Читать книгу Район плавания от Арктики до Антарктики. Книга 2 - Владимир Хардиков - Страница 9

Закончился очередной северный завоз, и все суда малотоннажного флота пароходства, а это более двадцати «Пионеров» и «Повенцов», пройдя Берингов пролив, устремились наперегонки на юг: кто во Владивосток, кто в Находку. Арктическая навигация всем ужасно надоела, как и ее напирающие льды, отрицательные температуры, снежные заряды и строгие команды ледоколов. И сейчас, будто выпущенный на волю застоявшийся табун, они полным ходом удирали от зимы, мечтая еще прихватить немного тепла в портах Южного Приморья. Да и само плавание стало автономным, без понуканий и оглядок на следующее за тобой в караване судно, как и впередиидущее. Груза в трюмах тоже не было: из Арктики, кроме пустых бочек и ледяных ропаков, вывозить нечего. Впереди была штормовая погода Берингова и Охотского морей, и качает там по-настоящему, а посему без балласта во все водяные танки не обойдешься, успевай лишь смотреть, чтобы ледком не прихватило, но для южного направления пока никакой ледок не страшен. Всем хотелось попасть домой, увидеть детей, растущих без отцов, и измерить их сегодняшний рост, отмеченный карандашом на дверном косяке. Месяцы пролетают быстро, и, возвращаясь домой даже на день-два, заново знакомишься со своими сыном или дочерью: они уже не те, что были совсем недавно, они другие, стали взрослее и мудрее, и прежние полудетские разговоры уже не проходят, разве что случайно ловишь недоуменный взгляд: «Папа, я давно не ребенок». И когда понимаешь, что твой ребенок прав, становится стыдно до покраснения ушей, но, слава богу, такое состояние не длится долго, и спустя несколько часов окунаешься в детские проблемы и обещаешь многое, хотя и прекрасно осознаешь, что большинство обещаний выполнить не получится и никакие подарки эту брешь не заделают.

Но это будет потом, а сейчас как можно быстрее на юг, на юг. В штурманской рубке и на ходовом мостике заметно прибавляется посетителей: все хотят узнать из первоисточников, сколько еще осталось, какая погода впереди и сколько узлов показывает лаг, не «зажал» ли стармех парочку зубков, «жалея» свой главный двигатель. И хотя домой попадут не все, разве что списывающиеся, но надеется каждый: вахты, срочные авральные работы и короткая стоянка оставят большинство на судне. На всякий случай заказываются пропуска в порт для членов семей, как запасной вариант, который, скорее всего, будет основным.

Берингово море встречает колючим холодным ветром и размашистой четырехметровой волной с хлопьями белой пены на гребнях. Скорость сразу падает, и мрачнеют лица штурманов, судно начинает крениться на оба борта градусов до двадцати, и моряки, забывшие про качку за время нахождения во льдах, заново учатся ходить, крепить судовое имущество и каютную утварь, расклиниваясь на своих койках в ночное время, чтобы нивелировать влияние качки. Циклон быстро проскакивает, и наутро ветер, а вместе с ним и волна, падают, и судно вновь обретает скорость с уменьшением качки. Светлеют лица капитанов. Бородачи начинают искать острые ножницы и лезвия, чтобы распроститься с полярным наследием, оставляя на его месте молочно-белую кожу в отличие от светло-коричневого загара лба и других открытых частей лица.

Весь экипаж в курсе, что судно пойдет под погрузку овощей на ту же самую Чукотку, но южную, без Берингова пролива. И погрузка займет 2—3 дня, а там уж кому как повезет, выбор невелик: Магадан, Анадырь, Эгвекинот, Провидения… Лучшим вариантом был Магадан: не нужно вылазить в штормовое Берингово море, да и расстояние намного короче, к тому же это настоящий порт со всем оборудованием и впридачу областной город с 300-тысячным населением. Вероятность пойти на Магадан была существенно выше, чем в остальные далекие и малые порты и порт-пункты: более половины общего объема всего груза назначением именно на Магадан, ну а кому не повезет, будет ждать и надеяться на лучшее в следующем году.

Овощи самые обычные: картофель, капуста, морковь, свекла и еще кое-какие долгого хранения. Как обычно, завоз овощей на Южную Чукотку и в Магадан начинался сразу же после окончания северного завоза, чтобы к этому времени вся продукция успела накопиться в южных портах Приморья, в освободившихся складах северного завоза, поэтому традиционно ориентировались на середину октября – середину ноября, когда в Приморье еще тепло, и погрузка производилась в открытые трюмы без какой-либо тепловой изоляции и проходила быстро: два-три дня – и следующий, и очередной овощевоз уходил на Север. Львиная доля овощей уходила на Магадан, и уже в конце ноября там скапливалось до 10—15 судов на рейде. В эфире царила непрерывная какофония: все требовали немедленной постановки к причалу, ночные температуры уже достигали -20 градусов и овощам угрожало замораживание даже без холодильных камер, ибо обогрева трюмов ни у кого не было. Дежурному диспетчеру порта доставалось по полной, но он ничего сделать не мог, возможности порта были ограничены, все линии были задействованы. К тому же не хватало грузчиков: многие контрактники уже разъехались, окончив навигацию. Порт привлекал в качестве грузчиков экипажи судов и таким образом решал проблему докеров: они обладали многопрофильным умением и могли дать фору профессионалам, быстро осваиваясь в новой обстановке, и на следующий день их уже трудно было отличить от настоящих докеров. Выгрузка проводилась по методу трюм судна – автомашины, которые были оборудованы утеплителем: большими ватными одеялами-пологами на дне кузова и бортах, а загруженный кузов запахивали еще сверху.

