Читать книгу Неудобный русский (сборник) - Влад Ривлин - Страница 4

Солнечным весенним днём, в преддверии выходных, когда ничего не подозревающий всесильный министр Мурталов вернулся в свои столичные апартаменты на отдых и был уже около ворот своего трёхэтажного дома в стиле барокко, к нему вдруг подошла невысокая щуплая старушка лет восьмидесяти и почти в упор смачно харкнула ему прямо в физиономию. Охранники, не ожидавшие от старушки такой прыти, на какую-то долю мгновения пришли в замешательство, но уже в следующую секунду схватили покушавшуюся под бока. Впрочем, старуха никуда и не собиралась бежать.

– Это тебе от всех нас, – торжественно заявила старушка, – твоих избирателей!

Пока министр утирался, примчались полицейские, охранявшие дом, и люди из спецслужб.

– Вы задержаны, – объявил ей похожий на культуриста молодой парень в штатском. – Вы имеете право на адвоката, можете хранить молчание. Любое ваше слово может быть использовано против вас.

Но остановить бабку было уже невозможно:

– Пуганая я, чем вы меня напугать вздумали? Жизнь свою я прожила… Фашистов видела, голод, смерть… Тюрьмой мне уже грозили, психушкой тоже. Своё я давно отбоялась и вас не убоюсь вместе с вашим хозяином.

– Заткнись! – прикрикнул на неё охранник министра. Он уже люто ненавидел бабку, потому что выходка сумасшедшей старухи могла стоить ему карьеры. Но старуха не слушала ни культуриста в штатском, ни охранника министра, ни полицейских и продолжала свой монолог:

– Мне восемьдесят два года. Свою жизнь я прожила честно – за что меня судить?

– Вы нанесли оскорбление министру и ответите за это! – крикнул один из переодетых полицейских.

– Министр? Какой министр? Я не вижу здесь ни одного министра. Только жулика-шарлатана и его обслугу, – будто издеваясь, ответила бабка.

– Заткнись, сумасшедшая старуха! – прикрикнул на неё культурист. – Живей забирайте её! Нужно срочно проверить её на СПИД, на бешенство и вообще на инфекционные заболевания. Иди знай, может, это тщательно спланированный теракт – плюется она как верблюд. Слюна попала господину министру прямо в глаз… Иди знай, какие последствия может иметь этот плевок при соприкосновении со слизистой оболочкой министерского глаза.

– Вы лучше своего хозяина на вшивость проверьте, – не моргнув глазом, посоветовала бабка.

– Да она просто сумасшедшая, – наконец пришёл в себя пострадавший.

– Я из ума ещё не выжила, – с достоинством ответила старуха. – Спятили те, кто позволили тебе министром стать.

– Толик, тебя нужно срочно госпитализировать! – визжала выскочившая на крики супруга министра.

– Хватит! – поморщился министр, – тоже мне, Фанни Каплан.

– Какой из тебя Ленин, – не унималась старуха. – Вы с вашим правительством его ногтя не стоите!

– Немедленно допросить старуху, – отдал распоряжение бритый наголо начальник спецслужбы: – кто, откуда и, главное, кто надоумил её это сделать.

Старуху увезли, а прибывшие врач и медсестра всё ещё продолжали оказывать помощь пострадавшему.

– Зачем вы это сделали? – спросил старуху следователь, после того как личность её была установлена.

– Зачем? – переспросила старуха. – Затем, что надоела мне его жирная самодовольная рожа, его постоянное враньё, пустые обещания, которые он никогда и не собирался выполнять. Чего ещё он заслуживает?

– Вы или сумасшедшая, или террористка! – не выдержал следователь.

– Какая из меня террористка? – усмехнулась бабка. – Стара я для террористки, глаза у меня уже не те, да и силы тоже.

– Но как-то же надо было наказать этого негодяя? – будто недоумевая от непонятливости следователя, продолжала старуха. – Вот я и решила плюнуть ему в морду. Руки у меня уже слабые – пистолет мне не удержать. Да и где я его возьму? Съездить ему по морде мне тоже не по силам – вон у него какая охрана, куда мне прорваться!.. Но плюнуть этому жулику в морду я ещё могу, на это меня хватит!

– голос старухи снова стал грозным, и следователь внимательно посмотрел на неё: вроде дряхлая, но иди знай, что у неё ещё на уме.

