот тогда и начнем.

Разбойники хотят захватить замок! От речей рыцаря, который, как оказалось, был предводителем разбойников, Хаго совсем проснулся. В голове, как большие навозные мухи, зароились нехорошие мысли. Если разбойники возьмут замок приступом (а это вполне может случиться), тогда рыцарям, за которыми он обязан следить, грозит большая опасность. И тогда херру Альдульфу не видать «Изумрудной скрижали» как своих ушей.

Впрочем, насчет этого ценнейшего артефакта у Хуго начали появляться несколько иные соображения. Но он пока не давал им возможности вырваться наружу, и они варились в его черепной коробке, словно каша в котелке.

Чем отличается солдат от простого обывателя? Тем, что при малейшей возможности погружается в сон. Тому способствовало слишком большое нервное напряжение, которое снималось только во время сна. А разбойники были почти солдатами, с такими же обязанностями, с постоянными мыслями о неминуемой гибели. Даже дисциплину среди этого буйного племени убийц и грабителей вожаки шаек держали на высоте – как в армии. Неуправляемые и чересчур буйные разбойники плохо кончали. Собственно говоря, как и в воровской гильдии Аахена. Атаман воров расправлялся со строптивцами нещадно.

Поэтому, едва разбойникам объявили, что приступ замка намечен на раннее утро, они тут же попадали на землю и практически мгновенно уснули. Бодрствовали только рыцарь с оруженосцем (заметно было, что он сильно волновался) и атаман разбойников Эбергунд, кряжистый лохматый тип с кривыми ногами. Он был недоволен решением рыцаря и ходил по дальнему краю поляны, что-то мрачно бубня себе под нос.

Убедившись, что разбойники крепко спят, – их храп распугал все лесное зверье на много клафтеров вокруг – храбрый мальчик тихо слез с дерева, забрался в седло (из предосторожности он оставил лошадку нерасседланной) и поторопился убраться подальше от опасного соседства. Оказавшись в глубокой ложбине, которая вела по направлению к замку, Хаго некоторое время размышлял, а затем решительно тронул поводья, и берберийская лошадка перешла на рысь.

Юному воришке нужно было спешить…

– Господин, господин, откройте ворота! – умолял Хаго, оказавшись у стен замка. – Умоляю, впустите меня в замок!

– Вали отсюда, пока я тебя не пристрелил! – рычал ночной страж.

Им оказался Бадо. Утренняя смена всегда была несладкой, а тут еще вчера кнехт забежал на часок к своей пассии, которая сначала устроила ему скандал уж непонятно, по какой причине, а затем едва не замучила в постели. Бадо поспал всего ничего, и сержант едва поднял его, чтобы кнехт сменил одного из стражей в надвратной башне.

Не выспавшийся и злой, как три тысячи чертей, Бадо сначала сорвал злость на своем молодом напарнике, а затем ему на зубок попался одинокий всадник, который рвался проникнуть за стены замка.

При свете утренней зари (да и луна еще не ушла на покой) кнехт разобрался, что перед ним не рыцарь, а какой-то мещанин, и это обстоятельство еще больше разозлило Бадо.

– Шляются по ночам разные… – Кнехт выругался. – Жди до рассвета! И то если мессир позволит.

Пустить стрелу в мальчика он все же не решился. Хотя и намеревался поначалу. Уж больно жалко тот выглядел. Будут потом в казарме над ним насмехаться, какую «знатную» птичку он подстрелил. Сраму не оберешься.

– Господин, у меня важные сведения! – не умолкал Хаго, с тревогой оглядываясь через плечо.

Он боялся, что скоро появятся разбойники, и тогда ему придет конец.

– Что тут за шум? – неожиданно послышался хрипловатый спросонку голос, и рядом с Бадо выросла внушительная фигура сержанта. – Солдат, кто это?

– А бес его знает! Рвется о чем-то доложить мессиру. Говорит, на замок надвигается опасность. Врет, поди. Намеревается переночевать за стенами. Ночью ведь боязно одному. Но нам-то какое до этого дело? Ворота открывать запрещено.

– Это правда? – обратился Мадельрат к мальчику.

– Клянусь Девой Марией и всеми святыми! – горячо ответил Хаго. – В лесу полно разбойников! И они хотят взять замок приступом! Я много чего расскажу господину барону! Только впустите!

