Читать книгу Сумерки берлинских идолов - Влад Евгеньевич Ревзин - Страница 4

Воздух в этот ранний час был чист и холоден, как вода в горном ключе. Выхлопы машин и фабричные трубы еще не напоили воздух над Берлином тяжелыми испарениями. До восхода солнца оставалось не меньше полутора часов. На узкой Бюркнерштрассе не было ни единой души.

Не считая, конечно, полицейских.

Трое из них, в униформе, возились за невысокой оградой маленького садика, за которым виднелась лестница и стрельчатые окна маленького домика. Толстый вахмистр стоял у ограды, рассматривая копья металлической решетки.

На тротуаре, постукивая носком ботинка по асфальту, в кожаном плаще и мягкой шляпе, стоял детектив инспектор Уве Клюг. Он холодно озирал спину вахмистра, мысленно ругая того самыми последними словами. Этим остолопам из местного отделения только дубинками махать.

Он оглянулся на грохот за спиной. По улице мекленбуржец тащил угольную телегу. Возница зевал во весь рот, и кажется, даже не заметил возни за оградой. Счастливый человек.

Наконец, установили тент над телом. Клюг посмотрел в еще темное небо над крышами. Самое время, опять начало капать.

Детектив было открыл рот, чтобы в десятый раз напомнить, чтобы дуболомы не смели топтать землю вокруг трупа, уничтожая следы, как сзади опять послышался звук колес.

Клюг вздохнул. Шуршание шин могло означать лишь одно, – прибыло начальство.

Ему и не пришло в голову обернуться.

Двигатель заглох, открылась и мягко захлопнулась дверца, приблизились шаги, детектив услышал рядом с собой тяжелое дыхание. От человека пахло сигарой, мятой и кельнской водой.

Так они стояли несколько секунд, глядя на копошившихся полицейских. Вахмистр, подскочивший при звуке подъехавшего авто, теперь суетился с удвоенной энергией, бегал вокруг тента и махал руками.

Человек из автомобиля наклонил шею и взглянул в лицо Клюгу. Уже рассветало и серый свет, просочившийся сквозь тучи, смешался со светом уличных фонарей.

– Что тут у вас, инспектор?

– Доброе утро, штеллвертрендер полицайшеф. Убийство. Врач и эксперт еще не прибыли. Тяжелая ночь, у доктора много работы.

– Уже наслышан.

Клюгу и не нужно было поворачиваться. По запаху одеколона и мяты любой ассистент- детектив Берлина мог определить заместителя начальника столичной полиции, Йозефа Майера.

– Ты похож на конское дерьмо, Уве.

Клюг вздохнул. Эту ночь спать не пришлось. На что же он мог походить, – на утреннюю фиалку?

– Докладывай.

– Сначала происшествие в пивной на Ниблигештрассе. Негодяй распылил какую-то химическую дрянь, прямо в помещении. К чертовой колбе привязали маленькую шашку, в нужный момент подожгли бикфордов шнур, от хлопка колба лопнула, и битте, – 18 человек отправлены в госпиталь.

– Неужели опять Ральф?

– Думаю, он.

Шеф крякнул.

– Убитые?

– Слава Богу, нет. Пока возились внутри, шуцман нашел раненого, – в двух шагах от пивной, за углом. Чуть не проломили череп, валялся у кучи мощенки без сознания. Оказалось, знакомый.

– Кто такой?

Детектив инспектор искоса глянул на начальство. Тяжелый профиль Маерса с торчащим изо рта потухшим окурком сигары казался в утреннем сером свете, слепленным из мокрого песка.

Он немного помедлил, потом ответил:

– Отто Циммерман.

– Погоди… Шмутциге?!

– Он самый.

– Хёрдамте швайн, – выругался Йозеф Маерс.– Ему-то что здесь делать?

– Шмутциге со стульчака не слезет, если не посулить деньжат.

Заместитель начальника полиции шумно всосал верхнюю губу под нижнюю, потом громко чмокнул.

– Ну, а этот?

– Пожилая фрау из дома напротив, -у нее не очень-то со слухом, -слышала звук, похожий на выстрел. После двадцати трех. Конечно, не придала этому значения. Иногда на улице проезжают машины, а после событий в прошлом месяце, когда отряд Тельмана схлестнулся с наци, – обе стороны метали друг в друга взрывпакеты, местные жители после наступления темноты к окнам не подходят.

