Читать книгу Дети войны - Влада Медведникова - Страница 8

– Мне начинает казаться, – сказал Мельтиар, – что эти дома оставляют специально. Для нас.

Вокруг звучали голоса леса. Они уже стали привычными, но очаровывали, как и в первый день: тихий, неумолчный шелест листвы, пение птиц, шорохи в подлеске. Среди зелени вспыхивали солнечные искры, земля пружинила, отвечала на каждый шаг, а в воздухе плыли тысячи запахов, глубоких и чистых. Все это было таким незнакомым и таким правильным, каждый вдох говорил: вот каким должен быть мир.

Я огляделась, пытаясь найти следы исчезнувшей деревни. Но повсюду высился лес, ветви сплетались, солнечные лучи золотили стволы. Как же здесь сохранился одинокий дом? Деревья обступили его, склонились над крышей; мох скрыл одну из стен, вьюнок оплел крыльцо. Обычное деревенское жилище – возле Эджаля я видела немало таких – теперь казалось тусклым и серым, в нем не было жизни, пропитавшей все вокруг.

– Наверное, – сказала я. – Иначе бы давно разрушился.

– Надеюсь, все же не для нас. – Мельтиар тряхнул головой. Его волосы казались еще чернее в солнечном свете. – Это было бы унизительно.

Он поднялся по ступеням крыльца – они наполовину тонули в траве – и распахнул дверь. Она заскрипела, протяжно и тихо, и меня коснулся запах сырости, усталости и тишины.

Случайное пристанище, уже которое по счету на нашем пути. Напоминание о том времени, когда мир томился во власти захватчиков.

Мельтиар прав, это унизительно.

Я перешагнула порог и закрыла глаза, попыталась представить, что я среди стен, пронизанных магией, созданных силой нашего народа. Лес дышал у меня за спиной, звенели птичьи трели.

– Сейчас что-нибудь строят? – спросила я, не открывая глаз. – Где живут люди?

– Должны построить поселения, как в Роще. – Голос Мельтиара звучал приглушенно, доносился из глубины дома. – Она была прообразом обновленного мира. Ты видела Рощу?

– У пророков, – ответила я.

Рассказы про Рощу я слышала с детства, но в зеркале прорицателей увидела ее лишь незадолго до войны. Путаница тропок среди сосен, ручей, деревянные домики, плетеные амулеты у дверей, пучки целебных трав, подвешенные к стропилам.

Сколько теперь таких поселений? Должно быть, они разбросаны по всему миру. Рано или поздно мы выйдем к светлым домам и петляющим тропам. Если там будут предвестники Мельтиара, мы уйдем, а если нет – задержимся ненадолго. Я расспрошу про Коула и Кори, кто-то должен знать. Я напишу письмо и попрошу передать. Хотя бы строчки на бумаге доберутся до них, и, может быть, что-то изменится.

Я шагнула вперед и открыла глаза. Пора посмотреть, что за пристанище оставил нам лес.

Это стало уже привычным – в каждом брошенном жилище я находила свечу или лампу. Зажигала огонь и обходила комнаты, поднималась на чердак и спускалась в подпол. Полки в кладовых везде были почти пусты, но мне удавалось найти что-нибудь, не успевшее прокиснуть или покрыться плесенью.

Нам нужна была еда.

«Огонь и вода всегда со мной», – сказал Мельтиар в начале пути. Темнота струилась по земле, оставляя на ней изморозь, взлетала, ледяные кристаллы сверкали в ней, таяли. Превращались в теплые струи воды, текли по моим волосам, змеились по коже. Я смеялась и подставляла ладони, не могла отличить, где кончается вода и начинается темнота – их потоки были неразделимы, омывали меня.

У нас была вода и тепло, но еду приходилось искать.

Голод был новым чувством. Когда в городе мне хотелось есть, проснувшись утром или вернувшись с тренировки вечером, я шла в столовую. Не выбирая, брала со стеллажа коробку с едой и садилась за стол. В детстве меня часто ругали, что я не доедаю, говорили: «Что же ты, нам же каждый кусочек пищи достается с таким трудом!» Поэтому, став постарше, я всегда старалась опустошить коробку или отдать тому, кто доест.

В армейской столовой в Эджале можно было не подчищать тарелку, никто не ругался. Наверное, объедки отдавали собакам, я никогда спрашивала.