– Прекратите поясничать! – нетерпеливо обратился к ней следователь. – Вы нанесли оскорбление общественному деятелю, и теперь вам придётся пройти освидетельствование у психиатра, и если вы будете признаны вменяемой, то предстанете перед судом!

– Не боюсь я вашего суда, – спокойно ответила старуха. – Мне вообще поздно кого-то бояться. Да и не из-за чего – совесть моя чиста. Потому и не хожу с охраной, как ваш министр. Все жулики с охраной ходят. Если бы они не воровали, то и охрана им была бы не нужна. От кого они прячутся? От террористов? Да кому он нужен такой? У него же ни одной своей мысли нет. Тоже мне, общественный деятель! Кто в него стрелять станет, кому он нужен? Разве что такая, как я, – выжившая из ума старуха в морду ему плюнет. Другого он не заслуживает.

– Заткнись! – прорычал следователь.

– Ты мне рот не затыкай! – грозно прикрикнула на него старуха.

– Не дорос ещё мне рот затыкать!

– Она просто сумасшедшая, – растерянно подумал следователь.

– Что с ней делать? Закрыть бы её в психушке, и пускай там плюётся во все стороны хоть с утра до ночи.

Старуха тем временем не унималась:

– Это каким же дерьмом нужно быть, чтобы у стариков дома отнимать?! А сколько людей ваши министры сгноили: дипломы у них, видите ли, не те. Перед выборами они всем золотые горы сулят, обещали, что у всех стариков будет крыша над головой и никто не окажется на улице. А теперь всех нас распихали по клетушкам, как куриц на бройлерной фабрике. Инженеры да врачи задницы вашим старикам как мыли, так и моют, для молодёжи работы нет… Зато для себя у них все есть!

– Ничего, посидишь у меня здесь, заговоришь по-другому, – решил про себя следователь. Он уже решил держать старуху до упора, пока не сломается. Сама виновата. Но старуха, похоже, была сделана из особого сплава стали. Вечером она объявила голодовку и с тех пор не проронила ни слова.

Тем временем полиция уже навела все справки о покушавшейся. Это была одинокая старуха из переселенцев, жившая в приюте эконом-класса, где держали стариков, у которых не было ни более-менее солидных сбережений, ни приличной пенсии. За время своего пребывания в богадельне она успела со всеми перессориться. Единственным человеком, навещавшим её, была племянница, да и та последнее время прервала с ней общение.

Нелёгкой была судьба у бабы Ани. После войны нужно было младшим помогать, да и как семью создашь, когда стены в бараке картонные, а старые кровати – скрипучие? Хотела на врача учиться, да где там… Отец умер в лагере ещё до войны – соседи донос написали, чтобы их комнату заполучить. Мать одна тянула всю семью, и нужно было ей помогать. Аня уехала на Целину и там встретила свою первую и последнюю любовь в жизни. Он был старше её на семнадцать лет – фронтовик, вся грудь в орденах, да в ранах. Всю его семью немцы во время войны повесили, может, от того и пил он много. Да и старые раны давали себя знать… Работал много и тяжело. Хоть и пил, но был не алкашом, а трудоголиком.

– Работать – так работать, – говорил он. Бывало, еле встанет среди ночи с кровати, когда в ночную смену выходить, морщится от боли, а на её тревожное «Что с тобой?» всегда отвечал одно и то же: «Будет хорошо!» Берегла она своего Сёму как могла, да не выходила – умер от ран. После его смерти больше ни о ком и слышать не хотела… Так и состарилась одна. Младшие братья и сёстры выучились – кто на врача, кто на инженера. А самый младший в Москве теперь профессорствует – прежнюю власть на чём свет ругает, по телевизору рассказывает, как всю жизнь при Советах голодал, а сам аж лоснится от сытости. Бабка своему братцу сказала однажды:

– А выучил-то тебя кто? – на что братец презрительно ответствовал: – Что ты вообще понимаешь?

После этого она со своим братом больше не разговаривала. Да никто особенно и не стремился к общению с ней: неудачница, характер – не приведи Господь! Да ещё вечно с ней какие-нибудь проблемы. Ну кто её за язык дёргал?! Нет, нужно же ей было с парторгом целого объединения сцепиться:

– Такие, как вы, замучили моего отца! – сказала при всех, прямо в лицо тому жирному борову с красной рожей. Борова тогда на месте чуть кондрашка не хватила. И всё из-за того, что тот нелестно отозвался о бывшем директоре, которого все любили, назвав того сталинским выкормышем.