– Ладно, черт с ней. Дальше!

– Труп облачен в форму рядового СА, сверху кожаная куртка, скорее всего для маскировки, -здесь штурмовику в облачении ходить одному опасно. Ранение в левую часть груди, – похоже, с близкого расстояния. Смею предположить, что застрелили его на улице, а тело перекинули за ограду, – она достаточно низкая. Иначе кто-нибудь наткнулся на него гораздо раньше.

– Только убитого штурмовика в красном квартале нам и не хватало. Если местные узнают об этом, начнутся разговоры, наци захотят возмездия. Новых столкновений не избежать. Скажи вахмистру, пусть накроет его, – хоть своей шинелью.

– Тент его закрыл. Нельзя трогать тело…

– Ты меня поучи полицейской работе, умник.

Помолчали.

– Ладно, Уве, не бери в голову.

Майер прокашлялся и зло сплюнул окурок под ноги.

– И что ты думаешь? Пивная, сволочь Шмутциге, и этот связаны?

– Похоже на то. В любом случае, как только Циммерман прийдет в себя, придется его допросить.

– Вот и прижми его посильнее. Надо, – дай еще раз по башке.

Заместитель начальника полиции повернулся, готовясь двинутся к машине, но задержался и указательным пальцем зацепил рукав детектива.

– Это все, – Ньюкольн. И еще два квартала на север. Красное гнездо. Один слушок об убитом штурмовике, и начнется ад. Увози-ка эту дохлятину в морг. Любую телегу… Там пусть лекарь режет его вдоль и поперек, и в кишках копается.

– Сразу, как только врач и эксперт осмотрят тело и место преступления, – твердо сказал Клюг, глядя на носки своих ботинок.

– Твое упрямство не принесет тебе добра, – с угрозой сказал начальник.– Тебе всегда и все надо по правилам?

– А что, можно по- другому?

– Иногда только так и можно.

Майер несколько секунд в упор глядел в лицо детективу, но тот так же упрямо смотрел вниз.

Заместитель начальника полиции смолчал, и зашагал прочь.

Он влез в теплое, темное нутро Мерседеса и откинулся на сиденье.

За рулем сидел водитель. Бритый затылок, каменное лицо. Форменная тужурка без знаков различия.

– Что он говорит? – раздался с заднего сиденья скрипучий голос.

– Убит рядовой СА, предположительно застрелен с близкой дистанции.

– Есть связь с взрывами?

– Он предполагает эту связь. Более того, он предполагает, что в пивной действовал Ральф. Надо сказать, что у старшего детектива Клюга отличный нюх и большой опыт.

– Но никаких перспектив, – проскрипел голос.

– Почему вы так думаете, советник?

Майер слегка повернул голову, чтобы лучше слышать.

– Социал-демократы у власти выше его не пустят. Хорошо известно о его симпатиях к правым. Если предположить невероятное, – что, не дай Бог, тельмановцы победят, – они его расстреляют, и правильно сделают. Только одно его выступление в качестве свидетеля в суде против лидера городской ячейки КПГ стоит смертного приговора. Если к власти придут националисты, – вашего Клюга просто выкинут с работы. Он неплохо попересажал папеновцев в начале двадцатых, и никто этого не забудет. Так что у вашего приятеля, – никаких шансов при любом раскладе.

Со стороны Халешез Тор появился небольшой автобусик криминальной лаборатории отдела убийств. Тарахтел он громко, пуская синие клубы дыма.

– А вот вам, дорогой штеллвертрендер полицайшеф, надо думать о своей карьере. И не с социал-демократами, и уж тем более не с красными. А с нами. Поехали!

Закончив возиться над телом, судебный врач Питер Хольман выпрямился во весь свой весьма небольшой рост, потер поясницу и махнул двум санитарам, уже с полчаса чесавшими бока у ограды. Они переложили труп на носилки, накрыли простыней, и понесли к автобусику.

– Наконец-то, – сказал Клюг.– Вы так долго копаетесь, доктор, что наверное уже знаете, кем был дедушка усопшего, и когда его мама вышла замуж.

– Не выйдет, – отозвался доктор.– Кроме того, что его убили из огнестрельного оружия. Револьвер или пистолет, калибр солидный. Весьма аккуратная рана, вокруг ожог и следы пороха. Расстояние во время выстрела от среза ствола, – не более сорока сантиметра. Ну, еще пара мелочей.

– Поделитесь, доктор, не тяните.

