Читать книгу Жизнь, нарисованная небом - Влад Потёмкин - Страница 6

– Что с тобой, дочь, моя? – гнусаво изрёк Филипп «Богатый».

Когда он начинал говорить, голос его звучал настолько громогласно – словно возглас из пустой бочки.

Он приехал навестить Изольду и своего внука, и был крайне удивлён, увидев её такой замкнутой и обескураженной. «Из» и раньше не слыла весёлкой, но такой подавленной он её не видел никогда.

– А, где внук?!! – радостно спросил он. Филипп не хотел поддаваться её хандре и сделал вид, что как будто ничего не происходит противоестественного и волноваться поводов, нет.

– Он с няней, – ответила она. Отец не стал уточнять: «Где и почему?»

На все его последующие вопросы она лишь молчала.

– Что с тобой происходит? – в очередной раз спросил он. – Какой смысл во мне, если, ты, не можешь мне открыться?.. Где твой муж?

– Где-то на охоте? – ответила она.

– И, ты не знаешь где?

– Нет. Мне это не интересно.

– А, как давно, его нет?..

– Давно, – беспечно добавила Из.

– Как давно, ты не видела его? – папаша, уже, негодуя, перешёл на резкий тон.

– Давно.

– Давно?! Это сколько времени?.. – отец создал свирепое лицо, от которого в своё время дрожали покойники.

– Не знаю, сколько!.. Я за ним дни не считаю!

– Два?.. Три дня или десять?

– Два, три месяца!.. – демонстративно выражая негодование, заявила дочь.

– Два?!! Три?.. Месяца?!! – родитель погрузился в глубокое недоумение, но радость предстоящего заиграла в нём живительным огоньком.

– А может даже и больше?!! А тебе что с того?!!

– Как, что с того?!! – радостно сияя, вскричал Филипп.

– А так!.. Если мне всё равно, то тебе что за забота?!! Когда, ты успел, его так сильно полюбить?!!

– А, вот в эту самую минуту и успел полюбить!!! – былой задор неугомонного скряги, потонул в хитроватой улыбке тестя.

– А может он в походе??? – засомневался отец.

– В каком, походе?!! Он уже давно не ходит в походы!.. Если только в пьяном – походе?!!

– В пьяном походе это было бы даже самое лучшее?!! – прежняя рассудительность, опять водрузилась на зловещем лике «Богатого». Он, не перебивая, принялся выслушивать, теперь уже разговорившуюся дочь.

В непринуждённой беседе она поведала отцу о совместной жизни с мужем, которого, как выяснилось, она уже давно не видела.

– Ты, должна с ним развестись!.. – заявил Филипп после долгих размышлений.

– Зачем?.. Он мне совсем не мешает!..

– Надо!..

– Не надо!.. Я не для того за него выходила, чтобы разводиться?! Или, ты забыл?!!

– Я ничего не забыл?!! Но ситуация изменилась! И складывается в нашу пользу, как нельзя к стати.

– Это отчего вдруг?!! Что такого произошло?!!

– Для нас лучше, чтобы его не было вообще.

– Это как?..

– А, так?!! Нет его?!! Пропал… – перешёл на шёпот отец.

– Как это – продал?.. – жена не столько волновалась за мужа, сколько её стало интересно. У Филиппа «Богатого» ничего просто так не бывает. Теперь любопытство вселилось в неё. – И зачем, ему пропадать?

– А, вот… зачем?.. – радость охватила Филипп. Он, уже, не мог сдержаться и ехидно улыбался. В его голове играла музыка неимоверных афер. Но отец решил не высказывать, ей всего плана действий. Вдруг, если, что-то пойдёт не так, она не сболтнула бы лишнего. За это можно лишиться не только головы, но ещё, прежде, угодить на кол.

– Как? – уточнила Изольда, после высказанных отцом предложений.

– А, вот… как?.. Садись и слушай дальше!

