Читать книгу Черти на том берегу - Витэль Багинский - Страница 4

(Дверь на ключ; Дом Офицеров – частная собственность)

Машина остановилась возле Дома Офицеров.

– Мы приехали. – Констатировал Эльдар Романович. Отстегнул ремень безопасности, выключил кондиционер и открыл дверь. В салон ворвалась жара, и пахнуло запахом растущей рядом сирени. При такой жаре обонянию сложно что-либо уловить, но видимо смешение температур в машине и на улице, дало такой эффект.

– Наговорил я вам, подумаете вы, кучу ненужной информации. Но это я вам скажу, видно будет…

На крыльцо вышел человек, поздоровался с нами, пожал руку Эльдара Романовича, отошёл в сторону и закурил.

– А что за общество? – Видно было, как не давало покоя Святику непонятное сказанное стариком.

– Сами всё увидите! – Отрезал Эльдар Романович, а сам уже стоял возле дверей в ожидании.

Святик предполагая, что им следует чего-то подождать, глядел в характерном ожидании на Эльдара Романовича.

Словно молниеносно докурил сигарету человек, стоявший на крыльце, выбросил окурок в урну, тут же оказавшись рядом, и открыл тяжёлую дверь. Дав дорогу старику, вошёл сам, покосившись с неким пренебрежением на Святика. По правде сказать, выглядел тип скользким.

Помещение, в которое они вошли, было тщательно отремонтировано (по последнему слову технологии), лакированные панели из ДСП были заменены на натуральное дерево, а побелку сменили современные красители и обои. Всё это пахло новым.

– На прошлой недели закончили с внутренним ремонтом. Теперь возьмутся за внешний вид здания.

Святик был безразличен к этой информации. Ему даже наверно было, что есть, наплевать. Он всё думал, с какой целью прибыл сюда. А точнее, зачем его сюда позвали. В общих чертах он понимал, что Эльдар Романович хочет предложить сотрудничество, как автору. Но его не устраивает Святика писанина, – предлагая вылезти из образовавшегося «болота», Эльдар Романович желает получить от молодого писателя нечто новое – то, что раньше не выходило из-под его пера. (Как понял ситуацию сам Святик).

Разглядывая стены, потолок, Святик не думал о качестве покраски и о себестоимости проделанной работы. Всё, что он думал, какой во всём этом подвох. Пока старик вёл его по залам, лестничным маршам, узким коридорам, рассуждая о том, как всё было здесь запущено, Святик прикидывал разное в голове, но ничего толкового из его мыслей не выходило.

Вскоре они оказались в просторном кабинете.

Дощатый коричневый пол, стены обшиты панелями из дуба на метра полтора в высоту, выше и до самого потолка бледно-голубые, на скорый взгляд почти белые в синюю полоску обои; потолок в два уровня, белый по краям и такой же бледно-голубой в середине, как обои. Повсюду свет, подсветка. В трёх углах стоят торшеры. По столам расставлены лампы (штук восемь на первый взгляд). А стола три. Один маленький – журнальный, стоит он возле кожаного дивана. Второй длинный, окружённый стульями с высокими спинками, их восемь. И третий стол – письменный, – он массивный, оббитый синим сукном, на нём самая большая настольная лампа, наложены книги, какие-то бумаги, лежит закрытый лэптоп. Кожаное кресло находится чуть-чуть в стороне, а вернее (по всей видимости, намеренно) у огромного окна. На одной стене висит экран-плазма, – расположенный таким образом, чтоб на него могли смотреть, повернув вполоборота голову сидящие за длинным столом. Два шкафа плотно набитые книгами, возвышались до потолка. Да, – ещё высоченные напольные часы, они как раз отбивали три часа, когда Святик и Эльдар Романович вошли в этот кабинет.

– Ну, как вам, Святослав Георгиевич, впечатляет?

– Зачем мы здесь? – Точно не обращая внимания на вопрос, нахорохорившись задал свой. Один, затем другой: – Мы же приехали обсуждать сотрудничество?

Эльдар Романович поднял кверху палец, сделав отрицательный жест.

– Не надо торопиться, Святослав Георгиевич. Так дела не делаются. Всему свой час.

Эльдар Романович посмотрел на часы на руке, – сверил с напольными, глянул на письменный стол, там тоже стояли часы. Старательно поправил время и удовлетворительно опустил руку, а голову поднял и уже смотрел на Святика, намериваясь сказать что-то важное. Тот ждал.

Эльдар Романович снова поднял руку на уровень плеча, выставил указательный палец и им, как дирижерской палочкой стал мелодично совершать лодочные покачивания под счёт, который сам повёл.

– И раз, и два, и три, и четыре… – на другой руке зажал мизинец… – и раз, и два, и три, и четыре… – …зажал безымянный палец… – и раз, и два, и три, и четыре… – …средний палец…

Святик смотрел на происходящее, раскрыв широко глаза. Можно было смело подумать – старик чокнулся. Когда прозвучала пятая четвёрка счёта, – на руке зажат был большой палец, Эльдар Романович, с лёгким шипением сказав:

– Щщасс… – указал «дирижерским пальцем» на дверь. Та распахнулась и в мановение ока, кабинет наполнился людьми.