Хольман ухмыльнулся, глядя на детектива снизу вверх:

– Да вы и без меня все знаете. Двое стоят друг напротив друга. Один говорит другому: «Ты свинья!». Второй не торопясь достает пушечку, аккуратно прицеливается, – пуля, похоже, застряла в сердце, – и изящно нажимает курок. Пораженный пулей, бедняга хватается за куртку в этой области, кричит безумным голосом: «О, что же ты сделал, негодяй! И ты, Брут…»

– Бросьте, доктор. Я не спал всю ночь, и вряд ли придется подремать днем.

– Да, извините. Тем более, что ничего кричать безумно он бы и не смог, – свалился и умер. Убийца, подхватывает бездыханное тело, переваливает его через ограду. На теле есть следы вон тех железных копий, и рубашка на пузе порвана. Тело падает головой на землю, есть след на темени, и упокоевается до той минуты, когда некий беспокойный старший детектив начинает возню вокруг тихого садика.

– И…

– Завтра утром. Вы завтра утром, из моего рапорта узнаете официально зафиксированный тип оружия, примерное время смерти…

– Но может сейчас…

– Не раньше, чем пять часов назад. Точнее, увы, сказать не могу. Ауфвидерзейн!

– Грабеж, или убийца знал жертву? – задумчиво спросил Клюг.

Доктор поднял тирольскую шляпу.

– А это, многоуважаемый старший детектив, уже ваше дело. Расследуйте. Для меня это просто неопознанный труп. Küss, meine Schöne…

Прозрачный прохладный день начал отсчитывать утренние часы. В голых ветках деревьев пискнула птаха, жалуясь на неуют раннего утра. В начале улицы дворник в комбинезоне шлангом поливал мостовую, стремясь срезать грязь у бордюров, принесенную вчерашним дождем со снегом.

Уве Клюг отпустил эксперта, отпустил вахмистра с командой, и пошел в сторону Трептов.

На ходу он суммировал все, что стоило занести в первичный протокол. Кроме слов доктора, почти ничего. В карманах убитого, – полупустая пачка «Валдорф Астория», бумажные спички, и все.

Пока что Отто Циммерман по кличке Шмутциге знал больше старшего детектива.

Уве Клюг, продолжая шагать по просыпающимся улицам, поневоле начал перебирать обстоятельства биографии прежнего коллеги.

Бывшего полицейского Циммермана не зря называли продажным. Не то, чтобы в берлинской полиции работали ангелы. Совсем нет. Но только грязнуле Циммериану пришла в голову идея наполнить карманы посредством шантажа. Сотрудник отдела нравов редко сохраняет руки в чистоте.

После трех лет работы в подразделении Шмутциге взял под крыло более двух десятков уличных шлюх. Покровительствуя девочками, он обратил внимание и на клиентов. А среди них попадались весьма состоятельные господа. А среди состоятельных, – публично известные.

Все старо, как мир.

Клюг слышал все это в виде слухов и недоговоренностей. Он-то сам снял униформу уличного шупо около десяти лет назад, когда Отто Циммерман уже развернулся вовсю.

Они даже не были знакомы.

Отто был старше, работал в «нравственном» отделе, что не считалось достойной службой, и многие сторонились офицеров оттуда. Грязная работа. Уве Клюг начал ассистентом, потом поработал ногами в качестве младшего детектива, пока не стал старшим. Служба в «убийствах и насильственных» его устраивала, он гордился ею, и считал борьбу с тяжелой преступностью миссией.

Но не из-за своих темных схем Отто Циммермана вынесли из полиции на лопате.

Около трех лет назад он задержал молодого хлыща. Тип вовлек несколько молодых мальчишек в циркуляцию кокаина, в элитных ночных заведениях. Эти сопляки, утопая все больше, шли на все из-за горсти порошка. В результате там нашлось место всему, сверх непосредственно спекуляции наркотиками, – совращение малолетних, воровство, смерть несовершеннолетнего, – от чрезмерного употребления морфия.

Шмутциге бросил хлыща в камеру, и стал давить на него. Когда же задержанный плюнул ему в лицо, полицейский Циммерман потерял контроль, и забил хлыща до смерти. А назавтра оказалось, что говнюк, – сын депутата рейхстага, от социал-демократов, и папа на короткой ноге с одним из секретарей президента Гинденбурга.

