Читать книгу Крушение надежд - Владимир Голяховский - Страница 14

В следующий раз, когда Павел пришел к Семену и приготовился слушать продолжение рассказа, к ним опять вошел Алеша:

– Отец, можно я расскажу Павлику, что было дальше?

Прошло несколько месяцев после объявления об аресте Берии, люди ждали, что его станут судить, устроят показательный процесс. Однако о суде ничего не сообщали.

Однажды утром в ноябре 1953 года Моня возбужденно ворвался к Алеше, держа в руках газету:

– Алешка, посмотри на это сообщение: наконец написали, что над Берией состоялся суд.

Алеша взял газету и уставился на первую страницу.

– Не туда смотришь, вот где она – маленькая заметка в конце, будто мелочь какая-то. Это ж усраться можно!

Алеша посмотрел, удивился:

– Да уж, короче сообщить невозможно. Это настоящий фарс, новое руководство скрывает от народа правду! В конце добавили одной строкой: «Приговорен к высшей мере наказания – расстрелу. Приговор приведен в исполнение».

– Подлецы! Говнюки! Они даже настоящего обвинения не написали. Ты посмотри, что они ему предъявили: «изменник Родины, враг народа, предатель и английский шпион». Но ведь все знают совсем другое, что его руками погублены миллионы невинных советских людей, включая моего отца. Об этих жертвах ни слова. Пытаются доказать, что его убрали как шпиона. Кто в это поверит?

Алеша разделял возмущение Мони:

– Да, о настоящих преступлениях и не упоминается.

Моня все горячился:

– А это что значит: «Приговор приведен в исполнение»?! Это значит, что его расстреляли – и концы в воду. Уже больше от него ничего не узнают. Устроили закрытый суд, нет никакого упоминания о вызовах свидетелей. А устроили бы над Берией настоящий суд, я бы первый выступил свидетелем и рассказал, как его агенты забирали моего отца, невинного еврея, выбившегося из низов и сумевшего стать крупным юристом. Знаешь, почему Берию судили закрытым судом и поспешили убрать? Ежу ясно, что другие его кремлевские друзья сами замешаны во многих преступлениях, все эти Маленковы, Кагановичи, Ворошиловы и сам Никита Хрущев. Все они подписывали приговоры об арестах и расстрелах. Если бы на суде стали раскрывать все преступления Берии, он мог назвать их имена. Если бы выявилось их участие в преступлениях перед народом, это могло вызвать массовое возмущение… – Моня горько вздохнул. – Все ясно, никакого настоящего суда они не хотели, им только надо было спрятать концы в воду. Подлецы!

Алеша нацарапал что-то карандашом на бумаге, потом воскликнул:

– Готова эпиграмма:

* * *

По заведенному с 1936 года порядку приговоренных к расстрелу возили за город, на то место, которое подобрал предшественник Берии Ежов, – изолированный Бутовский полигон на южной окраине Москвы. Там у деревянной стенки расстреляли тысячи жертв, в основном священников и крупных политических деятелей. Никакой традиционной последней папиросы выкуривать не давали, никаких последних слов никто из них не произносил, а если и хотели бы сказать, то не оставалось времени – карательный взвод уже держал винтовки наготове. В последние мгновения священники начинали произносить молитвы и крестились, политики выкрикивали злобные проклятия или все еще признавались в верности Сталину. Когда в 1936 году казнили Зиновьева и Каменева, членов сталинского триумвирата, Зиновьев запел еврейскую молитву – кадиш.

Предшественников Лаврентия Берии – Генриха Ягоду и Николая Ежова – расстреляли тоже тут. Но Берию застрелил из своего «парабеллума» генерал Батицкий, застрелил прямо в подвале бункера, в присутствии маршала Конева и генерального прокурора Руденко. Так были «спрятаны концы в воду».