Закрутилось дело, но Аню трогать не стали: времена другие, да и в передовицах всю жизнь ходит. Так и работала, пока силы были, уже и после выхода на пенсию.

– Не могу я дома сидеть, – говорила она, – а к работе мне не привыкать.

А потом Перестройка началась, неспокойно стало: отовсюду повылазили мелкие и злобные людишки, которые предприятия все растащили, разворовали, жить стало не на что, и народ подался кто куда. Строители, учёные, инженеры, рабочие – все стали не нужны вдруг. Что уж о стариках говорить?.. Снялась с насиженных мест и бабушка Аня.

На новом месте приняли её хорошо: сначала место в общежитии дали, потом пособие небольшое назначили. Обещали дать отдельную комнату, но в конце концов дали такую клетушку, что и не повернуться толком.

– Не нравится – сами снимайте квартиру и живите, где хотите, – сказали ей в социальной службе.

Старуха только губы поджала – откуда у неё деньги на аренду?.. Всю жизнь проработала, а как ударил дефолт, так сразу без всего и осталась, подобно многим. Квартиру свою продала за копейки, как раз тогда, когда они ещё дешёвыми были. Никогда она не умела деньги делать, только работать хорошо на любой работе: и хлеб пекла, и на стройках маляром работала. А вот ведь как жизнь повернулась на старости лет… Ну да ей не привыкать – и не такое видали. Да вот только… Если бы как в войну – все так все! А тут одни не знают куда «бабло» девать, а нищие старики да беспризорники милостыню просят в переходах. Как так получилось, что те, кто всю жизнь проработали, вдруг остались ни с чем, а молодые люди, ни дня не работавшие ни на стройке, ни в поле, вдруг стали обладателями баснословных состояний? Эти вопросы постоянно мучили старуху, иногда она не выдерживала и спрашивала об этом соседей.

– Нехорошо чужие деньги считать, – весело отвечали старики.

Старуха злобно молчала, а потом вдруг появился в их богадельне энергичный круглый мужчина средних лет, который взахлёб говорил о царящей в стране несправедливости и обещал всё изменить, если такие, как старики и их дети, ему помогут.

– Вот мои письменные обязательства перед вами, – торжественно заявил кандидат на одной из встреч со своими избирателями. – И, если я вас обману, вы сможете меня тут же отозвать из правительства.

Растроганные избиратели дружно аплодировали ему.

– Святой человек, – растроганно повторяли они. Правда, после выборов выяснилось, что свою декларацию министр забыл подписать. А позже пошёл слух, что он вообще никакого отношения к данному документу не имеет. А в те дни, когда ещё кандидат в министры выступал перед своими избирателями, старуха не выдержала однажды, вылезла на сцену и высказалась обо всём наболевшем. Говорила она долго, но кандидат от партии «Порядок и справедливость» всё это время терпеливо её слушал и сочувственно качал головой.

– Внешность может ведь быть и обманчивой, – подумал старуха и… поверила. Во время предвыборной компании она без устали бегала по всему городу, расклеивала плакаты и страстно агитировала за круглолицего. Однажды он её даже лично поблагодарил. Когда его избрали, у него сотоварищи тут же нашлись, более срочные дела, за которыми он забыл и о стариках, и обо всех остальных своих избирателях. Вспоминал он о старичьё только во время очередной предвыборной компании. Старики бурчали, да и не только они. Но порядок навёл представитель кандидата – самоуверенный молодой человек с пьяными глазами, не то от презрения к окружающим, не то от любви к себе.

– Слушайте меня внимательно, – объявил собравшимся старикам представитель министра. – У вас есть один-единственный шанс не остаться на улице: проголосовать за нашу партию. Не проголосуете – пеняйте потом на самих себя.

На несколько минут в зале торжеств дома престарелых воцарилась мёртвая тишина, которую нарушил голос старухи.

– Вы же всем нам обещали достойное жильё пять лет назад. Тогда вы обещали построить для нас целые города. А ещё вы обещали, что скоро никто не будет нуждаться, что у стариков будут хорошие пенсии, что у молодёжи будет работа и бесплатная учёба, что инвалиды смогут достойно жить на свою пенсию… Где всё это?!

– патетически воскликнула старуха.