То были совершенно разные люди. Семь. Семь человек насчитал Святик. Глянул на длинный стол, на стоявшие вокруг него стулья, и сообразил ту идею, что он восьмой, согласно посадочных мест. Большое кожаное кресло выходит, предназначалось старику. Всё так, но не совсем…

В кабинет вошёл восьмой, – тот самый художник, с которым Святик недавно встретился. Выходит, Святику места нет. В некоторой степени он с облегчением выдохнул, потому что он, скорее всего, покинет это место в ближайшие несколько минут.

Но дверь закрыли. Кто-то с обратной стороны провернул ключ в скважине три раза.

Не проронив никто ни слова, стали рассаживаться за длинным столом. Художник, Всеволод уселся на диван рядом с журнальным столиком, закинув ногу на ногу, схватил прижатую вазой газету и принялся бегать по ней глазами. Эльдар Романович со Святиком продолжали стоять на том же месте, когда Эльдар Романович протянул руку и предложил занять свободный стул. То было угловое место.

Пораздумав пару секунд, Святик прошёл к указанному месту и сел. Оглядев всех, он обратил внимание, что каждый занят собой, и никому ни до кого нет дела. Пробегая по лицам, Святик стал изучать.

Естественно он ничего не мог сказать об этих людях – ни о ком он не имел даже малейшего представления. Разве что об этом художнике, – Святик подумав, перевёл взгляд на человека, точно отсутствующего в сложившейся обстановке. Хоть он и не один такой, но всё же – он отдалился от прочих.

Но его Святик не знал тоже.

Парочка подростков сидели на другом конце стола – девочка и мальчик, бурно обсуждавшие что-то, – единственные, кто болтал в этом кабинете. Неразборчивость их слов не давала понять темы их увлечённой беседы. Рядом с ними сидела, по всей видимости, слишком озабоченная своими руками женщина. Она в них старательно пыталась разглядеть… – то ли она высматривала свою судьбу, то ли руки её чем-то не устраивали, ведь вид у неё был ещё тот (недовольный). Напротив подростков сидел мужчина средних лет с кавказскими чертами… По соседству с этим мужчиной сидели ещё двое с отрешёнными взглядами. Рука одного из них постукивала костяшками пальцев по столу возле руки Святика, – на то Святик без конца отвлекался. За его спиной сидел художник, шелестя газетой.

Эльдар Романович ковырялся в книжном шкафу, затем в письменном столе, потом в высоком пенале, где плотно были забиты папками полки.

Кресло всё ещё стояло возле окна.

К Святику обратился человек сидящий напротив. Его Святик упустил. Почему-то не заметил, просматривая лица.

– Вы верующий? – Вопрос прозвучал неожиданно, из пространства, в котором Святик не находился. Он сразу и не понял, кому был адресован вопрос…

– Простите, вы верите в Бога?.. – Снова прозвучал вопрос, как раз в этот момент Святик повернул голову к странно внимательным глазам. Такой взгляд он наверняка видел впервые. Когда раньше Святик сталкивался с подобным, то бежал прочь сломя голову и рассмотреть, насколько глаза этих людей могут в тебя врываться заметить не мог. Его состояние подверженное паники сводило бдительность к нулю, если не сказать, что опускало и того ниже. Предположительно – самим Святиком, – то была фобия. Он панически боялся разговоров о вере. О Боге. Его с силой отталкивала волна чего-то невидимого, чего-то, что Святик боялся утратить, то чему был благодарен, ведь оно не давало ему перешагнуть грань, и оказаться на той территории, которую сам считал безрассудством. Святик прекрасно знал, что такое фобия, – поэтому и дал своему психическому состоянию именно это определение, изначально он сам боялся заразить рассудок, хотя, ведь твёрдо был уверен в своём скепсисе. Никакое духовное наитие не имело надлежащей силы снести сию стену. Но так как он понимал, что больше боится, нежели способен противостать со всей фактичностью рассуждения и убеждения, то и был благодарен за ту самую волну…

Здесь же было деться некуда…

Святик отрицательно покачал головой. Не произнёс ни слова.

Человек продолжал ковырять его своим взглядом.

За спиной художник не прекращал шуршать газетой.

Подростки не замолкая, обсуждали свои глобальные вопросы.

Рядом человек не переставал выстукивать пальцами по столу.

Эльдар Романович что-то искал.

Женщине не давали покоя её руки.

Всё это разогрело невыносимый шум у Святика в голове, тикающую резкую боль в висках. Всё вокруг превратилось в какофонию. В содействующее зарождающемуся безумию. Но этого не случилось. Рассудок остался на месте.

Они были явно странными людьми, но что-то в них говорило Святику об их здравости, хотя не о каждом можно было так сказать сразу.