– О как! – Сержант ненадолго задумался. – Что ж, если это правда… Ладно, лошадь оставь возле старой конюшни… вон там, слева. А сам пройдешь в калитку. Ворота и впрямь можно открывать только по распоряжению мессира.

Хаго не стал спорить, хотя лошадки ему было жалко. Если под стенами замка появятся разбойники, они могут забрать ее. И что тогда? Как следовать за рыцарями?

Звякнул массивный засов, и Хаго шустро нырнул в небольшой черный проем. Во дворе замка его встретил сержант с мечом наизготовку и один из кнехтов, который целился в мальчика из лука.

– Теперь у нас появилась другая проблема… – Мадельрат озадаченно поскреб пятерней в затылке. – Как разбудить мессира. Но если ты соврал!.. – В голосе сержанта появились угрожающие нотки.

– Да чтоб мне провалиться на этом месте! – ответил Хаго.

Пир затянулся допоздна. Путешественники, прибывшие из столицы Священной Римской империи, всегда были событием для провинциалов, падких на разные городские и придворные сплетни. А если учесть, что Геррик с его хорошо подвешенным языком болтал почти без умолку, стараясь произвести впечатление на дам, то интерес пирующих к двум рыцарям не иссякал.

По окончании застолья Себальда и Геррика определили в огромную спальню для гостей с шикарным просторным ложем, застеленным звериными шкурами. Остальным пришлось довольствоваться комнатами поменьше и поплоше. Но никто не жаловался. Все понимали – хозяин замка встретился со своим боевым товарищем. А это и впрямь большая радость для барона Ландварта, который просто обязан был встретить его по высшему разряду.

Вообще-то залы и покои замка были обставлены крайне скудно. На то были свои причины. Обширные владения барона требовали постоянного наблюдения, которое включало в себя не только управление делами, но подчас и военные действия. Поэтому Ландварт, его близкие и челядь привыкли к путешествиям.

Нехитрый скарб семьи барона состоял из мебели, драпировок, посуды, провизии и прочих необходимых вещей, часто перевозимых с места на место. По прибытии в замок все это размещалось сообразно потребности.

Стены помещений замка были украшены не только примитивными росписями, изображавшими какие-то батальные сцены и геральдические знаки, но и недавно вошедшими в моду шпалерами в арочных проемах. Они служили для утепления и украшения помещений. Стены были побелены и сплошь увешаны охотничьими трофеями барона, а также доспехами, оружием, боевыми знаменами и геральдическими щитами, призванными демонстрировать воинскую доблесть хозяина замка. Другой домашний скарб хранился в сундуках, удобных для перевозки.

Рыцари уснули сразу же. Сказалась сильная усталость, и не только от дороги. Сытная еда и обильные возлияния могли свалить с ног кого угодно.

Но поспать до рассвета им не пришлось. Их разбудил слуга.

– Простите, мессиры, но господин барон просит вас срочно прибыть на совет, – сказал он учтиво.

– Какой совет?! Еще утро не наступило! – с трудом подняв тяжелую голову, возмутился Геррик, глянув на окно; там только-только начал пробиваться рассвет.

– Что случилось? – встревоженно спросил Себальд.

Ему как раз приснился кошмарный сон, поэтому он поднялся мигом.

– Точно не знаю, но в казармах объявили подъем, – ответил слуга.

Рыцари больше не стали ничего расспрашивать и оделись с присущей военным людям быстротой и сноровкой. Но прежде вылили на головы по кувшину холодной воды, чтобы хоть что-то соображать.

Пиршественная зала напоминала военный лагерь. Гости мужского пола были в защитном снаряжении и при оружии. Они сгрудились возле прилично одетого мальчика, который что-то рассказывал. Барон был мрачен, но полон решительности.

– Простите, друзья мои, за то, что я побеспокоил ваш сон, – сказал Ландварт. – Худые вести. На замок должна напасть шайка разбойников. По идее, это немыслимо, и верится в эту новость с трудом – что такое какие-то отщепенцы супротив моих солдат? Но здесь есть одно «но» – разбойников возглавляет рыцарь. А это уже опасно, если, конечно, мальчик, который предупредил нас о нападении, не врет. Но чего ради? Я склонен ему верить.

