Читать книгу Муха - Владимир Хомичук - Страница 6
Глава четвертая. Падение
ОглавлениеМоего отца приговорили к пяти годам тюрьмы. Попрощались мы более чем странно, я бы сказал. Однажды утром, как всегда, я собрался в школу. Идти надо было пешком. Километра эдак три с гаком. Поэтому отправлялся я в путь рано, затемно еще. За окном моросил противный серо-бурый дождь. Зонтика у меня не было, только заляпанная краской зеленая плащовка с капюшоном. Надел я, значит, этот маскхалат, будь он трижды проклят, и вышел во двор нашего деревянного дома. Ну, нет у меня хорошей одежды, и все тут! И никто в этом не виноват. Даже если бы родители денег дали, то я не знал бы, где эти самые модные шмотки купить. Вот выучусь и уеду за кордон. Опостылело тут уже все. Но придется потерпеть пока. Батя, блин, вот еще загремел. Что теперь с ним будет?
К дому подъехал милицейский уазик. Открылась задняя дверца, и на придворную земляную дорогу спрыгнул небольшого роста полноватый человечишка с затравленным взглядом – мой отец. Жалкий весь, испуганный.
– Пожитки вот только кое-какие соберу да с семьей попрощаюсь, – промямлил он, обращаясь к кому-то внутри машины, и повернулся ко мне. Наши глаза встретились. – Сынок, ты в школу? А мама дома?
– Она на работу уже ушла.
– От итить твою, а?! Даже и не попрощаюсь с голубушкой. Тогда вот что, ты подожди папку пока немного. Хоть тебе пару слов скажу перед расставанием…
– Хорошо, батянька.
Называть его я стал так еще с малых лет. После просмотра фильма «Нахаленок» Евгения Карелова по рассказу Михаила Шолохова. Пользовался я этим обращением к отцу больше с иронией или издевкой, но в данном случае прозвучало оно нежно даже: уж очень неприкаянным выглядел родитель. Отношения у нас с ним складывались трудно, скомканно как-то. Человеком он был авторитарным, властолюбивым. Типичный «кто в доме хозяин?», короче.
Беспризорник с детства, отсидевший в тюрьме за тунеядство, коим считались его малолетние скитания по просторам огромной страны в поисках куска хлеба на пропитание, он обладал волевым нравом и огромной трудоспособностью. Кем и где он только не работал! Шофером на Донбассе, банщиком в Приуралье, шахтером в Сибири, а сейчас вот таксистом и «фермером» в Белоруссии. Образования, естественно, никакого. Благо читать да писать умел. И на том спасибо.
Когда мне было четыре года и мы жили в Сибири, я украл у него пять рублей. Позарился на красивую игрушку в витрине и вытянул синюю бумажку из его пальто в шкафу. Заначку, значит, спрятанную от мамы. Расправился он со мной круто. Перевернул вниз головой и потряс за ноги: из карманов на пол посыпались монеты – сдача из магазина. Потом поставил меня на пол, снял свой ремень и мои штаны. Во время экзекуции не произнес ни слова, просто бил. Задница у меня болела недели три, точно. Желание красть пропало навсегда, но обида затаилась.
Вторично был избит года через два уже. В Белоруссии. Вздумал отец как-то заняться животноводством. Накупил кроликов штук двадцать, понастроил клеток во дворе, давай их кормить вовсю. А те размножаться, тоже во всю ивановскую. А мне их жалко стало: сидят бедняги, пищат да сношаются. Решил я их на прогулку выпустить, дурья башка малолетняя. Я честно думал, что они побегают и вернутся к себе домой. Где там… Сначала они сожрали всю зелень в огороде – картофельные кусты, морковь, дыни, клубнику, даже теплицу штурмом взяли, нацелившись на помидоры и огурцы. Потом разбежались по берегу реки возле дома и давай тырить у загорающих все съестное, что плохо лежало. Крики, смех, женское визжание. Скандал! Опять ремень. В знак протеста против несправедливого наказания я демонстративно «покончил с собой» – прыгнул в речку в одежде и стал тонуть. Мне было шесть лет, плавать я еще не умел. Батя бросился за мной и вытащил, плакал, просил прощения.
