Читать книгу Рассказы. Повести. Эссе. Книга первая. Однажды прожитая жизнь - Владимир Гамаюн - Страница 7

Мой приятель Сашка тоже жил на улице «Ударной», через несколько домов от нас. Их семья была не из бедных, потому что у них был отец, и работал он в тресте главбухом. Правда, что это такое, я в ту пору не понимал, но всякие обновы, так же, как и велосипед, коньки, у Сашки появлялись раньше, чем у многих. Он никогда не задирал нос и готов был поделиться с каждым всем, что у него было.

В Украине все, кто имел возможность, держали скот, но особо «почитаемы» были, конечно, свиньи. Им не нужно как коровам заготавливать сено, выводить рано утром в стадо на пастбище, свиньи всеядны, им не нужен какой-то особый уход и, что не говори, не так жалко резать на мясо, как скажем, бычка. Мы, «мелкие», жалели и свиноту, но лишь до тех пор, пока она не превращалась в домашние колбасы, ветчину, сальтисон, сало с прослойками мяса, засоленное с чесночком, со специями, а что может быть вкусней этого?

У нас была коза-проныра, куры, кролики, а вот свиней не было. Сашкины родители держали и коз, и свиней, и всё остальное, их двор был набит блеющей, хрюкающей, гогочущей и кудахтающей живностью, впрочем, как и у других. Нам это было пока не по силам, ведь дома только стар да мал.

Если в какой-нибудь день на улице слышен пронзительный поросячий визг, значит нужно лететь туда, там режут свинью и обязательно угостят ребятню обожженными паяльной лампой свиными ушами и хвостом, и можно долго и с удовольствием хрумтеть хрящиком. Как-то этим «деликатесом» нас угостили и в Сашкином дворе, они готовились к свадьбе Сашкиной сестры, и по такому случаю, несмотря на лето, «завалили» кабанчика. Уже на другой день Сашка, запыхавшись, прибегает к нам, за живот держится, рубашка топырится, сквозь неё жир капает. Санька приплясывает, будто у него за пазухой угольки лежат, по животу себя хлопает, ахает, охает, кричит нам:

– Пацаны, забирайте скорей колбасу, она мне всё пузо сожгла.

Выдёргивает из-под ремешка рубашку, и на крылечко вываливаются кольца ещё горячей домашней колбасы, а она, кажется, ещё шкворчит с пылу, с жару. Тут на крыльце вдруг появляется наша мама и, увидев на крыльце колбасный натюрморт, она спрашивает:

– Саша, а это откуда?

Сашка, зная о дружбе между нашими мамами, не моргнув даже глазом, врёт напропалую:

– А это, тёть Зин, мама вам передала, да ещё и наказала, чтоб я по дороге не сожрал, а вас она угощает. Вот!

Соседка, мамина подруга могла передать пару, ну три-четыре кольца колбасы, но не десять же. Тем более что у них в семье свадьба, и гостей будет много, а их всех нужно накормить. Мама скоренько собирает всю эту вкуснятину и идёт к ним. Заходит в летнюю кухоньку, где сама хозяйка хлопочет чего-то, и спрашивает:

– Люба, ты Сашу посылала к нам с угощением?

Та отвечает:

– Да нет, Зин, я вот только что противень из печи вынула, хотела вам горяченькой послать, побаловать, да вот пострел мой куда-то упылил, не докричусь никак его.

Говорит сама, говорит, а тут и глянула на давно уж пустой противень:

– Батюшки-светы, а где ж колбаса-то?

Мама хохочет над подругой, отдаёт ей колбасу и просит не наказывать Сашу строго, он ведь её копия, и всё делается по доброте душевной. Сашку всё равно вызывают на «ковёр», но он даже и не думает оправдываться, просто объясняет:

– Мам, у нас ведь много чего есть, и папка у нас есть, а вот у них и папки нет, и вообще ничего из того, что есть у нас. Так ведь мам?