Раубриттер![40] Рыцарь-разбойник! Это стало новым явлением в пределах Священной Римской империи. Себальду были известны единичные случаи, когда рыцари, лишенные по какой-либо причине наследства, занимались грабежами на большой дороге. Но чтобы напасть на хорошо защищенный замок…

Для этого требовалась очень веская причина. Похоже, это личный враг Ландварта. Тогда все становится на свои места. Своих сил у раубриттера не хватает, вот он и привлек шайку разбойников, посулив им хороший куш, если они захватят замок.

– Кто этот рыцарь, мой друг? – спросил Себальд. – По-моему, это твой… скажем так – недоброжелатель.

– Есть у меня подозрения… однако обвинять кого-либо я не могу, – ответил барон. – Но ежели это так, то сеча намечается знатная. Рыцарь этот человек бывалый, немало повоевавший, и знает толк в осаде замков. Поэтому я прошу тебя, Себальд, и твоего друга помочь мне отразить нападение шайки разбойников. Конечно, это опасно, и все же я тешу себя надеждой, что два таких превосходных рыцаря, как вы, мои благородные друзья, не оставите меня и мою семью в беде.

– О чем речь?! – горячо воскликнул Геррик. – Мой меч к вашим услугам, мессир!

– Ну а меня ты мог бы и не спрашивать, – с легкой обидой молвил Себальд.

– Прости, мой друг, я обязан был это сделать, – сказал Ландварт. – Вы будете рисковать жизнью за меня. А вас, насколько я понимаю, в Кремоне ждут важные дела…

– Ни одно дело, даже самое важное, не может быть помехой, если речь идет о рыцарской чести, – возразил ему Себальд. – А тем более о помощи другу!

Ландварт и Себальд какое-то время смотрели друг другу прямо в глаза, а затем в сердечном порыве крепко обнялись…

Ночь все еще таилась в дальних лесах, но рассвет наступал неумолимо. Предутренний туман скрывал заросли на подступах к замку, в которых, если хорошо приглядеться, происходило какое-то шевеление. Замок, казалось, не просто спал, а вымер. На стенах и в сторожевой башне уже погасли факелы, а стражники, скорее всего, дремали, потому как их нигде не было видно.

Конечно, раубриттер и шайка возглавляемых им разбойников не могли заглянуть за стены замка. А там, в полной боевой готовности, выстроились кнехты – наемные солдаты барона – и шесть рыцарей с оруженосцами во главе с бароном. Кнехтов было немного, но каждый рыцарь представлял собой грозную силу и стоил минимум десятка негодяев, таившихся в рощице.

Кроме того, были подготовлены все необходимые приспособления и материалы для отражения штурма: несколько метательных машин, длинные шесты с развилками на конце, чтобы отталкивать лестницы, камни для пращ, запас стрел и дротиков, гашеная известь, которая выедала глаза, наконец, деревянные бадейки, чтобы лить из них на головы осаждавших горячее масло и кипяток.

Масло и воду уже налили в котлы, под которыми лежали сухие дрова, но костры пока не зажигали – дабы не выдать раньше времени, что обитателям замка известны намерения разбойников. Женщин и детей убрали в донжон[41] – господскую башню. Она была еще не достроена, но все же в какой-то мере могла защитить семью барона и жен гостей.

– У разбойников есть метательные машины? – спросил барон у Хаго, который тоже приготовился к отражению штурма разбойников, хотя его и пытались запереть в донжоне: какой с мальчишки толк?

Но Хаго был себе на уме. Знал бы Ландварт, что хлипкий с виду юнец опасней змеи. Хаго был мудр не по годам и с ходу сочинял такие коварные планы, что и взрослым не под силу. Мало того, он все хорошо обдумывал, не полагаясь на случай.

Вот и сейчас юный воришка благодарил Святую Варвару, свою покровительницу, которая не раз спасала его от верной гибели. Хаго был совершенно уверен, что это именно с ее подачи он оказался в замке, а не в руках кровожадных разбойников, и теперь находится совсем близко, рядом с теми, за которыми обязался перед херром Альдульфом следить.

