Читать книгу В поисках отражения луны - Витэль Багинский - Страница 14
Часть первая «он»
глава одиннадцатая: рассказ о судьбе: продолжение
ОглавлениеВзяв с собой фотографию, я позвонил Николаю и договорился о встречи.
Николай был, какой-то сонный, когда поднял трубку. Но на мою заинтересованность в его рассказе он отреагировал достаточно ободрившись.
– Конечно, приезжайте, Макс! Я буду рад вас видеть!
Как и в прошлый раз, я приехал на такси, а Николай встречал меня у ворот.
В этот раз мы сидели в беседке, я этому был весьма рад. Николай, не уклоняясь от традиции, накрыл стол по чайному.
– Вы помните, на чём я остановился? – Спросил Николай и, прищурившись, посмотрел мне в лицо.
– Да, я помню! Ваш брат женился, у него родились две девочки, и он бросил академию… – но мне на данный момент было интересно не это.
– Правильно… – начал Николай, но я его прервал, достав фотографию.
– Что это? – Спросил Николай, надевая очки.
– Я хотел бы, чтоб вы мне, если можно, рассказали об этом фото.
– Позволите? – Он взял снимок в руку и внимательно в него всмотрелся. Задумался. Затем задал вопрос: – А откуда у вас это фото?
– Из фотоальбома друга. Вера её зовут.
– Но я не знаю никакой Веры..! – Задумавшись, констатировал Николай. – А про этих людей рассказать могу. – Потом он посмотрел на меня, и сказал, будто заключая сделку: – А вы мне об этой Вере. В моей жизни всё очень сильно перевернулось… Понимаете, Макс? – Я покачал головой, а он начал рассказ, потрусив фотографией.
Я ничего не говорил о том, что знаю, – мне хотелось сверить истории.
Подобно, как луна светит и кидает своё отражение в тихо лежащие на дороге лужи, так жизнь человека оставляет память в сердцах людей встречающихся на его пути. Но бывает, дуют ветры и по лужам бежит рябь или их засыпает мусором, листьями. А ещё хуже – высыхает лужа, как и память, становится зыбкой, сыпучей, подобно песку. И как бы ты не старался нести, со временем мало чего останется.
– Начну слева направо, – Николай провёл в соответствующем направлении по фотографии. Затем перевернул её и всмотрелся, словно пытаясь удостовериться в своей памяти.
– Стёпка – наш младший брат! Дядь Митя – его отец. Как бы это печально не звучало, но этот снимок наша с ним последняя встреча. Последняя фотография. – Николай остановился, задумался и резко отчеканил: – Сейчас я приду. – И убежал в дом. Вернулся с не большим альбомом. Положил на стол, раскрыл, точно уже зная, где. Посредине страницы была фотография точь-в-точь, как та, что я принёс от Веры. – Понимаете, почему важно теперь мне знать, кто такая Вера?
– Я понимаю. – Согласился я. – Но я тоже многого о её семье не знаю. – Я пожал плечами. – Лишь вкратце…
Я рассказал Николаю несколько фрагментов из рассказа Веры. Я вообще не хотел сразу всё выдавать, надо было сравнить истории. Но я и так не думал в тот момент, что истории их будут как-то схожи. Николай будет рассказывать то, что было с ним когда-то, – он далёк от жизни Веры. Тогда в кафе, мы долго сидели, но они были друг другу абсолютно чужими. Я не знаю, куда она на самом деле поехала. Почему письмо от неё без обратного адреса? Знает ли что-то Лера? По виду Леры не скажешь, что она в курсе событий или умело, делает вид. За Леру я пока ничего не стал говорить Николаю.
– Как зовут Вериных родителей, вы тоже не знаете?
– Нет! А почему вы говорите, что эта фотография последняя?
– Стёпка утонул в реке. Они с другом пошли пасти коров и решили искупаться. Они постоянно ходили пасти к реке, всё всегда было в порядке. Там был ещё один мальчишка. Он и побежал звать помощь, пока друг пытался его найти под водой. Но всё было тщетно. Целую неделю пытались его найти. Мать проплакала себе всю душу, дядь Митя почернел, на нём лица не было. Он сам потом ходил на речку, пытаясь найти сына. И вот однажды он нырнул под самым тем местом, где ребята купались, и достал Стёпку. Брату тогда исполнилось двенадцать лет. Всё его тело было поедено раками и рыбами, – когда хоронили, лицо держали закрытым.
– А ещё дети у них были?
– Спустя два года после смерти Стёпки, родилась девочка. Мать тайком снесла её в церковь и крестила. – Николай задумался, потом продолжил: – Нас никого не крестили, сложно тогда с этим было, да и потом сложно было, но мама решила эту грань переступить. Говорила: «Оленьку я за всех окрестила…» – так, конечно, в церкви не делается, но мать поверила, что крестинами Ольги она благословит всех своих детей, то есть нас. Забоялась она сильно после гибели Стёпки.