Затея по захвату власти к нему пришла не сразу. Изначально, планируя свадьбу дочери с сыном конунга, он намеривался – всего-навсего получить, титул своим потомкам. Выход к внешним границам, позволял полученной территории быть самостоятельной и считаться суверенным государством. А ему быть: фактически государем. Регентство при внуке, давало ему такие права. Заимка «Козла» была выбрана не случайно – она граничила по перевалам со шведами.

– И, где же мне взять, рано утром, трёх свободных людей в свидетели, подтверждающих отсутствие конунга ночью?.. Здесь, же, никого нет! – спросила дочь, выслушав план отца.

– Тогда возьми в свидетели, трёх рабов! И ступай на тинг, – отец подбадривающе добавил. – Пусть заседатели на «Холме Закона» решают твою судьбу!

– А где мне взять его рубашку, чтобы сделать на ней разрез на женский манер.

– А, что – в доме нет его рубах?

– Не знаю?.. Я не интересуюсь его одеждой.

– Тогда повесь свою распашонку, – посоветовал Филипп.

Скандинавские рубашки были длинные и широкие по покрою. Отличались: мужская рубашка от рубашки женской, лишь разрезом. На женской распашке был длинный разрез спереди, а мужская разреза не имела. Чтобы известить окружающих о разводе и своей свободе, надо было взять мужскую рубашку и сделать на ней длинный разрез – по аналогии с женской прорехой. После чего повесить её у входа в дом на все обозрение. Это и служило, извещением мужу, домашним и всей округе о предстоящем расторжении брака.

– Повесь у входа в дом, – наставлял отец, – но чуть на отдалении, чтобы видно было всем. Главное обзор!

Изольда, до конца не посвящённая в курс действий, опять принялась молчать. Слушала родителя в пол-уха, не понимая, зачем вся эта катавасия. А Филипп «Богатый» наполненный задором не унимался:

– Через четырнадцать дней. После оглашения Законоговорителем решения: «Ты будешь разведённой!..» Оставаясь при этом княгиней и с половиной имущества.

– Да?.. – глаза Изольды засияли.

– Во!! Я, узнаю свою Из!!

– А если тоди не вынесет нужного нам решения? – княгиня вновь погрустнела.

– Не имеет права!.. Ни кто, не может лишить женщину счастья! Муж, не желающий видеть свою жену, уже не муж?.. Женщина не должна страдать, если её муж где-то там пьёт!.. Тоди не может вынести другого решения. На то он и Законоговоритель, чтобы судить по справедливости!

Лицо правительницы ожило и повеселело.

Но, отец не договорил, о своих дальнейших планах. А планы были таковы – свести со света Инга Ирвинга. Смерть, отца Хальва, позволяла после развода владеть половиной государства. А не каким-то клочком в горах?!! А фактически иметь полный контроль над всей территорией Ирвингов. Отсутствие Ирвинга Младшего, давало Филиппу «Богатому» такое право и возможность.

Рабу, смотрящему за свиньями, «Скряга», под угрозами, велел убить конунга Ирвинга Старшего. И не где-нибудь, а в свинарнике!.. Получив такую позорную смерть – от рук раба, да ещё и в свинарнике. Это событие из всех сил будут стараться предать молчанию. А полное забвение, это как раз то, на что Филипп и рассчитывал. Раб должен был убить правителя вечером. Чтобы Инг за ночь истёк в хлеву кровью. Но исполнитель, напившись, для храбрости, перебрал с выпитой мерой и совершил задуманное под утро. Конунга почти, что сразу нашли, и остановили кровь. План сорвался, но не таков был Филипп «Скряга», чтобы отступать и сдаться на половине пути. Знахарь по просьбе Филиппа дал конунгу большую дозу обезболивающего средства. А заботливый родственник, находящийся при нём неотступно, лишь потом добавлял раненому и добавлял парализующий отвар, повышая норму. Старший Ирвинг впал в спячку. Замер. И точно усопший, уставил остекленевшие глаза в потолок.