И в голове хитроумного мальчика уже сложился план, как распорядиться этим неожиданным подарком судьбы с наибольшей для себя пользой.

– Не знаю, мессир, – ответил Хаго. – Может, и есть что-то, но я не видел.

– Ладно, вскоре все станет ясно…

Разбойники пошли на штурм, не дожидаясь рассвета. Похоже, раубриттер выдрессировал их как комнатных собачек. Несколько отрядов ударили с разных концов замка, чтобы таким образом распылить силы его защитников. При этом разбойники бежали к стенам замка совершенно безмолвно – дабы их присутствие было замечено как можно позже.

Оказавшись возле рва, разбойники сноровисто спустили на воду небольшие плотики и вмиг достигли подножья замковой стены. Но установить штурмовые лестницы они не успели. На их головы обрушился град дротиков и камней. А во дворе замка ярко запылали костры, готовя горячее «угощение».

Но шайка и впрямь была хорошо обучена. Тем более что, как отметил Себальд, среди лесного сброда там и сям мелькали облаченные в защитное снаряжение кнехты. Опытные воины, явно наемники раубриттера, командовали отрядами разбойников и, когда требовалось, показывали им, что и как делать.

Это было опасно. Себальд объяснил ситуацию барону, и тот мгновенно принял самое верное в такой ситуации решение. Он приказал своим стрелкам:

– Цельтесь в кнехтов! За каждую голову плачу золотой безант!

Лучшего стимула нельзя было придумать. Поразить кнехта в броне очень трудно, тем более со стен замка, но лучшие стрелки барона устроили соревнование, и пока до кнехтов дошло, что от стрел все-таки нужно прятаться за щитами, даже в горячке боя, добрый десяток железных пехотинцев (которые тоже, кстати, были неплохо вооружены и защищены), командовавших группами лесных бродяг, были убиты, а еще столько же получили легкие ранения.

В осаде замка сказывалось руководство раубриттера. Видимо, это был не первый его разбойничий налет на замок, потому что разбойники действовали быстро, умело и явно по заранее разработанному плану. Они больше напоминали имперских наемников, прошедших воинскую муштру, нежели слабо организованную банду лесных бродяг. К тому же отряды разбойников атаковали наименее защищенные участки стен, что могло означать только одно – им хорошо известен план замка, и не исключено, что сам раубриттер его и составил. Значит, он когда-то числился в приятелях барона.

Эта мысль не покидала и самого Ландварта. Он пристально вглядывался в лесную опушку, где на громадном андалусском дестриэ вороной масти высилась внушительная фигура закованного в латы рыцаря. Его лицо скрывала шлем-маска, щит был без герба, поэтому узнать раубриттера для барона не представлялось возможным. Рядом с рыцарем находился оруженосец на лошади поплоше, но и тот прятал свою физиономию под забралом.

Обычно в поход и в бой рыцарь отправлялся не один. Раубриттер не был исключением. Кроме оруженосца рядом с ним находились два лучника, мощный с виду копейщик в кольчужной рубахе и слуги – один пеший (совсем еще юнец; возможно, паж), а другой конный. Такое боевое подразделение называлось «копьем». От двадцати пяти до пятидесяти «копий» составляли «знамя».

Любимым построением рыцарей перед боем был клин. Именно клином и атаковали разбойники замок барона. Только клин в основании неожиданно расползся и начал крыльями охватывать замок со всех сторон.

Якобы основной удар в направлении подъемного моста (разбойники даже таран притащили, чтобы разбить ворота) был всего лишь хитрой уловкой. Раубриттер нацелил главные силы на восточную – недостроенную – башню. Там и стена была пониже, старой кладки, и ров поуже, и лес подходил почти вплотную к стене замка, а в нем прятались стрелки разбойников, которые не давали высунуть головы защитников замка из-за зубцов. Однако это и не требовалось.

Ландварт немало повоевал, поэтому свой замок обустроил согласно новым веяниям в фортификационной науке. Двустворчатые ворота были устроены в надвратной башне, причем створки сколотили из двух слоев толстых дубовых досок, обитых снаружи для защиты от поджога железом. Кроме замков и железных засовов ворота закрывала поперечная балка, лежащая в стенном канале и задвигающаяся в противоположную стену.

