Читать книгу На переломе - Виталий Смирнов - Страница 11

Я не знаю, как спал Гитлер в ночь на 22 июня 1941 года. Думаю, безмятежно. Двадцать лет он готовился к этому дню. В собственных сомнениях, в спорах со своими соратниками по национал-социалистической партии, доходящих зачастую до истерических визгов фюрера, хотя в годы целеустремлённой подготовки к осуществлению своей мечты его нервы ещё не были так расшатаны, как в последующее время, когда он уже держал её за хвостик, а потом проклятые Советы, битые и перебитые, воскресали, как феникс из пепла, и нахально вырывали этот хвостик из его рук, погружая фюрера в мрак неизвестности и заставляя его вновь и вновь обращаться к астрологам.

Незадолго до этой судьбоносной ночи Гитлер поручил рейхсфюреру СС Гиммлеру пригласить для беседы лучшего из современных немецких экстрасенсов. Гиммлер обратился для консультации по этому поводу к министру пропаганды Йозефу Геббельсу, который в марте 1938 года руководил секретным совещанием астрологов и ясновидцев в Виртбурге. Это было не первое сборище представителей оккультных наук. За два года до этого национал-социалисты устроили в Дюссельдорфе так называемый Всемирный съезд астрологов, который тоже проходил под непосредственным руководством Геббельса. Тогда Третий рейх был провозглашён ведущей страной небесного оккультизма. Тогда-то съезд заявил о том, что Гитлером «повелевают звёзды», убедив его в своём мессианизме.

Геббельс, разумеется, имел представление обо всех участниках этих мероприятий, но порекомендовал Гиммлеру в качестве лучшего ясновидца стареющего профессора из Берлина, который не принимал участия в оккультных массовках и вообще отошёл от активной деятельности. Звали его Пауль Панзген.

Гиммлер согласился с рекомендацией Геббельса и поручил начальнику кадрового управления СС, генералу эсэсовских войск Готлибу Бергеру встретиться с профессором, чтобы сделать вывод о его провиденциальных возможностях. Бергер помнил экстрасенса по встрече в тридцатых годах и разыскал архивные записи (которые велись секретно) разговора с ним. Тогда за год до начала Второй мировой войны Пауль Панзген уверенно сказал о том, что в течение ближайшего года должна начаться большая война, в которой Германия одержит ряд небывалых побед, в том числе над Англией, Францией, Чехословакией. Экстрасенс отметил, что 1939 год – наиболее благоприятное время для окончательного решения польского вопроса, но для этого нужно сделать русских хотя бы временными союзниками и поделить с ними Польшу. В дальнейшей войне русские не сумеют создать линию обороны и будут терпеть поражение за поражением.

К 1941 году многие прогнозы астролога уже осуществились. Накануне этой ночи экстрасенс, которому фюрер безгранично доверял и который знал судьбу предшествующих ясновидцев, сомневавшихся в благополучном исходе гитлеровской баталии (все они бесследно исчезли), уверенно заявил:

– Спите спокойно, мой фюрер! Победа вам обеспечена! Астральные силы на вашей стороне.

Я не экстрасенс, но, размышляя здраво, я не могу поверить в то, что Бог пошёл на поводу Дьявола. Скорее всего, старый профессор слукавил, опасаясь сказать фюреру истинную правду.

Астролог не сказал фюреру ничего нового. Он и сам верил в это. Ясновидец только укрепил его уверенность в неизбежном крахе Советского Союза.

Гитлер мог спать спокойно, зная, что основные силы вермахта, подготовленные для внезапного броска на города и сёла Советской России, уже давно сосредоточены в непосредственной близости к границам не ожидающего нападения противника, что авиация готова в любую минуту смести с лица земли страну большевиков, что звёзды благоволят ему. Общая численность вооружённых сил Германии к июню 1941 года достигла 7,3 миллиона человек. В состав действующей армии входило 208 дивизий и 6 бригад. Кто сможет противостоять такой силе, оснащённой новейшим вооружением и техникой? Готовы даже диверсанты, переодетые в форму Красной Армии, которые могут быть мгновенно заброшены в тыл врага для создания паники и нарушения управления войсками. Были задействованы и секретные оккультные учреждения для определения даты начала войны, чтобы высшие силы покровительствовали Германии. Специалисты рассчитали, что наиболее благоприятным днём начала боевых действий должно стать 22 июня – древнегерманский праздник солнцестояния. Гитлер охотно согласился с этим предложением.

– Мистический древнегерманский круг, – заявил он в разговоре с Гиммлером, – он может определить судьбы цивилизаций и жизни на земле. 22 июня указывает нам действительный путь к победе: через две руны после неё идёт руна «зиг».

Слово это в переводе с немецкого означает победу.

Сталин в эту историческую ночь, по сведениям источников, тоже спал крепко, умаявшись от суеты предшествующего началу Великой Отечественной войны дня. Ему так не хотелось верить, что Гитлер всё-таки дерзнёт на сумасбродную авантюру, чреватую невиданным кровопролитием. Он отмахивался от сообщений, что война начнётся 22 июня, считая их провокацией немецкой разведки и доверчивостью собственной разведывательной агентуры. Но тем не менее принимал меры к тому, чтобы война, если она вдруг случится, не застала страну врасплох. В последний предвоенный день в Кремле кипела работа по завершению последних приготовлений к отражению возможного нападения врага. Члены Политбюро ЦК ВКП(б) до позднего вечера находились здесь, обсуждая назревшие государственные и военные вопросы. Было принято постановление о создании ранее не предусмотренного Южного фронта и об объединении армий второй линии, выдвигавшихся из глубины страны на рубеж рек Западная Двина и Днепр под единое командование. Формирование управления фронтом было поручено Московскому военному округу, который сразу после принятия решения отправил оперативную группу в Винницу.