Через четырнадцать дней, после развода, Филипп велел Изольде отправить все корабли: и торговые, и военные в море. За исключением флагмана конунга. Главный корабль страны должен был готовить к траурной процессии. «Скряга» жил понятием – капитал должен работать. А имеющиеся простои кораблей считал грехом неимоверной тяжести.

Отец Филиппа «Скряги» был бесерком. Но не тем бесстрашным воином, который для своего бесстрашия принимает перед боем дюжину взбадривающих настоев, из разных трав и грибов. Он и в поход то ни когда, ни ходил. А ратным занятиям нашёл достойную замену – промышлял раскапыванием могил погребённых конунгов и богатых ярлов.

Подкрепившись для храбрости воинственным, сильнодействующим настоем он хватал кирку и принимался ломиться в погребение усопших.

На этом он и сколотил своё состояние, приобщив к этому делу и сына. Вскрывая могилы, отец всегда напоминал отпрыску своему: «Не класть при своём захоронении в могилу, ни каких сопутствующих предметов!!!»

– Откуда у них такие богатство?!! – задавали себе вопрос соседи. Но не находили ответа. За жадность старшего звали – «Хап». Ни кто не помнил его настоящего имени. А младшего, не особо-то, не уступающего в жадности старшему – «Скрягой». Но, однажды, отец Филиппа пропал. Точнее сын оставил его в могиле очередного погребённого, которого они раскопали. Он испугался и обронил в яму верёвку, по которой ничего не боящийся папаша должен был выбираться обратно.

А дело было так?!

Похоронили бесстрашного воина бессерка по прозванию «Бесстрашный и Неуязвимый». Бесстрашного воина! Настоящего викинга. Который прошёл ни одно сражение. И всегда выходивший, из всех баталий, победителем. Для бесстрашия своего, он принимал, какой-то сильнодействующий отвар. Рецепт снадобья готовил сам. И ни кому состава того зелья не открывал. Благодаря этой тайне, ни у кого такого оружия не было, и превзойти его в доблесть ни кто не мог. Слыл «Бесстрашный и Неуязвимый» знатным воином и почитался в округе. О нём даже слагали песни. Готовил он снадобье всегда про запас. Хранил его у себя в подвале. Куда вход был строго-настрого запрещён. Даже, домочадцам. Он настолько пристрастился к своему напитку, что принимал его, уже не только перед боем, но и в обыденной ситуации. Закрывшись в подвале, он возливал в себя не малое количество, этого самого универсального приготовления из трав сильнодействующих и не меньшего количество грибов галлюциногенных. Одурманенный, он принимался громить всё, что попадалось под руку, в своём специально отведённом зальчике для пиров. Потом затихал. Мирно спал на лавке, уставившись остолбенелыми глазами в потолок. После одного, из таких пиров, он спал дольше обычного. Родственники приняли его за умершего. И, похоронили. Положили с ним в могилу, кроме богатств, украшений и оружия, ещё и эти самые сильнодействующие снадобья, которые он любил больше жизни.

В эту же самую ночь, чёрные старатели раскопали могилу «Бесстрашного». И, как, только «Хап» смахнул с гроба последнюю погребальную земельку, изнутри послышался стук. Филипп онемел. Мало того, что он испугался и нечаянно уронил верёвку вниз, он ещё и убежал.

Филипп, будучи по природе своей не только интриганом, но и человеком осторожным и предусмотрительным, в своё оправдание: «Куда пропал отец?», созвал тинг. На собрании он заявил: «Якобы погребённый и отец были давними друзьями. Но, держали это втайне от всех. И, вот теперь, когда „Бесстрашного и Неуязвимого“ не стало, отец не может перенести эту утрату. Он ушёл к нему в заупокойный мир, и будут они там теперь неразлучны».