За воротами находилась опускающаяся решетка. Она была деревянной с окованными железом нижними концами. Решетка висела на канатах, которые в случае опасности могли быть обрублены, чтобы она быстро упала вниз, преграждая путь захватчикам.

Внутри надвратной башни имелась комната для стражи. Кнехты несли вахту на верхней площадке башни и в случае необходимости могли поражать из лука всех нежеланных гостей. Для этого в своде портала ворот имелись вертикальные бойницы, а также «смоляные носы» – отверстия, через которые лили горячую смолу на нападающих.

Сверху по стене проходила галерея для солдат. С внешней стороны замка их защищал прочный каменный бруствер в половину человеческого роста, на котором регулярно располагались каменные зубцы. За ними можно было стоять в полный рост. Над галереей построили навес, чтобы защитить кнехтов от непогоды. Кроме зубцов, за которыми удобно было прятаться, в стенах замка прорезали бойницы. Их сделали длинными и узкими, поэтому стрелкам разбойников трудно было попасть в цель.

Себальд первым оценил большую опасность для защитников замка. Он находился ближе всех рыцарей к восточной башне, где разбойники уже полезли на стены, невзирая на каменный град, обрушенный на их головы, кипяток, который лился за шиворот, и едкую известковую пыль, из-за которой нападавшие стали похожими на слуг мельника, всегда обсыпанных мукой.

– За мной! – вскричал рыцарь и побежал по галерее в сторону восточной башни.

За ним последовал десяток кнехтов и Хаго. У юного воришки уже созрел в голове некий план в отношении рыцаря, и он принялся за его исполнение с присущим ему рвением и хитроумием, больше свойственным какому-нибудь придворному интригану, нежели представителю аахенского «дна».

Себальд подоспел вовремя. Хорошо вооруженные разбойники – передовой отряд – уже забрались на галерею, и между ними и наемниками барона завязалась жаркая сеча. Малочисленные защитники восточной башни сопротивлялись упорно, так как знали, что в случае поражения пощады им не будет, тем не менее они были бы обречены, не приди на подмогу рыцарь. Себальд немедленно заработал своим мечом, да с таким напором, что часть разбойников возвратилась к лестницам, намереваясь ретироваться.

Но были и особо упорные, которые продолжали сражаться. Участь их была незавидной. Некоторые оказались у подножия стены раньше, нежели их трусоватые товарищи, – с раскроенными головами. Каждый удар меча Себальда находил свою цель. И защититься от него было очень сложно, если не сказать – невозможно.

Рыцарь немало повоевал и был очень опытным бойцом. Даже временное затворничество в монастырской обители не отразилось на его превосходных навыках истинного мастера фехтования.

С виду мирные и богобоязненные монахи, как оказалось, могут быть очень даже кусачими. Многие из них ушли от мира сего, побывав не на одной войне. Поэтому в оружии знали толк. Настоятель монастыря организовал команду, которая с успехом отражала набеги простолюдинов, потерявших из-за голода и болезней человеческий облик.

Бедолагам не хватало подаяний, которые они получали вне обители. Им казалось, что за стенами монастыря их ждет пищевое изобилие, что монахи жрут в три горла (собственно говоря, они были в какой-то мере правы; послушники никогда не голодали, разве что в пост), и всегда находился какой-нибудь отчаянный бродяга, который возглавлял банду, готовую нарушить все Божьи заповеди. Несчастные обычно надеялись на победу, но отряд хорошо вооруженных и отменно обученных воинскому делу монахов быстро лишал их всех иллюзий…

На стене остались только самые храбрые из разбойников. Их возглавлял уже знакомый Хаго атаман шайки Эбергунд, здоровенный детина в панцире и шлеме. Несомненно, воинские премудрости были ему хорошо знакомы, судя по тому, как он ловко орудовал боевым топором. Его медвежья сила и тяжеленный топор быстро проделали в обороне кнехтов брешь, и он сцепился с рыцарем.

Себальду пришлось несладко. На узкой галерее управляться с длинным мечом было сложно, тут уж не до фехтовальных позиций, а Эбергунд работал топором, словно дровосек в лесу – мощно и без особых затей.