– В общем, так: не проголосуете за нас – и этого лишитесь, – с невозмутимым видом заявил представитель. Старики понуро молчали, и только бешеная бабка, как её все и в лицо, и за глаза называли, опять встряла:

– Да подавитесь вы своими подачками!

Молодой человек недобро усмехнулся и стал корить бабку.

– Кто вы такая? – высокомерно обратился он к ней и тут же, переходя на «ты», на полном ходу наехал на инсургентку:

– Да тех денег, которые тебе здесь дали на первое время в качестве помощи… ты о них даже и мечтать не могла. Ты иномарок там у себя и в глаза не видела. Вам там жрать нечего было. А сюда приехала и права качаешь?! Люди вон там в тюрьмах по десять лет сидели, за то, что бизнес свой посмели открыть, а ты…

– Мне дела нет ни до ваших заслуг, ни до ваших страданий! – отрубила старуха. – Вы за свои заслуги хорошо получили. Да и перед кем ваши заслуги? Перед такими же ворюгами, как вы сами?

Молодой человек лет сорока не ожидал такого натиска и перешёл к круговой обороне:

– Да там у вас вообще людей ценить не умели – я вот садовником работал после института!

– Ты тупой был, поэтому тебя нигде на работу не брали, – напирала бешеная бабка. – А сюда приехал, здесь ты свой. Вам учёные и инженеры не нужны, как же. Вам только такие же, как вы сами, нужны и ещё рабы, чтобы на вас работали.

– Ах ты дрянь! – великодушие помощника мигом улетучилось. – Мало тебе того, что ты от нас получила?!

– Не нужны мне ваши подачки! Ты лучше скажи мне: зачем вы звали сюда людей, если ни работы, ни жилья здесь нет?

– Вы вообще получили слишком много. Живёте как в раю, – упорствовал представитель.

– Пускай твои дети и внуки так живут!

– Заткнись! – выдавил из себя помощник, раздувшись от негодования.

– Сам заткнись, а то лопнешь, – скривила в презрительной усмешке рот старуха. И, оглядев помощника с ног до головы, добавила:

– Подобрали тебя под стать боссу.

– Заткнись! – прошипел председатель местной ячейки.

– Ты всех нас погубишь!

– Что ж, облизывайте своего хозяина дальше, – бросила бабка и с гордо поднятой головой покинула зал торжеств в богадельне.

После её ухода в зале воцарилась немая сцена. Вскоре, однако, местный актив стал собирать подписи в поддержку своего министра, обещая лояльным щедрые подарки к праздникам и бесплатные экскурсии.

– Без него всем нам крышка! – патетически восклицали активисты, агитируя за своего хозяина. – Нельзя допустить засилья чёрных! Подписали все, за исключением сумасшедшей старухи.

– Продалась левакам? – прошипел высокий худой старик, активист местной ячейки. С ним были ещё трое, члены местного домкома с суровыми морщинистыми лицами.

– Это вы продались, а не я, – спокойно ответила старуха.

– Ну, смотри, – пригрозил главный, – допрыгаешься у меня. Вылетишь отсюда в два счёта!

Старуха в ответ только презрительно усмехнулась и захлопнула дверь перед его носом.

– Вот потому она и одна, – злобно шушукались старики. – Ни детей, ни внуков.

Действительно, из всех родственников только средняя сестра её жалела, и племянница в неё пошла. Злые языки говорили, что старуха время от времени подбрасывает ей сотню-другую и даже собирается завещать свои скромные сбережения, отложенные пособия, потому та и ходит к старухе.

Революционный настрой старухи никому в богадельне не нравился, но её вынужденно терпели. Последней каплей был дебош, который старуха устроила на банкете в честь официального государственного праздника. После торжественных речей старики сели за праздничный стол и налегли на угощение. Настроение у всех становилось всё более праздничным, уже и бутылки с сухим вином на столах опустели наполовину, и тут в дверях зала торжеств при богадельне появилась бешеная бабка, как прозвали старуху.

– Вам не стыдно всё это жрать?! – накинулась Анна Моисеевна на своих соседей по богадельне.

– А что? – растерялись старики.

– Не вы ли постоянно плакали, что вас здесь за людей не считают, что пособий едва хватает, а сейчас вас накормили на десять рублей и вы уже довольны?!

– Слушай, не нравится тебе, так чего пришла тогда? – зашипели соседи. – А ну пошла отсюда!