Данная новость – «Дружба доблестного викинга и «Хапа» на сходе всех удивила. Но уход отца Филиппа никого не расстроил. Никто в селе «Хапа» не любил. Они даже всем собранием, перешёптываясь, попытались вспомнить его настоящее имя, чтобы правильно помянуть усопшего. Но не могли вспомнить: «Как его зовут?» А спросить у сына постеснялись – дабы не огорчать его дополнительно.

– Поминки справить бы надо?.. – предложили селяне Филиппу. Но сын решил сэкономить и не праздновать погребальной тризны. Чтобы избежать дополнительных вымогательств селян, он сослался на горе и покинул собрание.

После ухода Филипа кто-то предложил провести расследование: «Уж больно сомнительной ему казалась версия дружбы „Хапа“ с „Бесстрашным“? Один был викингом!.. Второй барыга!» Предлагаемого одёрнули. А предложение дознания не поддержали. Зато все как один были едины во мнении: «Поминки надо справить».

– Не по-человечески это?!! – все, как один, на тинге выражали своё мнение. – Может, соберём общую тризну и своими силами проводим ушедшего?!!

Все были не против поминок. И считали это обязательным и необходимым. Но конкретных организаторов не нашлось и данное предложение, само по себе, сошло на нет. Мало то, что «Хапа» никто в селении не любил, все ещё, и побаивались этого скрытного семейства, живущего на самом отшибе – на заимки.

А Филипп, как ни в чём небывало стал продолжать, жить поживать, как будто ничего и не произошло.

Но, как-то, его очень сильно заколотило. Затрясло всего-всего. И он услышал голос отца. От этого страшного ведения, ему стало холодно. Несмотря на то, что изба была, очень, даже, сильно протоплена. И, ещё, тлели в печи последние угли, но в помещении стало вдруг зябко. И что-то завыло. Загудело. И загуляло по дому. Подобно, как гуляет по двору, завывая, разбушевавшаяся метель.

– Семь дней же сегодня минуло, – подумал с ужасом хозяин и понял, что отец видно, в самом деле, погиб. Его должно быть задрал усопший бессерк. Ибо не зря он слыл воином бесстрашным и кровожадным.

– Надо было тризну справит?.. – расстроенно подумал он. Как в дверь постучали и голосом отца велели открыть. Филипп решил не отвечать. На всякий случай, он, для пущей надёжности, ещё, подпёр массивную дверь ломом.

Но привидение постучало вновь. И после этого, не останавливаясь, гремело и гремело. Требования впустить его, звучали всё интенсивней. Звучали они невнятно. Но Филипп, по какому-то интуитивному пониманию улавливал их суть. Прислонившись к дверному глазку, он наблюдал, что происходит снаружи.

– Я сильно замёрз и больше не могу сидеть в могиле, – расслышал он. При этом оборотень усиленно тряс головой. Работал желваками. И строил разного рода рожи. Скорее всего, гримасничал он из желания согреться, нежели напугать кого-то. Филипп видел, как в свете луны и под завывание разгулявшейся на ночь метели, заиндевелое аморфное существо, покачивалось, испуская еле уловимое фразы, наполненные возмущением и негодованием.

– У нас с бессерком закончился настой, – опять изрекло приведение, но на этот раз более членораздельно.

До этого, речь ночного гостя была почти, что не внятной. Это нагоняло дополнительного страха, именно от своей неясности. За дверью, принялись переговариваться.

– Он не один, – рассудил Филипп. Промелькнувшая мысль в голове не внесла, каких-бы то ни было, дополнений к его действиям. Он остался при своём мнении: «Пришельцев в дом не пускать!»

