Читать книгу Коварный камень изумруд - Владимир Николаевич Дегтярев, Владимир Дегтярев - Страница 13

Александр Павлович ходил в это время нервными шагами, высоко задирая колени, затянутые в кожу новёхоньких кавалерийских сапог. Внезапно остановился лицом к лицу с Мартыновым:

– Мне надо помочь? Кому? Государственному преступнику? – Александр Павлович снова стал нервно ходить по кабинету, на поворотах цепляясь шпорой о шпору. – Налей винца мне, пока я думаю. Да нет, лучше водки налей, не вина. Мозги что-то от вашего Македонца застыли.

Он позвонил прислуге, дёрнув за пристенный шнурок.

– Закусить чем водку. Живо! – приказал всунувшемуся в дверь сонному лакею.

Цесаревич ещё походил по кабинету. Иван Мартынов и Михаил Черкутинский неуверенно переглянулись. С Сашкой Романовым, прямым и явным имперским наследником, такого приступа нервности при них ещё не случалось.

Александр Павлович притопнул ботфортом, подошёл к секретеру, выдвинул звякнувший металлом потайной ящик, достал шёлковый, длинный, как немецкая колбаса, сверток. В свёртке тонко звякнуло золото. Протянул золото Черкутинскому.

– Вот этим помогу, а более – ничем. Понял?

Иван Мартынов отвернулся. Вот тебе и наследник трона, справедливый и мудрый будущий царь всея Руси. Откупается от человека и от его судьбы!

– Иди, курьеру золото отдай и скажи, чтобы больше ни меня, ни тебя этим… сибирским медведем не смели тревожить! Нам до него долго дела не будет. А вот когда я до престола дойду…

Цесаревич не договорил и хлопнул залпом серебряную чару водки, налитую доверху. А ведь закуску под водку ещё не принесли…

Иван Мартынов поморщился вслед за наследником. Хотя водки и не пил.

Да, тёмные дела кто-то мутит в империи, ох и тёмные…

* * *

Пока Черкутинский выходил в коридор к ожидающему поручику тайной экспедиции, он свёрток взвесил. Там было на триста рублей золотом, тридцать монет по червонцу. Условно говоря. Ибо императрица Екатерина чеканила эти червонцы исключительно для внутреннего, дворцового потребления. Чтобы вести расчёт при дворцовой игре в карты, или чем дать хорошему слуге «на чай», или что подать обнищавшему дворянину вместо «земли и деревень».

В столице и за её пределами монеты запрещено было принимать, официального хождения они не имели. И обозначенного номинала – «червонец» или «десять рублей» – на тех монетах не выбивалось. Так, устно, назывались они «червонец» и весили десять граммов золота. И стоил такой «червонец» по серебряному паритету, столько, сколько стоил и серебряный рубль с профилем Императрицы Екатерины. А по тихому договору, известному, впрочем, всем понимающим людям, один золотой кругляш, «катеринка», стоил в Санкт-Петербурге, при расчёте в тёмном месте, без свидетелей, – двадцать рублей екатерининским же серебром…

Ибо была та монета с профилем молодой когда-то Российской императрицы Екатерины Второй заново отчеканена механиком Кулибиным. И был тот золотой кружок тридцать лет назад не монетой, а был весьма престижной медалью, коей тогда, уже давно, награждались те, кто возвёл молодую немку на Российский престол… А теперь, в последние времена, просто шла безудержная дочеканка этих уже не медалей, а просто монет в тайной мастерской императрицы. Там ещё не то чеканили… Нельзя о том и говорить, но много разностей воровского свойства чеканилось и работалось в тайной мастерской императрицы, что стояла позади дворца. Об этом только лейб-мастер Кулибин знает. У него голова большая, лоб широкий, много чего хранится подо лбом…

* * *

Поручик Егоров вернулся на гауптвахту с сильным сомнением – того ли он добился, попав аж к самому Александру Павловичу? И помог ли Михаил Михайлович Черкутинский государственному преступнику?

– Вот! – протянув мешочек с золотом Петру Андреевичу, сообщил поручик Егоров. – Сам цесаревич принял участие в вашей судьбе.

Пётр Андреевич отвернулся к окну, что виднелось под самым потолком, чуток помолился, потом сказал:

– Спасибо и вам, и цесаревичу. А мешочек с золотом, господин поручик, попрошу держать либо при себе, либо дома…

– Никак не могу! – отрапортовал поручик.

– Завтра меня к Шешковскому поведут, – пояснил государственный преступник. – А от него редко кто выходит в ту дверь, в которую входил…

В караульной комнате гауптвахты стояла древняя, кое-где лопнувшая по доскам бочка с песком на случай пожара или иных бедствий. Под ту бочку Егоров и спрятал «колбаску» с тонко звеневшим золотом. Пока возился, поправляя мешочек под древней бочкой, шнурок развязался и под ноги Егорову катнулся жёлтый кружок монеты. Чеканный профиль молодой Екатерины так резко бросился в глаза, что поручик зажмурился. Екатерина молодая и старая теперь императрица, так явно выходило, совсем разные люди. Бабушка она нынче, императрица Российская, как есть толстая, полинявшая бабушка…

* * *

В ту ночь Платон Зубов мрачно и голодно маялся в царской спальне. Екатерина всё не шла. Засиделась в кабинете. Иногда Зубов сквозь плохо прикрытую дверь туалетной комнаты слышал, как Екатерина ходила там за ширму, что-то бормотала на немецком языке.

Сегодня после ночной забавы надо было просить императрицу за судьбу какого-то сержантика Малозёмова. Ибо личный камердинер Платона Зубова оказался родным дядькой тому сержантику Малозёмову! И за того сержантика камердинер передал ему, фавориту, огромный изумруд в качестве оплаты императрице за грошовую услугу. И ту услугу насчёт племянника Малозёмова надобно обязательно озвучить императрице. Стоил тот изумруд – точно – пять пудов серебряных екатерининских рублей. Но Платоша Зубов поставил себе за правило, по настоянию родственников, что человека ниже статуса генерала, своим именем не трепать об Катьку.

«Немки, они, паскуды, ничего не забывают! – говаривал императрицыну фавориту Платону Зубову его старший брат, женатый на дочери полководца и фельдмаршала Александра Суворова. – Ты за барона какого-нибудь попросишь иноземного, на деньги его польстишься, а он окажется польским паном, у коего один дом да огород. И он к тому же окажется жидом, шинкарём. Понял? Только за русских проси! И чтоб были не ниже генерала»!

Фамилия Малозёмов, вроде русская, да ведь он сержант! Всего лишь! И совершенно безродный. А изумруд больно хорош! Ох и хорош! Его на крышку золочёной шкатулки с бумагами от императрицы оправить – вызвать немалое умиление Катьки.

Но – нельзя!

А надо… Ох как надоооо!