– Тьфу на вас! – негодующе плюнула старуха на пол, удаляясь.

– Неблагодарная! – возмущались воинственные старики ей вслед. – Ещё и праздник людям испортила!

Вот после этого ей и устроили тёмную, когда она вечером возвращалась с рынка.

– Вы знаете тех, кто на вас напал? – спросил её полицейский в больнице.

Старуха только усмехнулась:

– А вы разве не знаете?

Следователь нахмурился.

– Я понимаю, что вам сейчас тяжело говорить, но постарайтесь ответить мне на поставленный вопрос: если вы знаете, кто на вас напал, то назовите имена нападавших, а если нет, то так и ответьте: «Не знаю».

– Пишите, что хотите.

– Так и запишем: нападавшие пострадавшей неизвестны… Подпишите здесь.

Старуха подмахнула бумагу, и следователь, с удовлетворением взглянув на документ, сложил бумаги в портфель и, пожелав старухе скорейшего выздоровления, удалился.

Единственной, кто за всё время пребывания старухи в больнице навестил её, была племянница – уже не молодая женщина, биолог по профессии. Не надеясь найти работу по своей специальности, она закончила секретарские курсы, но это ей не помогло. Она без устали рассылала свои резюме, ездила по всей стране в поиске работы, но ей везде отказывали.

– На каком основании тебе отказали? – допытывалась бабка у племянницы. – Ты можешь толком мне объяснить?!

– Нет бюджета, – развела руками племянница, – ты же знаешь, сколько сейчас безработных, да и возраст у меня…

– Так бюджета нет только для тебя? Из-за возраста?

– Ну да.

– А для себя у них есть?

– Думаю, что да. Но не будут же они от себя отрывать.

– Ну, конечно, им же ничего не останется! – ядовито усмехнулась Анна Моисеевна.

– Аня, ты не забывай, сколько мне лет, и сколько людей приехало.

– Я сейчас расплачусь, так мне жалко всех этих чинуш наверху. В общем так: раз ты не можешь им сказать, то скажу я, – решительно заявила старуха.

– Что ты задумала?! – всполошилась племянница.

– Не волнуйся, тебя не тронут.

– Я за тебя волнуюсь!

– Я уж как-нибудь за себя постою. И за вас всех, раз вы за себя постоять не можете.

– Господи, ну почему тебе всегда нужно больше всех?!

– Мне не больше всех нужно, мне нужно для всех – для таких, как ты!

– А ты нас спросила?

– Все вы поклоняетесь только силе и плевать вам на честность, на справедливость, только бы что-нибудь перепало!

– Ну а ты много своей революционностью добилась?! На что ты вообще надеешься? Ты ничего не добьёшься! Тебя сгноят.

– Ну, так хоть человеком останусь!

Племянница махнула рукой – старуху не переубедить. Больше она к своей тётке не приходила.

Выписавшись из больницы, старуха вдруг исчезла. След её обнаружился только через три дня возле дома круглолицего министра, где она сидела, как профессиональный киллер, выслеживая свою жертву. Улучив момент, когда министр вылез из персональной машины и направился к своему дому, она приблизилась к нему почти вплотную. Охранники не обратили внимания на высохшую старушонку, а та, почти в упор, смачно харкнула министру прямо в физиономию. Несмотря на скандал, дело это, однако, закончилось для бабы Ани благополучно: министр оказался великодушным и не подал против старухи иск в суд. Так что старуху пришлось отпустить. Да и вообще эта история с покушением огласки не получила: не тот масштаб у бабки, к тому же и время не то шум поднимать, нежелательное внимание к себе привлекая. И вообще, сколько этой старухе осталось?..

Ей выделили отдельное жильё на периферии, откуда до ближайшего райцентра нужно было добираться часа три, да ещё с пересадкой. Короче говоря, об этой истории скоро забыли, а министр отсидел полностью свою последнюю каденцию, вышел на пенсию и занялся бизнесом, одновременно получив пост президента в крупном неправительственном фонде. Старуха же доживала свой век в глухой провинции. Лишь однажды кто-то, присутствовавший при этом инциденте, возмущался в компании посвящённых: «Ишь ты, пособие старуха получает ни за что, отдельную комнату ей дали, приняли как родную, а она… Вот тебе и благодарность!» Но после этого об инциденте забыли совершенно, и уже никто не помнил ни о покушении, ни о бешеной бабке, доживавшей свой век в глухой провинции.