Скандал случился громкий. Правящая партия всячески демонстрировала стремление к демократии и соблюдению прав человека. Правительству позарез требовалось показать человеческое лицо немецкой государственности странам большой тройки. А тут тупая полицейская громила забивает в застенке задержанного до смерти.

От тюрьмы Шмутциге спасло лишь то обстоятельство, что он был прав, задерживая отпрыска депутата. И растление малолетних, и наркотики, и все остальное имело место. Многие в полиции поддержали Циммермана, а часть шупо* (полицейский на сленге, коп) сами были не прочь придушить молодого негодяя.

В берлинской полиции, с одобрением отнеслись бы к «сильной руке» во власти, что дала бы приказ стражам порядка очистить улицы. В результате дело с большим трудом замяли, но детектив Отто Циммерман оказался на улице.

Мысли старшего детектива прервал топот многих подошв. Он поднял голову.

По проезжей части шел отряд наци. Развевался черный флаг с красным символом в круге, рослые парни с крутыми затылками молодцевато держали шаг. Черные рубашки, галстуки, блистающие сапоги, все аккуратно и по ранжиру. Немногочисленные прохожие останавливались и смотрели на СС. Большинство из них не могли сдержать улыбок, многие кричали «Да здравствует!», кое-кто вытянул руку в приветствии.

Клюг поймал себя на том, что одобрительно усмехается. Вот такие крепкие ребята и нужны, чтобы навести порядок, очистить страну от гнили либерализма и жидовской олигархии!

Он пересек Трептов, пересек Шпрее и в конце концов оказался на Штралау.

Маленькое серое здание больницы «Алмосен Готтес» на Крахтштрассе, окруженное голыми ореховыми деревьями, походило на картонную коробку с прахом, вокруг которой в горе вздымали костлявые руки все еще живые старики. Внутрь вела лестница с ветхими деревянными перилами, ступени вытерлись от тысяч шаркающих ног.

В маленьком вестибюле, где на полу в шахматном порядке лежали неровные голубые и кремовые плитки, в трещинах и изношенные по краям, Клюг показал свою бляху на ремешке толстой сестре милосердия, сидевшей за перегородкой? и спросил:

– Циммерман? Его привезли вчера позднее полуночи.

Сестра ласково взглянула снизу вверх из окошка в узорчатой стеклянной перегородке:

– Восьмая палата. Похоже, он пришел в себя.

Она указала рукой вглубь коридора и приветливо улыбнулась, словно пухлая мадонна в рамке. Румяная, с ямочками на щеках, она радовала глаза.

– Спасибо.

Отто Циммерман действительно находился в уме и, что важно, при памяти. Увидев Клюга, он подобрался, сел повыше, и тревожно блеснул глазами.

В маленькой палате, кроме кровати, узкого шкафа и ночного столика, ничего не было, да и не поместилось бы.

– Доброе утро, герр Циммерман, – поздоровался детектив скучно.– Как вы себя чувствуете?

Он сразу же решил показать, что считает Шмутциге обыкновенным, цивильным потерпевшим, и ему никого дела нет до его полицейской службы в прошлом.

– Доброе, – прохрипел Циммерман.

Клюг огляделся. На большом окне, нижнюю часть которого замазали мелом, болтались на сквозняке белые занавески.

У частного детектива вокруг глаз залегли черные круги, словно у актера из «Усталой смерти» Ланга. Повязка сидела на голове шлемом, в котором, к счастью, не забыли оставить отверстия для глаз и рта. Пахло карболкой, сортиром и тушеной капустой.

Старший детектив взял у стены стул с прямой спинкой и дерматиновым сиденьем, отнес его к койке.

– Можете говорить?

Отто после короткого колебания осторожно кивнул.

– Тогда, чтобы вас сильно не утомлять, самый важный вопрос. Что вы делали вчера у пивной «Золотая Брага»?

Циммерман закрыл глаза.

– Я имею право не отвечать. Гулял.

Клюг невозмутимо осмотрел на бинты. Потом вздохнул:

– В таком случае у меня есть право задержать вас по подозрению во взрыве и распылении нервнопаралитического газа в общественном месте. И тюремный лазарет имеется. Кормят там похуже, чем здесь, но думаю, что не намного.

Он начал вставать со стула, Шмутциге закашлялся, поднял руку и тихо взвыл.

– Ладно, это я так, не подумав, сказал.

Он сделал паузу, набрался сил и начал:

– Следил за человеком. У меня появилась информация, что он, – Ральф. Ну, тот самый, поджигатель.