Оборотни продолжали говорить на, должно быть, понятном, только им языке. Филипп, из услышанного, не понял ничего. Гости, видя, что на предложения открыть, ответа не следует, принялись ломиться. Эти требовательные действия всё нарастали и нарастали, что ещё больше приводили сына в ужас. Тяжеленая дверь, на крепких кованых засовах, вот-вот должна была сорваться с петель. Когда действия за дверью стихли, и привидения исчезли, хозяин отошёл от глазка. Он направился к окну – посмотреть, что же происходит во дворе. Он прислонился к матовой плёнке бычьего пузыря, в желании прояснить происходящую ситуацию. Как, холодные, цепкие руки сжали его за горло и начали душить. Сквозь прорванное отверстие окна, Филиппа обдало холодом. В проём разрушенного небольшого оконца ворвался такой силы стремительный пронизывающий ветер и закружил по дому. С закоченевших рук нападавшего вурдалака срывался иней, и он, в воздушном потоке, продолжал кружиться по комнате, вместе с метелью. Заиндевелые руки всё сильнее и сильнее сдавливали хозяину шею.

Нападавший оборотень хрипел. Что-то требовал. Но, он, закоченел от мороза и от обильных возливай, сильно воздействующих препаратов, и не мог выразить ничего вразумительного. Недельное пьянство сказалось на его нервной системе. Речь его была наполнена одними не членораздельными междометиями и негодованием. Суть негодования Филипп уловить не мог, но накал возмущения чувствовал на своей глотке.

– Где, мой настой, – наконец то выговорил нападавший, – мы с бессерком пришли за добавкой.

За спиною ночного гостя хозяин отчётливо увидел лицо похороненного. Того самого бессерка, который должен был лежать в могиле.

Усопший, услышав, что речь идёт о нем, решил поздороваться с сыном своего нового приятеля и принялся кивать и улыбаться, своим опухшим лицом, больше похожим на злую, разбойничью рожу. И чем больше он таял в любезности, выглядывая из-за туловища своего нового друга, тем ужаснее становилось у Филиппа внутри. Когда его лицо приблизилось совсем близко «Скряга» отстранился от него с такой неимоверной скоростью, что втащил за собой в дом, через узкое окно отца и невероятно вежливого бессерка «Бесстрашного и Неуязвимого». И заорал, при этом, с такой бешеной силой, что испугался сам.

Это он, наконец, то вырвался из оцепеневших рук папаши. И издал, такой душераздирающий вопль, что горшки, стоящие на полках закачались и рухнули на пол, рассыпавшись на множество осколков.

Гости тут же куда-то скрылись, давая возможность ему отдышаться.

Возвращаясь, к тому самому, трагическому дню погребения «Бесстрашного и Неуязвимого» надо добавить. Когда «Хап» сметал последние комья погребальной земли с гроба, то уже находился под воздействием своих препаратов и не слышал стука изнутри усыпальницы. В его душе играла другая музыка. Не знал он и что сын, испугавшись, уронил верёвку, и убежал, бросив его. Он вскрыл богатую крышку последнего пристанища покойного. И оттуда, выскочило не понятное существо. Привидение с всклоченными, торчащими в разные стороны волосами и ошарашенными глазищами. Интенсивно дыша, покойник отбросил спасителя в сторону, и принялось выбираться из могилы наверх. Но, как, он не старалось ничего из его действий спасательного не выходило. А наоборот – могила осыпалась, грозя их обоих погрести под завалами осыпающейся, обваливающейся почвы. «Хап» врезал неугомонному старателю лопатой по голове. Усопший, тут же, замер. Распластался на рыжей глиняной насыпи, широко раскинув руки. «Хап» видя, что он наконец то угомонился, принялся за исполнение своих обязанностей. Осмотрев погребение, он обнаружил бутылку и ещё, большое количество ей же подобных склянок. Он решил попробовать содержимое внутри этой посуды и остался, очень доволен.