И там, в Эджале, почти никогда и не хотелось есть. Слишком много сил уходило на то, чтобы быть девочкой из штаба, печатающей документы и бегающей с поручениями. Враги должны были верить каждому моему слову, каждому жесту и взгляду. Настоящая я исчезала, пряталась в глубине сердца, и от этого оно билось быстрее, заглушало все остальные чувства.

Теперь я узнала, что настоящий голод похож на боль. Он вспыхивал внезапно, вспарывал желудок – и пропадал, я забывала о нем на несколько часов. Но помнила, что нужно есть, а значит, нужно искать еду.

В этом доме я нашла капусту. Она притаилась в подвале: огонь свечи дрожал, превращая лопаты и грабли в тени чудовищ, и я не сразу разглядела высокий мешок у стены. Вытащила один кочан – такой огромный, что удержать было трудно, – и вместе с ним поднялась наверх.

В очаге горел огонь, искры рассыпались по каменной кладке. Тень от чугунной решетки падала на пол, теплые отблески качались на стенах. Только теперь я заметила, что скамьи покрыты шкурами, на столе стоят деревянные чашки. До ближайшего города отсюда было, наверное, несколько дней пути, и королевская дорога проходила в стороне. Жителей таких деревень в Эджале называли дикарями.

– Ты знаешь, что с этим делать? – спросил Мельтиар.

Его шаги были тихими – он разулся, ступал босиком. Я взглянула на его следы на пыльном полу и улыбнулась.

– Это же капуста, – сказала я. – Ее можно вообще не готовить.

– Но порезать нужно, – возразил Мельтиар. – Она всегда была кусочками.

Я не выдержала, засмеялась. Он дотронулся до моего плеча, проходя мимо, – прикосновение горячее и яркое, вспышка веселья. Ему было легко сейчас, он ни о чем не думал, и поэтому я не могла перестать смеяться.

Мельтиар вернулся с широким ножом и доской, иссеченной сотнями ударов. Сел за стол, подкатил к себе кочан и разрубил пополам.

Все еще улыбаясь, я опустилась на скамью напротив, провела руками по лежащей на ней шкуре. Серый мех был пушистым и мягким, пальцы тонули в нем. Я сидела и смотрела, как взлетает и опускается нож, как капуста рассыпается по доске и столу.

– Ты вообще умеешь готовить? – спросил Мельтиар.

– Лапшу, – ответила я. Он поймал мой взгляд, и я добавила: – Готовую, могу сварить.

В Эджале у меня был свой дом, и мне приходилось покупать еду, чтобы не выделяться. В лавке напротив продавалась лапша – хрустящие полоски теста в холщовых мешочках. Хозяйка отчитывала меня за то, что я не делаю лапшу сама. «Сварить и мужчина может», – так она говорила. Ее лавка сгорела в первые часы войны, как и вся наша улица.

– А ты умеешь? – спросила я у Мельтиара.

Не переставая рубить капусту, он усмехнулся, покачал головой:

– Конечно, нет. Даже посуду никогда не мыл.

Я снова рассмеялась, и мысль Мельтиара ворвалась в мою душу, вспыхнула черными и алыми искрами веселья:

Не веришь?

– Верю, верю!

Мельтиар воткнул нож в доску, посмотрел на меня. В его глазах уже не было смеха, взгляд стал внимательным и долгим.

– Почему ты всегда отвечаешь мне вслух? – спросил он. – Я недостоин?

Я успела подумать, что он шутит, – но он потянулся через стол, поймал мою руку.

Он был серьезен, он хотел знать.

– У меня не получится, – сказала я. – Я только с Тарси могла мысленно говорить. И то теперь…

Мельтиар прервал меня.

– Получится. – Его взгляд был темным, а слова звучали так решительно, что я поняла – бесполезно возражать. – Ты мой предвестник. Когда я говорю – ты меня слышишь. А значит, можешь ответить. Попробуй. Скажи мне что-нибудь.

Он крепче сжал мою ладонь. Я чувствовала биение его пульса, его силу и уверенность – он знал, без тени сомнения, что у меня все получится.

Глядя ему в глаза, я попыталась позвать его, как всегда звала Тарси. Но слова и звуки не слушались, даже его имя не превращалось в мысль. Оно стало таким нестерпимо горячим, пылало, как звезда, заслоняло небо. Все мои мысли превратились в багряный свет – ни призыва, ни звука, лишь пламя войны – и рванулись к нему.

Да, ответил он. Я с тобой.