Я взглянул на фотографию.
– А где она сейчас? – Спросил я и заглянул в, будто потерянные глаза Николая. Но он долго молчал.
– Я не знаю. Я давно не видел многих. Что там многих?! Всех!
Я решил в военное училище поступать. Хотелось стать офицером. Хотелось гордо носить звание, – я был молод и, как сейчас принято говорить, был амбициозен. И я поступил в одно из училищ недалеко от дома, – пятьсот километров, это не за горами. Отучившись, был отправлен на Дальний Восток, – к местам так сказать родным. Вот, – думаю, – и начались гарнизоны. Только места родными сильно, не оказались. Я заскучал за семьёй. Писал письма маме, а в ответ мне писали все по чуть-чуть. Когда выпадало время отпуска, я сразу ехал домой. Очередной раз я отправил письмо и ждал ответ, но его всё не было. Расстояние далёкое и письма идут по полтора месяца, а тут прошло три с половиной и, я отправил телеграмму, чтоб долго не ждать, снова. Теперь ответ пришёл, также – в виде телеграммы: Прости, Николай! Мама умерла четыре месяца назад! Все были заняты! Ольга. Меня это сильно расстроило. Я просил отпуск, но мне отказали, – мол, на носу учения, даже те, кто должны идти в отпуск, задерживаются. Я разозлился на родных. Они со мной поступили, как с чужим человеком. Я им потом писал не раз, но ответа, ни одного не получил. Приближался отпуск. Я собрал чемодан и полетел домой. Мне хотелось порвать их на части. Но то, что я увидел, меня ошеломило. Наш дом стоял заколоченный досками. Я стал спрашивать соседей, что произошло, где все делись. Но никто ничего не знал. Сказали, что они, молча, забили дом, развернулись и уехали в неизвестном направлении.
Николай замолчал, налил чай.
– Я, Макс, так никого и не видел. А что дядь Митя? Он тогда выпил сильно…, рассказывали соседи, сел тогда на трактор и помчал, куда глаза глядят, и понесло его на старый мост. Никто по нему даже не ходил. Как ему удалось до середины моста доехать, неизвестно. Но там и рухнул трактор в воду. Глубина реки приличная была. Трактор достать удалось, а вот дядь Митю найти не получилось. Долго искали, всё без толку. Рядом с мамкиной могилой памятник ему поставили, на том вся эта история и закончилась.
– А как вы попали в эти места?
– Была очередная волна расформирования Советской армии. Были предложены варианты, и мы с женой приехали сюда. Я устроился в институт на военную кафедру и на ней трудился.
– А как вы узнали о двоюродном брате?
Николай смутился, но быстро сообразив, ответил:
– Юрка, когда пропал? – Я, соглашаясь, кивнул головой. – Это непросто так случилось! Непросто так для меня, для вас это может не показаться чем-то особенным. Впервые за столько лет я встретил одного знакомого. – Николай постучал пальцем по фотографии. – Вот, кстати, этот человек – Гриша. Я тогда выходил из основного корпуса института, когда меня позвал мужской голос, я раньше его не слышал, хотя отдельные нотки знакомыми показались. Я обернулся и увидел, какого-то мужчину, – тот улыбался во все зубы. С одной стороны он был мне совсем не знаком, но чью-то улыбку я на этом лице увидел. Когда я спросил, знаю ли я его, он мне сразу же сказал: «Коля, ну ты, что, Гришку не узнал?!» – я прикрыл глаза, стараясь поднять из памяти образ и, меня осенило. «Гришка Прохоров! Точно?» – я оказался прав. Мы с ним долго общались. Гришка после того, как дом наш опустел, уехал в Ленинград, – устроился на завод, где Юра трудился. Так вышло, что они подружились. Иногда он виделся с Лёней. Куда уехали девочки он не знал. Три сестры пропали, – уехали в неизвестном направлении. Прожив несколько лет в Ленинграде, Юра уехал к матери в Благовещенск. Его мать сильно заболела, и он два месяца просидел у её кровати. А когда тёть Нина скончалась, Юра не стал возвращаться в Ленинград, устроился на железную дорогу. Юра написал Гришке, чтоб он приезжал строить БАМ. Гришка с предложением к Лёне. Лёня отказался, а Гришка поехал.
Потом Юра решил на старости лет ещё денег заработать. Наслушался, что можно в Грецию на виноградники поехать – и уехал. Ни слуху, ни духу от него.
– Может он там жить остался? Такое ведь бывает! – Вставил я.
– Может быть. Хорошо если так.
– А дети? Вы говорите, что у них две дочки остались в Благовещенске.
