Читать книгу Коварный камень изумруд - Владимир Николаевич Дегтярев, Владимир Дегтярев - Страница 12
Книга первая. Долг чести
Глава девятая
ОглавлениеМихаил Черкутинский набрал воздуха и прочёл за три выдоха:
«Друг мой Миша! Меня доставили вчера из Сибири в “бироновском возке”. Обвиняют, что опротестовал нахождение в Сибири Александра Македонского. Митрополит Гавриил и матушка императрица сегодня меня допросили по сему факту. Завтра станет допрашивать сам Шешковский. А я – ни сном ни духом, почему такая замятня вокруг легенды о македонце. Если можешь – выручи. Твой друг Пётр Словцов».
– Ясно, – сказал цесаревич Александр Павлович. – Курьер! Выйди, подожди в коридоре!
У поручика Егорова малость отлегло от груди, а склизкое чувство страха утянулось ниже колен, под голенища сапог. Он вышел и тихонько прикрыл дверь в кабинет царицына внука.
Иван Мартынов расхохотался:
– Вот же, а! Только про Словцова проговорили, а он тут как тут!
– Как чёрт из табакерки, – насупившись, дополнил цесаревич Александр Павлович. – Поясни-ка мне, Миша, что значит сие появление Словцова в Петербурге?
– Ну, нашлась вдруг в Европах куча документов, будто Александр Македонский давно-предавно и в наших землях был. И с русскими князьями воевал, был ими побеждён, а потому дал русским князьям грамоту, вроде дарственной записи, что они, наши князья, русскими землями, каковые включают и Сибирь, и даже Камчатку, владеют легитимно и по его разрешению.
Иван Мартынов заметил вдруг в глазах императрицыного внука верный интерес. С чего бы это он поверил такой благоглупости?
А Черкутинский заторопился говорить далее:
– Ну и требуют от нас иноземцы, – об этом мы три дня назад вот здесь и говорили, – требуют иноземцы, чтобы императрица наша опубликовала в Европах сию дарственную грамоту македонца русским князьям. А если, мол, такой грамоты нет, то европейцы создадут коалицию всех своих государств и наши земли разделят между собой.
– Так что, есть такая грамота от Александра Македонского? – вскричал будущий император. – Или нет?
– Есть шесть списков. И на греческом языке, и на сербском, и на русском…
Михаил Михайлович Черкутинский говорил гладко и споро, а сам отчётливо помнил наказ своего теперешнего учителя, иезуита и француза Фаре де Симона. Тот, не моргая, уже месяц твердил ему, Мишке Черкутинскому: «Буде у цесаревича зайдёт какой разговор о “Дарственной Александра Македонского”, тебе, юноша бледный, надо все силы употребить, дабы наилегчайше и тишайше, но толкать и толкать цесаревича к публикации в Петербургской газете “Ведомости” литографии той грамоты. Российский народ должен узнать великую правду»!
Фаре де Симон не договаривал одной лишь фразы: «Чтобы та русская правда взорвалась бунтами черни с последующим членением России на королевства, улусы и княжества. То бишь – на ханства».
В разговор вмешался, предварительно опрокинув внутрь стакан мадеры, Иван Мартынов:
– Брось, Мишка, пылить мозги будущего Императора Всероссийского разной гадостью! Петька Словцов прав: не было в истории никакого царя Александра Македонского!
– История учит, что был! – поспешно ответил Михаил Черкутинский. – Был, был, был!
Уже довольно выпивший Иван Мартынов подошёл к цесаревичу, положил ему руку на плечо и задушевно молвил:
– Не было македонца! Это, Саша, есть провокация, и я бы даже сказал – афёра. Европейская ли, турецкая ли, не ведаю, но афёра. Нам Петька Словцов ещё в семинарии доказал, что македонец тот в Сибири никогда не был и даже, что самого этого героя на свете не было. Греки всё придумали, и все его подвиги списали… из древних архивов нашей Второй Византийской империи. Каковые потом, конечно, уничтожили. За большие деньги и я второго Геракла придумаю…
– Обожди, обожди! – раздражённо проговорил Александр Павлович, сбросив руку Ивана со своего плеча, – давайте, говорите мне подробнее!
У него стали сжиматься и разжиматься кулаки. Это – злость, нет, это даже бешенство. Это от отца его, Павла Петровича, к сыну перешло – кулаки сжимать и орать… А к Павлу Петровичу перешло от отца его, графа Салтыкова, махом запущенного в спальню тогда ещё Великой княгини Екатерины Алексеевны перепуганными высшими людьми государства. Ведь Пётр Третий, покойный муж Екатерины, скотина этакая, был импотентом самого верного свойства! И не мог бы естеством своим сотворить наследника такой огромной империи!
Правильно, что Петра Третьего в Ропше малость придушили…
Иван Мартынов поглядел на стушевавшегося Михайлу Черкутинского и весело заговорил, обращаясь к цесаревичу Александру:
– Вот ты, Саша, ведь проходишь курс полководческих и всяких других воинских наук? Посуди теперь сам как истый полководец: можно ли пешим ходом, да ещё со слонами да с обозами, перейти горы, что отделяют Индию от Китая, а потом из Китая пройти шесть тысяч верст до Сибири. Скажем, до реки Оби?
– Можно, – не прекращая сжимать кулаки, ответил наследник российского престола.
– И мы согласны, что можно, – продолжал Мартынов, – но за какой срок? Ты сам знаешь, тебя учили, что армия с обозами идёт по двадцать пять вёрст в сутки. Потом ночь отдыхает, потом опять… двадцать пять! Подели расстояние, Михайло!