В какой-то момент Себальд споткнулся о труп разбойника, потерял равновесие, и следующий удар атамана шайки был бы уже неотразим, тем более что изрядно покореженный щит рыцаря превратился в ненужный обременительный хлам.

И в этот момент раздался чей-то звонкий крик, и Эбергунд сломался на замахе. Топор выпал из его ручищ, он схватился за шею, пытаясь выдернуть глубоко засевшую занозу в виде арбалетного болта, и с грохотом завалился на залитую кровью галерею. Себальд вскочил на ноги, оглянулся и увидел мальчика, который сноровисто перезаряжал свое смертоносное оружие.

– Прими мою благодарность! – вскричал растроганный рыцарь. – Я твой должник!

– Пустяки, мессир! – бодро откликнулся Хаго.

Он был счастлив – как птицелов, который после долгих и пустых ожиданий наконец поймал в сеть целый фазаний выводок. Пока шло сражение, юный хитрец держался несколько сзади. Ведь он не мог драться наравне со взрослыми, так как из холодного оружия имел только длинный (правда, очень острый) нож. Зато его арбалет был готов поразить врага в любое мгновение. А уж стрелял Хаго отлично.

И он дождался своего часа. Внутри у мальчика все пело. Рыцарь сказал, что он должник своего юного спасителя, а уж долги Хаго мог выбить из кого угодно. Херр Альдульф обучил его многому…

Вскоре опасность взятия восточной башни была ликвидирована, и Себальд быстро спустился во двор, потому что раздался звук боевого рога. Для рыцарей объявлялся общий сбор. Внизу его уже ждал Геррик с оруженосцем, который держал за поводья оседланного жеребца Себальда.

– Покончим с этим отребьем одним ударом! – громко провозгласил барон. – Иначе разбойники попьют у нас кровушки.

Себальд был с ним согласен. Шесть закованных в броню рыцарей с оруженосцами – страшная сила.

Похоже, раубриттер не знал, что у Ландварта такие опасные гости. Иначе он обошел бы замок десятой дорогой. Возможно, он уже и разглядел, кто сражается на стенах, и даже сосчитал рыцарей, но сдавать назад было поздно. Оставалось или победить, или погибнуть. Впрочем, умирать раубриттер не собирался. Ему нисколько не было жалко разбойников. Набрать новых лесных бродяг вместо сраженных под стенами замка – плевое дело.

Но бежать с поля боя раубриттер не хотел. Конечно, до поры до времени. Он все еще надеялся на благополучный исход своей авантюры. В особенности его привлекало то обстоятельство, что при удачном исходе штурма в плену могут оказаться рыцари, за которых он получит большой выкуп. Да и разбойникам его ретирада окажет плохую услугу. Ведь на некоторых участках крепостной стены все еще шло сражение, хотя кнехты Ландварта постепенно одолевали лесной сброд.

Подъемный мост упал с грохотом, и отряд рыцарей, на ходу истребляя ошарашенных разбойников, которые в большинстве своем не имели даже кожаных панцирей, устремился к опушке, где высился на своем андалусском вороном раубриттер. Он развернул жеребца, дабы удрать, но потом, сообразив, что тяжелый, неспособный к длинному бегу дестриэ устанет быстрее, чем его догонят, стал организовывать оборону возвышенности, на которой находился.

К горькому сожалению раубриттера, его «копье» было слишком малочисленным, чтобы сдержать натиск закованных в броню рыцарей. А лесные бродяги, которые поначалу охотно откликнулись на призыв раубриттера защищать холм, завидев, с кем им придется сражаться, начали постепенно разбегаться, просачиваясь через подлесок, словно песок сквозь пальцы руки. С рыцарем остались лишь самые стойкие, которым нечего было терять и которым смерть не казалась чем-то страшным на фоне их беспутной неприкаянной жизни.

Удар рыцарского «клина», на острие которого находился сам барон, был страшным. Мечи гостей Ландварта рубили со свистом. Рыцари были обозлены до предела. Они ведь защищали не только замок барона, но еще и своих жен. А это был большой стимул.

Жиденькое охранение холма, на котором находился раубриттер, было опрокинуто за очень короткое время. Мощный копейщик рыцаря-разбойника все же достал своей глефой[42] одного из рыцарей. Но тот успел увернуться, и ранение получилось пустяковым. Себальд коршуном налетел на копейщика и смахнул ему башку, как головку репейника.

