Читать книгу Ода одуванчику - Владимир Гандельсман - Страница 22

Ночь. Туман невпродых.

И – лицом к октябрю —

надо прежде родных

исчезать, говорю.

Речь, которая есть

у людей, не берёт.

В большей степени весть

о тебе – этот крот.

Потому что он слеп.

Слепок чёрных глазниц.

В большей степени – степь.

Холод. Ночь без границ.

Узкий, коричневый, на два замка саквояж,

синие с белыми пуговицами кальсоны,

город, запаянный в шар с глицерином, вояж

в баню, суббота, зима и фонарь услезённый,

за руку, фауна булочной сдобная: гусь,

слон, бегемот, – по изюминке глаза на каждом,

то и случилось, чего я смертельно боюсь

там, в простыне, с лимонадом в стакане бумажном,

то и случилось, и тот, кто привыкнуть помог

к жизни, в предбаннике шарф завязавший мне, – столь же

к смерти поможет привыкнуть, я не одинок:

страшно сказать, но одним собеседником больше.

Я шлю тебе вдогонку город Сновск,

путей на стрелке быстрые разбеги,

хвостом от оводов тяжеловоз

отмахивается, на телеге

шагаловский с мешком мужик-еврей,

смесь русского с украинским и с идиш,

мишугинер побачит тех курей

и сопли разотрёт в слезах, подкидыш,

весь местечковый, рыжий, жаркий раж,

всю утварь роя, всё, чем мне казался

тот город, всю языческую блажь, —

египетский ли плен в крови сказался,

не знаю… Эту жизнь, которой нет,

которая мне собственной телесней

была, на ту ли тьму, на тот ли свет

я шлю тебе мой голос бесполезный,

как в Белгороде где-нибудь, схватив

в охапку свёрток груш, с толпой мешаясь,

под учащённый пульс-речитатив, —

ты отстаёшь, в размерах уменьшаясь,

и я иду к тебе, из темноты

тебя вернув, из немощи, из страха,

как блудный сын, с той разницей, что ты

прижат к моей груди как короб праха.