– Я в математике не силён, – оборвал Мартынова Черкутинский и ушагал в дальний угол кабинета, будто водки себе налить. Сволочь хохляцкая этот Ванька Мартынов. Надобно подсказать иезуитам, чтобы его срочно загнали подальше Сибири. В самые льды! Или в могилу. А то ведь он умом-то будет посильнее самого Черкутинского. А таких мозговитых не надо держать возле будущего Императора. И вообще – возле российского императора. Иначе вся Европа будет одной, российской империей… Чего рьяно добивался, кстати, Пётр Первый. Кое-как, но отбили у него эту жажду примитивным испанским сифилисом. Иначе… Ох!
– Ладно, я уже сам расстояния на дни поделил! – рассмеялся Мартынов. – Вот, следи за моими расчетами, Великий князь Александр. Если не считать времени на преодоление Тянь-Шаньских перевалов высотой в шесть вёрст, то от Индии и до верховьев реки Оби идти бы македонцу непрерывно… всего-то год! А с преодолением непроходимых перевалов – и полутора лет не хватит! Македонец тот, так балакают иноземцы, многие блага принёс сибирским народам. По уверениям европейцев, он построил каменную крепость в устье реки Амур напротив Камчатки…
Александр Павлович нахмурился:
– Сочиняешь! Каменную крепость поставил… Там два наших острога деревянных стоит и сто казаков… или всего восемьдесят… Чтобы каменный город там поставить, там надобно армию иметь. А возле боевой армии иметь другую армию – пашенных крестьян…
Иван Мартынов в голос расхохотался:
– Вот так и брешут везде европейцы. До устья Амура от реки Оби нашей современной армии идти пешим ходом год. Да крепость построить – тоже надобен год! Итого – три года пребывания в походе на Сибирь да в Сибири. А от Камчатки идти назад в Персию еще два года. Итого – пять лет! По моим очень скромным подсчётам. Македонец же, по уверениям греков, к тому времени был уже мёртв, а кто это тогда ходил до Ермака по нашей Сибири?
– Чингисхан ходил до Ермака, – внезапно ответил цесаревич Александр Павлович, думая всё же не о свирепом монгольском полководце древности, а о том, в какую подлую выгребную ямину попала бабка его Екатерина. И ему, Александру, придётся что ли выгребаться изо всякого европейского дерьма, надевши во благовременье императорскую корону? В таких случаях многознающие советники бывают ох как нужны! У него-то вот советники есть… И слава Богу, что не в одну дуду дудят, а в разные. Ему есть какое мнение выбирать.
– А вот мне, как если бы я был государь российский, мне бы что посоветовали? – спросил цесаревич. – Печатать в газете ту «Дарственную» или нет?
Мартынов только сунулся ответить, как его опередил Мишка Черкутинский. И не мог не опередить, ибо как раз вчера иезуитский наставник Фаре де Симон вдолбил ему в голову, чтобы ту грамоту – немедля опубликовать! Хоть за свой счёт и тайно. И тотчас будущему наследнику российского престола, не Павлу Петровичу, а ему, Александру Павловичу, будет хорошо и мирно жить с Европой!
– Мы бы посоветовали тебе ту грамоту опубликовать. Бабке твоей, Великой Императрице, сейчас не до всяких исторических фантазий. У неё французские революции в голове. И мысли – как отгородить от них Россию? Ибо срочная газетная публикация… – Тут Мишка Черкутинский увидел верчение пальца у виска Ивана Мартынова. Но смело продолжил: – Срочная публикация снимет напряжённость в европейских политических кругах вокруг… твоей империи…
Цесаревич Александр Павлович снова заходил по кабинету. Слова насчёт «твоей империи» он, видать, не дослышал, хотя они громко были сказаны. Или пропустил те лизучие слова Мишки Черкутинского мимо своей лысой головы. Скользнули они по цесаревской богатой лысине…
Александр Павлович остановился возле красиво вырезанного из африканского дерева письменного бюро. Над письменным бюро французской работы висел портрет его бабки, ныне здравствующей императрицы. Она вроде хмурилась сквозь державную улыбку. Рядом с портретом бабки висел портрет отца цесаревича, Павла Петровича. То ли от свечей, то ли от теней на стене, но отец явно хмурился и даже как бы негодовал.
И занавесить эти портреты нельзя, не к тому они здесь повешены, чтобы иногда прятаться…
Да, будь бы он сейчас Император Александр Первый, эту Дарственную грамоту греческого полководца опубликовал. Точно! В газетном разделе: «Разные нелепицы».
– Так это… Саша… как бы помочь нашему другу, Петру Словцову? – напомнил наследнику Иван Мартынов. Наследника следовало отвлечь на время от мыслей про Македонца. На эту тему говорить надобно без Мишки Черкутинского. Мартынов знал про его некие шашни с иезуитами. Впрочем, с иезуитами, то бишь – польскими евреями, но под католическими балахонами, в Петербурге многие сановные сынки шашни водили. Ради денег. Ради денег, это ничего, это пусть. Молодость, она денег стоит! А вот как станется, когда молодые сановники заменят своих отцов? Худо будет России, худо будет! И многие великие роды впадут в нищету и сгинут. А наверх вылезет польская, немецкая, да и теперь уже видать – французская чиновная нечисть. Эх, Рассея, ты Рассея, под кого ты улеглась? Под масонскую курвяную нечисть!