– Раубриттер мой! – громоподобно рявкнул барон, бросая своего жеребца вперед.

Никто не оспорил его право наказать главного злодея. «Копье» раубриттера было повержено, только юного пажа пощадили, и он лежал на земле ничком, покорно обхватив голову руками.

Ландварт и рыцарь-разбойник схлестнулись с железным грохотом. Мечи высекали искры, их жеребцы дико ржали и бесились, становясь на дыбы, и вершина невысокого холма вскоре была вся изрыта лошадиными копытами – словно и впрямь турнирная площадка. Раубриттер покорился судьбе, но будучи отменным воином, сдаваться на милость победителя не желал.

«Все-таки между бароном и этим отщепенцем явно существует кровная вражда», – подумал Себальд, с напряженным интересом наблюдая за поединком. Ведь если раубриттер сразит или ранит барона, то следующим его противником станет он, как ближайший друг хозяина замка. Об этом заявил еще на пиру сам Ландварт.

Но Себальд зря волновался. Барон провоевал полжизни – с того момента, как его возвели в рыцарское достоинство. Он был не менее опытным бойцом, чем Себальд. В какой-то момент он неожиданно бросил меч в ножны и схватился за прикрепленный к седлу моргенштерн[43].

Ландварт быстро соображал и в пылу схватки не мог пропустить миг удачи, которая заключалась в том, что раубриттер остался практически беззащитным (если не считать крепкого панциря испанской работы). Его щит погнулся, а рукоять, за которую рыцарь-разбойник его удерживал, практически оторвалась и держалась на честном слове.

Будь на ногах оруженосец раубриттера, он поднес бы господину запасной щит, но его участь была незавидна. Оруженосец лежал в кустах раненный, и никто не мог поручиться за его жизнь – неистовый Геррик разрубил его доспех, и кровь от страшной раны кропила пожухлую зелень.

Хлесткий удар моргенштерном прекратил схватку. «Утренняя звезда» вспорола панцирь, расколов его как орех, а неуклюжая попытка раубриттера как-то защититься или увернуться не увенчалась успехом.

Он издал короткий крик и упал с коня. Едва его мощная фигура перестала маячить на фоне сражения, наемные солдаты раубриттера и оставшиеся в живых разбойники начали разбегаться – кто куда. Хозяин убит, значит, договор между ним и солдатами утратил силу. Сражаться бесплатно дураков не нашлось.

Но раубриттер был только тяжело ранен. Ландварт слез с коня, подошел к поверженному рыцарю-разбойнику, снял с него шлем и с удивлением воскликнул:

– Барон Вольфгер?! Глазам своим не верю… Чем же я заслужил твою немилость, что ты решил уничтожить меня?

– Ты увел мою невесту Хлодесинду!

Несмотря на тяжелое состояние, раубриттер пылал ненавистью к Ландварту.

– Вон оно что… – Ландварт презрительно ухмыльнулся. – Врешь ты все, Вольфгер-волк! Твоя волчья натура не может прожить ни дня без крови. И мстишь ты мне не из-за бесприданницы Хлодесинды, которая нужна была тебе как вчерашний день, а потому, что я победил тебя на турнире, забрав коня и снаряжение. Вот этого твоя скаредная, мелочная натура и не в состоянии простить. А на большую дорогу во главе шайки разбойников тебя послали твоя беспринципность и жадность. Ведь в деньгах твой род никогда не нуждался.

– Дай мне спокойно умереть… – процедил в ответ сквозь зубы раубриттер. – Пусть нас Господь рассудит… на том свете.

– Туда не нужно торопиться, – ответил барон. – Мой лекарь тебя осмотрит и перевяжет рану. Без помощи тебя не оставят, хотя ты ее и не заслуживаешь. Связаться с отбросами общества! – Ландварт негодующе фыркнул. – Позор!

Раубриттер промолчал. Он закрыл глаза, его бледное до синевы лицо стало отрешенным, а дыхание – прерывистым.

Прибежал лекарь Ландварта. На поле боя его подзывали как обученного пса – с помощью специального свистка, который так сильно верещал, что заглушал шум битвы. Лекаря звали мессир Эббо.