«Коля Мяготин» со своим бессменным капитаном Валентином Цикуновым пришел в Находку в конце октября и сразу же к причалу, где погрузили 2,5 тысячи тонн овощей и направились на Магадан, куда еще не ушел «последний караван». Пятисуточный переход не отличался жестокими штормами, разве что посреди Охотского моря немного потрепало, но волнение было не более семи баллов. Зимний антициклон еще полностью не установился, и западные циклоны еще не наладили свой равномерный и регулярный бег. Самым опасным штормовым участком на всем переходе является именно пересечение Охотского моря, когда судно отрывается от Сахалина, и до самого подхода в Магадан. Охотское море даже в самые сильные зимы полностью не замерзает, оставляя неширокий проход битого льда вдоль западного берега Камчатки до Магадана, и замерзать начинает тоже у своих западных берегов в районе Охотска и Шантарских островов, постепенно наращивая лед и отодвигая его границу все дальше к востоку. В зимние месяцы – с января-февраля и по март – на этой магаданской трассе обычно дежурит ледокол: иногда линейный, но бывает и типа «Капитан Сорокин» – его дальневосточный близнец – «Капитан Хлебников». В порту и на подходах обеспечивает круглогодичную навигацию менее мощный тезка города, ледокол «Магадан».

Велико же было разочарование капитана «Коли Мяготина», когда уже на подходе к порту он увидел около пятнадцати судов, все тех же «Пионеров» и «Повенцов» с теми же овощами. Картина представлялась совершенно безрадостной и грустной, тем более что ориентировочно предстояло проболтаться на морозном рейде в ожидании постановки под выгрузку не менее десяти суток в условиях быстро набирающей темпы зимы. Но Цикунову и на этот раз немного повезло: простояли на рейде менее восьми суток, и выгрузка заняла не более трех суток с привлечением новоявленных докеров из среды экипажа.

А вот и новое рейсовое задание: следовать в Охотоморскую экспедицию под погрузку рыбной муки. Экспедиция работала рядом с Магаданом в 50—100 милях в районе островов Завьялова и Спафарьева. В разгаре сельдевая путина, но и минтай они тоже не забывали, в этом районе он всегда в изобилии и в основном перерабатывается на муку.

Старожилы помнят, как еще в семидесятые годы в Уссурийский залив и чуть ли не в Золотой Рог заходили косяки нерестящейся сельди, обычно это происходило в ноябре. И тогда сотни плавсредств, начиная от портовых буксиров и катеров самых разных конструкций и размеров и до обычных резиновых лодок, сталкиваясь и образуя кучу малу, спешили за рыбачьей удачей. Ловили исключительно на удочки с тремя—пятью голыми крючками, и если попадали на косяк, то мгновенно следовало несколько сильнейших поклевок, и вот уже почти на всех крючках сидело по килограммовой рыбине, жирной и упитанной. А вечером десятки рыбаков с полными мешками и рюкзаками за плечами, еле передвигая ноги от усталости и тяжелой ноши, пробирались домой, чтобы уже с утра заняться собственным приготовлением малосольной сельди в припасенных и приготовленных заранее деревянных бочках, изощряясь кто как может. Лучшей закуски трудно было найти.

Невольно вспоминаешь детские годы, когда в сельских магазинах, да и в городских тоже, стояла открытая бочка худосочной, уже начинавшей ржаветь селедки, и люди безо всякого сомнения брали по несколько хвостов в плотную промасленную бумагу. Главным достоинством той сельди была ее дешевизна, и жареная или вареная картошка с селедочкой часто были единственным украшением стола. Соли в нее было добавлено от души, и при такой консистенции она могла храниться годами, не портясь. Другой сельди просто не было, и народ искренне считал, что она и должна быть такой, недаром же бытовала поговорка – «море соленое, потому что селедка в нем плавает». В приморских городах продавалась уже сельдь другого качества: в пятикилограммовых металлических банках, открыв которую, сразу ощущаешь приятный аппетитный запах и видишь уложенные в рядки широкие сизоватые спинки жировой сельди, манящие к себе. Но существовало правило, неизвестно кем установленное: из Края банки не разрешалось вывозить, хотя в европейской части страны такая сельдь ценилась выше красной икры, которую люди и в глаза-то не видели. Дальневосточные отпускники, отправляясь на Запад, подо всякими предлогами через знакомых продавщиц или изрядно переплачивая снабженцам и жучкам, старались достать банку-другую такой сельди как редкое яство для родственников и знакомых. Командировочные также запасались таковыми банками, как и кетовыми балыками.