– Дочки повзрослели, вышли замуж, родили детей…
Николай продолжал рассказывать, а я понимал, что всё, что он говорит, мне кажется каким-то бесполезным. Мне казалось, я впустую трачу время. Но уважить старика своим вниманием надо было. Он долго ещё мучил мои уши рассказом о Гришке. Я делал вид, что мне интересно. Никаких связей я пока не наблюдал.
– А кто такие, – я посмотрел на фото с обратной стороны и продолжил: – Анна и Лида?
– Анна – это моя сестра. А Лида – её подруга. Семья Лиды, как я слышал, осевшие цыгане.
– Кому из них ещё могла принадлежать такая фотография?
– А сколько человек, столько фотокарточек. – Отрезал Николай. – Макс, что вы пытаетесь выяснить. – Николай, как мне показалось, немного раздражился.
– Не подумайте ничего лишнего, Николай, я пытаюсь понять жизнь одного человека и постараться помочь.
Николай смотрел на меня, прищурив глаза.
– Хорошо! Лида была влюблена в Гришку, но он не обращал на неё внимания. Так они и разъехались. – Потом снова посмотрел на меня уже другим взглядом. – Вы простите меня, Макс! Я может слишком резок. Не знаю, что на меня нашло. Мне тоже интересно, кто такая Вера. Эти люди здесь, где-то живут? Вы знаете, где?
– Я не знаю. – Я на самом деле не знал, где живут Лерины родители. Лера, как-то уже заговорила о знакомстве с ними, но это такой был неоднозначный разговор, что мы ему не предали высокого значения. И Вера никогда не приводила меня к своей тёте. Оно и не нужно было. – Николай, вы говорите, у вас в роду были художники. У Веры тоже был знаменитый дед. Ей тоже достался от него талант. Как вы думаете, чьей из этих людей, глядя на фото, она может быть внучкой? – Я сделал паузу. – Может вашей?
Николай же без лишнего трепета и без колебаний ответил немедля.:
– У меня, кто может быть, так только внучатые племянники. Вышло в моей жизни так, что детей мне бог не дал.
– Простите…
– Да ничего страшного. Такое бывает у людей. Жена моя хотела детей и, могла их иметь. Как врачи сказали: проблема во мне. А я не мог этого признать и жене сказал, что если она забеременеет, то я за себя не ручаюсь. Я был взбешён, когда она мне объявила, что так дальше жить не может. Она собрала вещи и решила уйти.
– У неё кто-то был? – Я понял, что это было бестактно, даже заметил ноту негодования во взгляде Николая, но уже было поздно.
– Нет! Думаю, что нет! Ни та она была женщина. Хотя, когда женщиной управляют такие чувства, как желание стать матерью, получить ответную любовь и понимание, и всего этого не видит, то она становится другой. Становится для мужчины чужой, потому, что чужим делается для неё он. Женщина та превращается в существо, которое перестаёт находиться в рамках понимания и выходит из круга вашего доверия. Она создаёт свой – личный круг, в котором есть она, но нет вас. И вы её обратно в свой круг не вернёте, – она не заходит снова в ту же реку, это присуще только мужской сущности. Если вы её даже и вернули каким-то образом, круг её доверия никогда не станет вашим. Вы будете плескаться в своей речке, думая, что ей точно также приятно и она счастлива, но она не намочит даже пальца, – соорудит себе лодку понадёжней и будет плавать вокруг вас. И при первом же вашем проколе погребёт от вас, как можно быстрее и дальше. Скорее всего, со мной так и произошло. Женщина – это кладезь с секретами, даже если у вас с ней всё очень хорошо. Мы развелись. Я долго не мог поставить подпись. Не знаю, наверно, во мне гордость, что ли, «чёрт его знает», взыграла. Она потом вышла замуж, родила детей, как того хотела, а я так и остался один. Где-то в глубине души я её до сих пор люблю, где-то послал ко всем чертям. В общем, так я один, вот уж лет тридцать, как.
А чьей внучкой может являться ваша Вера, – да чьей угодно! Богу известно, что мне ничего ни о ком неизвестно. Простите за каламбур и за раздражение, Макс. Что-то я разволновался. – Николай достал из кармана пузырёк и проглотил несколько красных шариков. А я подумал, что мне пора. Но был остановлен словами:
– Не торопитесь, Макс, со мной всё в порядке. Просто по-дурацки в моей жизни всё получилось. Как-то остался я ненужным никому, а почему так, понять не могу. Я копался в своей памяти, – может, что-то сделал не так, может кого-то обидел, – не получается вспомнить. И никто не взялся мне объяснить. Я рад был всегда и сам спросить! Но, как, кого найти? Поэтому мне было бы интересно поучаствовать в этом расследовании вместе с вами, Макс.
Я понял, что эта история затянется надолго.