Мне, уже старому, хочется сказать:

– Будь у каждого в груди такое же сердце, как Сашкино детское сердечко, мир стал бы совершенно другим, и дело не в колбасе, а в готовности помочь каждому по отдельности и всему миру сразу.

Но «сага» о моём кореше Миронове Саньке ещё не окончена, о его добрых делах, маленького «Дон Кихота», можно слагать легенды, но я просто вспоминаю наше детство и Сашку.

В Санькином доме «играют» свадьбу, ради которой и пустили кабанчика на колбасу, котлеты, пельмени и т. д. По тем временам свадьба была богатой, было много важных людей, сослуживцев Сашкиного отца и уже бывших сослуживцев нашего папы, которого мы похоронили не так давно. Мы, мелкота, под предводительством Сашки «просочились» в дом в надежде на угощение и надежды наши оправдались. Нас не стали гнать, а накрыли отдельный столик, заставили его всякой вкуснятиной, велели от пуза «полопать», а уж потом валить на улицу и не путаться у взрослых под ногами. Долго уговаривать нас не пришлось, «смели» со стола всё в один момент, а сладости распихали по карманам, для тех, кто не попал с нами на этот праздник «живота» и для ещё более «мелких», чем мы сами. Пока угощались, я наблюдал за процессом самой свадьбы.

Гостей обходили с большим серебряным подносом, на котором стояли чарки водки. Гости сначала кидали на поднос деньги, а потом выпивали чарочку. Обходили гостей по кругу и не один раз, и чем пьяней и важней был гость, тем больше денег он кидал на поднос. Больше мы ничего интересного не увидели, потому что нас попросили вон, нечего, мол, на пьяных любоваться, да и после криков «горько» нам было стыдно смотреть, как молодые целуются при всех, ведь так могут и дети быть, если долго целоваться. Это мы знали точно.

И на другой день свадьба не утихала, а, кажется, ещё больше набирала силу. Под скрип, визг гармони люди плясали до упаду, сколько было мочи орали про бродягу, который к Байкалу подходит и его омулёвую бочку, славный корабль. Я решаю, что нужно и самому попробовать плавать в бочке, коль это такой славный корабль, что о нём, даже в песне поётся. Насмотреться вволю на пляски и дослушать до конца песню про бродягу нам не дали, зато дали конфет и прогнали на улицу, мол, нечего малым глядеть на взрослые забавы.

Вечером того же дня Санёк прибежал к нам с пазухой, набитой деньгами:

– Берите пацаны, у нас их много, полный ящик комода и на полу ещё валяются, не влезли, наверное, а эти я подобрал, всё равно мамка заметёт их потом веником, вот я и приволок вам, чтоб не пропали зря.

И смех и грех, все тянут в дом, а этот всё из дому тащит и всем делится со всеми. И ничегошеньки ему не жалко, вот такой у нас друг. Деньжищи мы спрятали, да видать плохо, потому что наша мама нашла их очень скоро, хотя и совершенно случайно. Мы, как и положено, получили по задницам, а деньги она отнесла обратно Сашкиной маме, горе им, мамам, с нами детворой.

В тот, 53-й год умер Сталин, все женщины нашего дома плакали, соседи заходили друг к другу, тихо разговаривали, гадали, что за жизнь у нас будет без вождя. Но время шло, и мир не рухнул, и ничего не изменилось, всё шло своим чередом, как и всегда.

В том же году умерла сестра Неля, ей было восемнадцать лет, и это была потеря, и горе, как после смерти папы. Мы по малолетству не могли понять, как это можно умереть не понарошку и ревели за компанию со всеми, ведь все вокруг плакали, жалея Нелю. Нам казалось, что папа и сестра живы, просто они сейчас не с нами, но могут появиться в любой момент, и тогда я их спрошу, где они так долго пропадали. Но они так и не появились ни в чьей жизни, а бабуля сказала, что они на небесах, и встретимся мы только там.