У нашей деревни чудное название – Катинбор. Роясь в шкафу, я как-то обнаружил на верхней полке странный белесый футляр с пупырышками, аккуратно обтянутый резинкой. Внутри множество черно-белых фотографий. Таких в семейном альбоме не было. Отец в «семейных» трусах на мотоцикле. Рядом женщина с красиво очерченными выразительными глазами. Какие-то компании, кучка мужчин в шахтерских касках, среди них отец. Фотография чернявого мальчика лет десяти. Стоп! Те же самые глаза. На обороте синими чернилами неумелым почерком выведено: «Папе от сына». Поверх слова «папе» другая рука старательно надписала «любимому».
– Ты что здесь делаешь?
Черт… вездесущая мама.
– Это кто?
– Сколько раз я ему говорила, надо выбросить или получше спрятать.
– У них глаза одинаковые.
– Это все твой отец-кобелина!
– Мама, кто эти люди?
– Брат это твой.
– Какой брат?
– Кровный. Еще один сын твоего отца.
– Откуда?
– От верблюда. От вот этого. Ишь, глазищи свои вытаращила!
– Ты ее знаешь?
– Приезжала. Алименты у отца требовала. А я и ни слухом, ни духом.
– Ничего не понимаю. Нас двое братьев. Славка сейчас в армии. А тут третий объявляется.
– Ты у папочки своего спроси. Может, и сестрица еще отыщется.
– ?
– А кто его знает, сынок.
Вот и стоял я сейчас в ожидании своего отца весь в невеселых раздумьях, вспоминая и этот случай, и многие другие, когда мне было стыдно за неотесанного и грубоватого предка. Вскоре он вышел, погладил меня зачем-то по голове и обратился к милиционерам в уазике:
– Мужики, можно я сына до школы проведу? Расскажу, понимаешь, как дело было. А то ведь не поймет малец батю своего, стыдиться да проклинать будет. А? – взгляд был умоляющим, мокрым.
– Та хрен с тобой, давай только без глупостей, мы тебя на переезде через ж/д подберем. Понял? – гавкнул старший и хлопнул дверцей.
Мы, отец и сын, понуро побрели в сторону города.
– Тебя куда сейчас, папа? – спросил я от скуки.
– В тюрьму, сынок. Куда ж еще?
– Надолго?
– На пять годков, но постараюсь раньше выйти. Невиноватый я в общем-то, Олег. Мужик пьяный был вдрабадан, на велосипеде домой с работы ехал и руль не удержал. Прямо мне под колеса и свалился, мудак, прости Господи!
– Тогда за что же тебя в тюрьму, батя?
– Умер бедняга, понимаешь. Кому-то за смерть его отвечать надо. Я хоть и невиновен, но маху дал: не сообщил никому и никуда, а с места аварии уехал. Думал, не увидит никто, ну и черт с ним. Струхнул, в общем, сынок. Чего уж там! Погодь немного, живот что-то скрутило, – проблеял вдруг он и вприпрыжку сиганул с дороги в кусты. Стянул с себя брюки и стал справлять нужду чуть ли не у меня на глазах. И тут до меня дошло: это же мой родной отец, папа, на которого я так внешне похож! Ему очень страшно сейчас, муторно и совестливо передо мной. Ему помочь бы надо.
– Пойдем, батянька, а то опоздаю, – проканючил я. Потом помолчал и добавил: – Мы тебя ждать будем. И мама, и я, и Славик тоже. Может, когда брат из армии вернется, ты уже дома будешь. Досрочно.
Отец не ответил, спрятал взгляд и молча взял меня за руку. Так мы и дошли до самой школы.