Но поскольку выгрузка производилась около середины ноября, несмотря на тепловые «пушки» в трюмах, установленные портом, оставалось много россыпи. Понятно, порт спешил обработать как можно больше судов для сохранения овощей до следующего завоза в будущем году, и лучше пожертвовать незначительной россыпью, чем полными трюмами стоящих на рейде пароходов. Нужно было как можно быстрее выгрузить очередное судно и отогнать от причала, чтобы поставить под выгрузку следующее. Оттого и подписывали «чисто» документы и накладные на груз, невзирая на ту же россыпь. Все оставшееся в трюмах предполагалось выгрузить «за борт» при зачистке трюмов под следующий груз. Когда трюмы были зачищены, россыпи оказалось: картофеля – пять тонн, капусты – около тонны и столько же свеклы и моркови.

Погрузка рыбной муки планировалась с плавучих рыбозаводов, или вкратце – плавбаз.

Подойдя к их скопищу через четыре часа после выхода из Магадана, выяснили, что первая база может принять Цикунова не ранее чем через двое суток. Как раз столько и требовалось для подготовки трюмов. В процессе зачистки грузовых помещений работает весь экипаж, разделившись на две бригады. По традиции вахту на мостике делят капитан и второй помощник, сменяясь через двенадцать часов. На первой же капитанской вахте на мостик к Валентину поднялись старпом с боцманом и начали разговор издалека о собранной россыпи овощей: может, не стоит ее выбрасывать за борт, а лучше отдать рыбакам, которые рыбачат неподалеку – несколько сейнеров и средних рыболовных траулеров. Старпом с боцманом прекрасно знали: рыбаки постоянно испытывают нехватку свежих овощей, и после спиртного самый острый дефицит – овощи, и особенно картофель. Суда-снабженцы с продуктами приходят нечасто и в первую очередь снабжают базы, на каждой из которых экипаж с рыбообработчиками составляет до шестисот человек, и после этого малому добывающему флоту достаются крохи, если все-таки достаются. Вот и вынуждены их капитаны и старпомы сидеть на подножном корме, «стреляя» овощи у проходящих судов и предлагая за них свои рыбные деликатесы в зависимости от промыслового сезона.

Капитан спросил у своих ближних помощников, каким образом они собираются провести столь благородную миссию. Судя по ответу, все давно уже было подготовлено и решено, требовалось лишь окончательное капитанское подтверждение. Картофель и прочее уже затарировали в мешки и договорились с несколькими рыбаками об обмене, и поскольку в запасе еще целых двое суток, к тому же свежие овощи грех выбрасывать, когда люди в них нуждаются, капитан дал свое окончательное «добро» на проведение рыбно-овощного бартера.

Не прошло и часа после разговора, как к борту ошвартовался первый сейнер, рыбаки, вопреки многочисленным анекдотам, представились добрыми и отзывчивыми, готовыми отдать последнюю рубашку, если потребуется. Вполне возможно, это был заранее обдуманный и спланированный ход с целью разжалобить и получить максимальную выгоду, а может быть, и нет. В их районе ловли под Магаданом было уже довольно холодно, начался сезон обледенения, и выглядели они совсем неприглядно. Бурное оживление вызвала новость о сауне на борту судна, и, по-настоящему заискивая, они попросили истопить и попариться в ней, дабы отогреть замерзшие на морозном ветру среди колючих ледяных брызг давно не мытые тела, в чем им не было отказано.

Сауна была сделана из бывшего пункта санитарной обработки всего лишь за год до настоящей встречи. Заказали пиломатериалы и плавающую ремонтную бригаду, и три человека за два месяца превратили пустующий пункт военного ведомства в прекрасную финскую баню емкостью до шести человек одновременного посещения. Рыбаки и не мечтали о таком удовольствии и парились несколько часов, тем более с настоящими березовыми вениками, заготовленными в лесу под Находкой. Боцман постоянно следил за их качеством и количеством, периодически пополняя уменьшающийся запас.

Всего лишь за одни сутки все овощи были розданы на взаимовыгодной основе и, как пишут в сказках, «вернулись сторицей» – в виде десяти бочек осенней жирной сельди, не уступающей по качеству знаменитой олюторской, да и с какой стати она должна была уступать, ведь по большому счету рыба и жирует-то в одном и том же районе, разделенном Камчатским полуостровом, который можно обогнуть, минуя мыс Лопатку, а там уже совсем недалеко и до мыса Олюторского с его знаменитой селедкой.

Вся бартерная сельдь была уже посолена и упакована в деревянные бочки. Такое количество вряд ли кому могло присниться, и теперь на судне по понедельникам каждый мог выбирать, что ему больше по нраву: красная рыба или жирная прекрасно посоленная сельдь. Впрочем, страстные любители и все желающие могли заказать солености и в другие дни.

Кроме того, рыбаки, почти в прямом смысле, завалили Цикуновский пароход живыми камчатскими крабами гигантских размеров. Их варили и жарили еще целых три недели.

Вот такая получилась рыбалка.