Когда бессерк очнулся, он протянул ему бутылку и стали они пировать вместе. Время от времени, вступая друг с другом в баталии. Мирясь и обнимаясь после. Напившись дружно засыпали, на какое-то время. Так они провели целую неделю и выпили весь приготовленный запас. После чего песни и драки прекратились. Они замёрзли и каким-то образом выбрались наверх. Пошли по селению, в желании подкрепиться чем-то согревающим. Сначала они зашли в дом «Бесстрашного и Неуязвимого». Но там их не пустили. Тогда они пошли по селу. Но, везде, куда бы они ни приходили, им ни кто не хотел принимать. Но, все как один, сходились во мнении, что поступили не хорошо, не справив поминальной тризны по «Хапу». И вот теперь, он пришёл мстить им. И привёл, с собой, ещё и в самом деле, своего друга «Бесстрашного и Неуязвимого». О чём, собственно говоря, и сообщил им на тинге Филипп «Скряга». Бесполезно находившись по деревне, друзья совсем замёрзли. И, тут, «Хап» вспомнил, что у него дома, есть же запас?!! Пусть, и не такого, изумительного зелья, как у «Бесстрашного», но всё же какого-никакого, но напитка. И друзья направились на заимку.

Выпив из запасов «Хапа», ночные гуляки стали плясать. И насильственно заставили Филиппа присоединиться к их веселью. Но скоро они почувствовали слабость настоек. «Хап», сидя в могиле, настолько сильно привык к угощениям покойного, что свои приготовления для него теперь были, как капля в море. Они, не сговариваясь, схватили Филиппа под руки и потащили его, в одной ночной рубахе и босиком, в бушующую метель. Троица поспешала в дом погребённого бессерка. В его сокровенный подвал, к настойкам из мухомора. Филипп мелко, по-бесовски, семенил лапками. Ибо его ноги и превратились в порхающие лапки. Они, скорёхонько-скорёхонько, спешили оторваться от обжигающего холодящего снега. Чтобы пока они пребывали в воздухе, могли, хоть чуть-чуть согреться. Дружки тащили Филиппа, продолжая неистово гнать себя в неугомонном беге. Там их ждала, вожделенная настойка и компаньону поневоле приходилось, почти, что лететь вместе с ними по воздуху.

Вломившись во двор умершего покойника, весёлая ватага принялась стучать в дверь. Но ни кто не хотел им открывать. Надо было предпринимать, какие-то другие действия. Они схватили Филиппа за руки-за ноги и принялись им биться в ставень окна. Заоконок, был на совесть, не поддавался. Филипп неистово орал, проклиная своих узурпаторов. Но и этой активности было недостаточно, створки держались намертво.

Но, это, неистовое человеческое страдание обречённого – вызвало в рядах осаждённых домашних, желание прийти на помощь. Они, все разом, выбежали во двор вооружённые мечами и боевыми топорами. И в этот самый момент, прыткие дружки, бросили окровавленного с разбитой головой Филиппа, и незаметно юркнули в распахнутую настежь дверь. Они, тут же, ринулись в подвал. Через некоторое время там началось веселье. Гости уединённо плясали, не подымаясь наверх.

Хозяева занесли побитого Филиппа в дом. У него были обморожены ноги. Они, не перебивая, выслушали его подробный рассказ. После чего, у них взыграла совесть, что они так мало положили в могилу умершего, так любимого им напитка.

Время от времени из подвала доносилось громкое: «Хай». Бульканье, наполнявшейся жидкости. Чоканье кружек. Кряканье. И не смолкающие песни и пляски. Когда же, дурманящая основа напитка клонила их в сон – наступала относительная тишина. Если не считать храпа и сопения спящих персон. За время сидения в подвале и могиле, они опухли. Хотя и до этого, они не слыли красавцами, а теперь и подавно. Они беспрестанно улыбались. Что-то шептали. Сердились. Хмурили брови. Кривили рты. Добавляя к своим и без того пугающим лицам ужасающие, грозные оскалы. Бурное веселье и забытьё с завидной чередой меняли друг друга.