Он был медикусом-практиком, в отличие от многих собратьев по ремеслу, которые в основном занимались изучением и толкованием текстов врачей античности – Гиппократа, Галена и Авиценны. Их произведения заучивались наизусть. Практических занятий, как правило, не было – церковь запрещала пролитие крови и вскрытие человеческих трупов. Лекари на своих собраниях в основном спорили по поводу цитат из трудов знаменитых врачей прошлого, вместо того чтобы приносить практическую пользу больным.

А уж хирурги и вовсе считались ремесленниками. Хирургией в большинстве случаев занимались малообразованные банщики и цирюльники в банях. Они лечили раны и ушибы, вправляли суставы и занимались обязательным кровопусканием, которое считалось панацеей почти от всех болезней.

Мессир Эббо был очень опытным военным хирургом. Через его поистине золотые руки прошли сотни раненых и увечных. Он знал толк в своем деле и не боялся крови. Сноровисто обработав рану барона Вольфгера (обмыв ее крепким вином и наложив целебную мазь), он перевязал его и бодро доложился Ландварту:

– Будет жить! Конечно, при соответствующем уходе. Но недели три в постели поваляется.

– Уход мы ему обеспечим… – На лице барона появилась зловещая улыбка. – Мне он нужен живым.

Император Оттон издал эдикт, в котором говорилось, что схваченных на месте преступления раубриттеров ждет казнь через повешение. Этот вид наказания в Священной Римской империи считался самым позорным. Ведь при повешении душа не может выйти из тела, оставаясь у него в заложниках. К тому же умирать на виселице мучительно и больно.

Никому, даже самому отъявленному негодяю, не хочется, чтобы после казни его тело болталось на виду у всех. А поругание выставлением напоказ было обязательной частью этого наказания. Многие считали, что такая смерть – самое худшее, что может случиться с человеком, и уготована она только предателям. При этом люди обычно вспоминали Иуду, который повесился на осине.

Приговоренный к виселице должен был иметь три веревки: первые две толщиной в мизинец (тортузы) были снабжены петлей и предназначались для удушения. А третья называлась «жетоном» или «броском»; она служила для сбрасывания приговоренного к подножию виселицы. Казнь завершал палач, который бил коленом в живот приговоренного.

Ландварту очень хотелось, чтобы барон выжил. Дабы избежать смерти, а главное – позора для всего рода, Вольфгеру придется здорово раскошелиться, заплатив большой выкуп. А Ландварту деньги были нужны. Он мечтал побыстрее закончить строительство замка и привести в надлежащий вид мосты и дорогу, которая вела в его поместье.

Гости барона были довольны. И попировали, и всласть подрались; что еще нужно рыцарю? К тому же, по случаю победы Ландварт приказал выдать премию кнехтам и накрыть им стол, а гостей снова позвали в пиршественную залу замка.

«О Бог мой!» – мысленно простонал Себальд, глядя на стол, который был еще богаче, чем вчера. Это когда же они доберутся до Кремоны?! А Геррик радовался. Нечасто ему удавалось столь плотно покушать и отведать превосходных вин.

«Как хорошо, что я не убил Себальда в Аахене! – думал довольный сверх всякой меры рыцарь, подвигая свой кубок к виночерпию. – Теперь у меня есть верный друг и надежда поправить свое материальное состояние. А там, возможно, я смогу наконец жениться…»

Радовался и Хаго. Сбылась его мечта – он стал пажом Себальда! Рыцарь был поражен искусством, с которым мальчик обращался с арбалетом. И предложил Хаго свое покровительство и службу. Для юного воришки и наперсника херра Альдульфа теперь следить за рыцарями не составит никакого труда.

День плавно перешел в тихий и теплый вечер. Убитых разбойников уже похоронили в дальнем урочище, но для многих раненых, которым удалось сбежать с поля боя, везение закончилось.

Ближе к ночи в лесу раздался волчий вой; волки вышли на охоту. И не трудно было догадаться, кто станет их добычей. В последние годы по причине многочисленных войн серых хищников расплодилась уйма, и леса они прочистили основательно. Чтобы добыть себе пропитание, волчьи стаи начали нападать не только на одиноких путников, но даже на небольшие купеческие обозы и деревеньки.