Политбюро заслушало сообщение НКО СССР о состоянии противовоздушной обороны и вынесло решение об усилении войск ПВО страны. Здесь же приглашённые на заседание наркомы, причастные к оборонной промышленности, получили указания о дополнительных мерах по усилению деятельности своих отраслей. Командование вооружённых сил ещё раз было строго предупреждено о том, чтобы не принимать самостоятельных решений, которые могли бы вызвать нежелательные действия со стороны подготовившегося к войне противника, и руководствоваться ранее намеченными планами.

В мае-июне советские войска находились в состоянии скрытого стратегического развёртывания на направлениях предполагаемого наступления фашистской Германии. Все действия по развёртыванию проводились в режиме строжайшей секретности. Войска западных округов выдвигались к границе ночными переходами, укрываясь днём в лесах. Войсковые соединения из центральных и периферийных местностей перебрасывались к местам будущих боёв в вагонах, заколоченных фанерой. Куда они передислоцируются, не знали даже их командиры. Резервистов призывали персональными повестками под видом «учебных сборов». Впрочем, кому надо было знать об этих мероприятиях, разумеется, получали сведения от широкой агентурной сети, заблаговременно созданной не только в приграничье, но и в местах базирования Красной Армии, и в крупнейших промышленных центрах.

Советское «правительство» тоже знало о концентрации немецких войск у границы, но никаких претензий к Германии не предъявляло, боясь спровоцировать её раньше времени, прогнозируемого разведкой.

Этим же вечером начальнику Генерального штаба Г. К. Жукову позвонил начальник штаба Киевского военного округа генерал-лейтенант М. А. Пуркаев, который доложил, что к пограничникам явился перебежчик – немецкий фельдфебель, утверждавший, что немецкие войска выходят на исходные позиции, чтобы завтра утром начать наступление. Жуков тотчас же сообщил наркому обороны С. К. Тимошенко и Сталину об этом экстраординарном событии. Сталин приказал обоим немедленно явиться в Кремль. Прихватив с собой Н. Ф. Ватутина, одного из своих заместителей, и проект директивы войскам, крупнейшие советские военачальники, по дороге договорившиеся настаивать на необходимости приведения войск в боевую готовность, явились к Сталину.

– А не подбросили ли немецкие генералы этого перебежчика, чтобы спровоцировать конфликт? – спросил он.

– Нет, – ответил за всех нарком. – Считаем, что перебежчик говорит правду.

Сталин пригласил к себе в кабинет членов Политбюро и спросил:

– Что будем делать?

Члены Политбюро промолчали. Тимошенко сказал:

– Надо немедленно дать директиву командующим приграничными округами о приведении войск в полную боевую готовность.

– Читайте! – согласился Сталин.

Жуков прочитал проект директивы. Все внимательно слушали. Но никто, кроме Сталина, не проронил ни слова. Несколько минут подумав, он заметил:

– Такую директиву давать преждевременно. Повременим, может, всё уладится мирным путём. Надо, сократив текст, указать, что нападение может начаться с провокационных действий немецких частей. И особо подчеркнуть, что войска не должны поддаваться ни на какие провокации, чтобы не вызвать осложнений.

Не теряя времени, Жуков с Ватутиным вышли в другую комнату и изменили текст директивы наркома в соответствии со сталинскими замечаниями. Вернувшись в кабинет, попросили разрешения доложить уточнённый текст. Сталин вновь внимательно выслушал текст, потом прочитал его, подредактировал и передал наркому для подписи. Директива направлялась военным советам Ленинградского, Прибалтийского, Западного, Киевского и Одесского военных округов. Копия – народному комиссару Военно-Морского Флота.

Указанным военным округам директивой приказывалось: в течение ночи на 22.6.41 г. скрытно занять огневые точки укреплённых районов на государственной границе; перед рассветом 22.6.41 г. рассредоточить по полевым аэродромам всю авиацию, в том числе и войсковую, тщательно её замаскировать; все части привести в боевую готовность. Войска держать рассредоточенно и замаскированно. Противовоздушную оборону привести в боевую готовность без дополнительного подъёма приписного состава. Подготовить все мероприятия по затемнению городов и объектов; никаких других мероприятий без особого распоряжения не проводить.

Трудно поверить в то, что авторы этого исторического документа были убеждены в возможности осуществления за одну ночь столь масштабных мероприятий, на которые не хватило бы и недели интенсивного труда. Директива эта, чувствуется, составлялась не столько для реальных дел, сколько для оправдания перед современниками и потомками собственной беспечности, которая трудно поддаётся разумному объяснению. Время было упущено…

Рабочий день Сталина завершился вечерней встречей с начальником Политического управления Красной Армии Мехлисом и по совместительству порученцем Сталина по особо засекреченным делам. О чём был разговор Сталина с ним, никто не знает. Но только после этого разговора на душе Иосифа Виссарионовича стало спокойно, и он с чувством человека, сделавшего для отпора врагу всё возможное и приберёгшего для него нечто неведомое ему, покинул кремлёвский кабинет. И спал сном праведника.