Днём, все домашние были заняты делами. В горенке оставался лежать, лишь один больной Филипп. Однажды они выкрали его – утащили к себе в подвал. И стали, как можно энергичнее вовлечь его в своё веселье.

– Не буду я больше пить, – отнекивался от них Филипп.

– Не… – тянул хозяин, лукаво посмеиваясь и щуря побитым заплывшим глазом, – препирательств мы не приемлем.

– Не приемлем, Хап?!! – обратился он к другу.

– Верно!.. Неприемлем…

– Давай!!! Давай!!! – и они принялись, кружить Филиппа, да, так, что голова у него закружилась. И он рухнул, как подкошенный. Когда он пришёл в себя, то осторожно, осмотрелся вокруг. Также осторожно, чтобы не разбудить отдыхающую братию, выбрался из подвала, выискивая места, меж разбросанных вещей и бутылок. И пустился домой, ни кому не сообщив об этом.

Дни беспрестанного и беспутного хохота и плясок менялись на часы умилённого забвения и тишины. Проснувшись, обитатели подвала вновь начинали пить. Веселиться. Гоготать и невнятно бормотать. Хозяева дома, уже, даже, стали сомневаться – их ли это родственник?.. Но памятные события, говорили сами за себя – их.

Но однажды, веселье в подвале стихло. И долгое время не возобновлялось. Хозяева осторожно спустились и обнаружили окоченевшее и посиневшее тело бессерка. Рядом с ним в забытые, сидел «Хапа». Родственника в тот же день похоронили. «Хапа» отвели домой, на заимку.

Через какое то время «Хап» и Филипп «Скряга» возобновили своё ремесло. Благо, за время их бездействия, могил накопилось предостаточно. Идя на промысел, отец не доверял сыну. Он был твёрдо убеждён: «Кто тебя предал однажды, предаст и второй раз и третий, сколько бы ты ему шансов не давал исправиться?..». Но, и других вариантов у него не было. Так оно и произошло.

Спустившись в очередную могилу по верёвке, он попал к медведю в лапы. Косолапый обосновал себе в погребении берлогу, опередив под загулявшихся старателей. Он забрался в покойную яму с другого хода, со стороны лога. Взревевший медведь в ночной тишине, так напугал их обоих, что Филипп, опять уронил в яму верёвку и убежал.

«Скряга» получил в свои руки семейный промысел и достояние отца. Но, разрытые Филипом клады и погребения встречали старателя скудостью, истлевшей одеждой и ехидной усмешкой на перекосившихся черепах погребённых.

– Трясти надо живых?!! – Он решил имитировать смерть сильнодействующими отварами на живом Ирвинге Старшем. Это и был его тайный план действий о котором Из не знала.

– Если всё получиться, как задумано, – рассуждал Филипп «Богатый» можно будет применить его и на Хальве.

Филипп смотрел, в остекленевшие глаза конунга и видел своё прибывающее, растущее благосостояние… Инг Ирвинг, не моргая уставился в потолок.

– Надо позаботиться о своём алиби, – подумал Филипп. – Удалюсь я, наверное подальше, от сюда. Чтобы не возникало никаких подозрений в мой адрес.

– Сегодня же инкогнито извещу всех ярлов о погребальной тризне, – решил он, – а сам с Изольдой уеду.

– Из, ты, куда отправила корабли? – спросил Филипп.

– На закупку меха, – ответила дочь.

– Это правильно, – похвалил её отец. – Мех как никогда подскочил в цене?!!

– А, куда?

– Часть в Гардарику!.. Часть к лопарям!

– О!!! – «Скряга» выразил явный восторг. – Дивная будет торговля?!! Нам надо съездить проверить, как идёт закупка?.. Завтра же, наверное, и отправимся?! Ты, как?!!

– Я, за!.. – обрадовалась она возможности сменить обстановку.

– Вот и хорошо!.. Славный у нас вояж получится!!! Я прикажу готовить корабль, – сказал он и вышел.