– За вознаграждением нацелились?

– Мое право.

– Ваше право, сообщить властям, а не спугивать опасного преступника. Откуда информация?

– Но послушайте, детектив!

– Старший детектив. Я слушаю.

– Я живу слежкой! Почему я должен отказываться от денег!

– Потому что вы спугнули особо опасного для общества преступника. И теперь он предупрежден. Не хотите отвечать в судебном порядке, отвечайте мне!

Приоткрылась дверь и в палату заглянула полная медсестра. Она осуждающе покачала головой, прижала палец к губам и неслышно закрыла створку.

– Ладно, ладно. О Ральфе я узнал от маленькой проститутки с Восточного вокзала. Кличка Мими, настоящее имя Валери Войцеховски.

Он остановился, перевел дух.

– Как выглядит?

– Волосы рыжие, одевается в черное, стиль у нее такой, готический. На руке чернильная татуировка, -изображение буквы Z.

– Что значит, – маленькая? Несовершеннолетняя?

– Обижаете, – пробубнил Циммерман в шлем из бинтов.– Сроду дела не имел с малолетними. Сразу бы сообщил в местный участок. Мими уже к двадцати пяти. Невысокая ростом, не больше метра пятидесяти пяти.

– Дальше?

– Ее клиент, штурмовик, хвастался в заведении на Лангештрассе, что может взорвать или поджечь любое здание. Сейчас в городе многие напуганы, слухи ходят о вражеских агентах, поджигающих дома и заведения, – чтобы посеять панику. Ну, вы и сами знаете…

– Знаю, – сказал Клюг равнодушно.

– Ну вот. Она еще вспомнила, что коричневорубашечник болтал с кельнером из той пивной, напротив ее гнездышка на Лангештрассе. Я тут отправился его допроси… опросить, и за пять марок кельнер тут же вспомнил, что этот тип предлагал ему несколько бутылок хорошего рома, якобы полученного прямиком из Ямайки. И опять оговорился, – я мол, вечером буду в Ньюколне, в «Золотой Браге», а потом могу заехать за бутылками в Биесдорф.

– Так и сообщил, – в «Золотой Браге»?

– Я сначала тоже не поверил. Но Мими и кельнер утверждают, что наци был хорошо на взводе, и шнапсом там дело не ограничилось. Вот я подумал, мог и сболтнуть…

Клюг глянул в щель между занавесками. Всякое бывает…

– Как зовут кельнера?

– Фред.

– А почему эта Мими так разоткровенничалась? Вы для нее никто. Старые связи?

Шмутциге надолго затих.

– Это история длинная.

– Расскажите, тем не менее. Сейчас любая деталь важна.

– Это может мне выйти боком. Прежние грехи…

Старший детектив мысленно усмехнулся: наступает момент истины.

– Если не потребуется для следствия, – останется между нами. Я ведь в протоколах и так могу повернуть, и эдак описать. Система вам известна. Этого разговора могло и не быть.

– Это хорошо, – промямлил Циммерман, хотя особого облегчения детектив в его голосе не услышал.

– Шантаж, – начал он.– Эксплуатация страха. Угроза компрометирующих или клеветнических разоблачений, с целью вымогательства чужого имущества или разного рода уступок. Кажется, так гласит Уголовный кодекс Веймарской республики?

– До пяти лет тюремного заключения, – в унисон ответил полицейский.– И это без отягчающих последствий. И на сколько лет вы заработали?

Выйдя из больницы, Клюг бодро сбежал по ступеням, но тут же стало ясно, насколько он устал. Ноги гудели, шумело в голове, и от голода ныл желудок. Надо поесть, иначе он свалится.

Сидя в кантине «Gesundheit durch Geschmack», он жевал ростбиф и картофельный салат, невидящим взглядом упершись в бетонную колонну. Вокруг ели, пили и разговаривали, звенели ложки и стаканы. Посетители входили и выходили, бродили по громадному зданию с низким потолком, а полицейский не видел ничего.

Шмутциге только что поведал ему о источнике своих доходов, – в бытность свою в отделе нравов, – и все это требовалось обдумать. Конечно, -за такое не дают премию Карла Великого. Исходя из его приступа откровенности, Шмутциге склонил двух уличных девиц к сотрудничеству, снял квартирку недалеко от места охоты, обзавелся хорошим фотоаппаратом, и присел в засаде. Он утверждал сегодня, что попадалась плотва, – верные мужья, сынки мясников и пекарей, парочка чиновников из местного управления. И только.

Но это не были предания старины глубокой. Шмутциге не бросил прибыльный бизнес, хоть и времена пришли не столь сытые, – как во времена, когда в его кармане болталась полицейская бляха. И вполне вероятно, что фотоаппарат запечатлел штурмовика СА, над телом которого утром хлопотали судебный врач, вахмистр и санитары. А если это так, достаточно проявить снимок, показать его Циммерману, -и круг замкнется.

Циммерман опознает человека в Ньюколне. Дело будет закрыто, Ральф идентифицирован, детектив Уве Клюг получит хвалебную запись в служебной карточке. А кто убил Ральфа, уличный грабитель или красные, уже не так важно.

Он отбросил вилку, встал, и вышел на воздух.

Снаружи сеял мелкий дожик. Редкие автомобили разбрызгивали из под шин черную воду. Бежали прохожие, из-за угла показался грузовик с солдатами в матерчатых шлемах. Над шлемами торчали стволы винтовок.

Город жил нервной жизнью.

В то время, когда старший детектив Уве Клюг прыгал по лужам, направляясь к Восточному вокзалу, заместитель начальника берлинской полиции сидел в своем кабинете в Главном управлении и перебирал свои думы.

Последние события убедили Йозефа Маерса, что коалиционному правительству социал-демократов в Рейхе приходит конец. Предпоследним аргументом стала политическая сенсация предвыборной кампании, – забастовка берлинских транспортников в начале ноября. Она была организована коммунистами, но к стачке присоединились нацисты. В течение нескольких дней коммунисты и нацисты вместе выставляли пикеты, избивали штрейкбрехеров, строили заслоны на трамвайных путях.

И хотя НСДАП получила на выборах на два миллиона меньше голосов, и Тельман смотрел на политические перспективы КПГ И СДПГ с большим оптимизмом, никто бы не смог убедить опытного полицейского, что коммунисты победят.

У Маерса имелось достаточно приятелей в Рейхсвере, и настроения офицерства он знал не понаслышке. Это были боевые товарищи, с которыми не один месяц пришлось сидеть в окопах на Западном фронте, и кривить душой в общении между соратниками не стоило. У него были связи и в фашистской партии, и там тоже верили, что настроения большей части германского народа идут вразрез с красными идеями. Немецкий народ болел Веймарским синдромом, и считалось, – чем быстрее этот выкидыш капитализма уйдет в прошлое, тем быстрее Германия станет настоящим рейхом.

Последний аргумент, слова человека, сидевшего сегодня утром на заднем сиденье в машине, окончательно убедил заместителя начальника полиции, – действуя правильно, он скоро сможет отбросить приставку «заместитель». Эвальд Бухер, член Национал-социалистической немецкой рабочей партии чуть ли не с 1920 года, был прям и категоричен:

– Сквозь запертые двери Отдела контрразведки и щели в окнах «охранной полиции» проникают тревожные слухи. Будто в Берлине действует вражеская разведка с особым заданием. И это не похитители промышленных секретов, которые попадаются чуть не десятками абверу. Это либо британские агенты, либо агенты Сталина. Высказано мнение, что за действиями одиночек- поджигателей типа вашего Ральфа могут стоять законспирированные профессионалы. Не то, чтобы мы питались лишь слухами, – у нас много друзей в политической полиции, и будьте уверены, многие и многие из них составят костяк силовых структур будущего фашистского государства. Криминальная полиция будет реформирована самым кардинальным образом. Но если сейчас, пока мы еще не у власти, лояльный полицейский чиновник принесет нам в зубах вражеского агента, утерев нос органам правопорядка демократов, это зачтется в самом ближайшем будущем. Мы поднимем шум в прессе, свяжем западное вмешательство с преступными действиями демократов и коммунистов. И предъявим шпиона. Вы поняли?

Йозеф Маерс взял из пепельницы сигару, энергично раскурил ее и окутался дымом.

Если он хочет подняться по лестнице, а не скатиться с нее, надо действовать. Но на кого положиться? Ему нужен человек честный, правых взглядов, -и преданный лично ему.

Перед глазами появилось лицо Уве Клюга. Правда, тот же Эвальд Бухер упомянул бесперспективное будущее для старшего детектива отдела убийств, но это ничего не значит.

Каждый беспокоится о себе.