Читать книгу Сеть судьбы офицера Игоря Ергашова (сборник) - Владимир Коркин (Миронюк) - Страница 12

После провала с поиском убийц заготовителя и двух соучредителей фирмы, чей внедорожник так сгодился Сукорезову и Редкозубу, Игорь было приуныл. Однако новое дело потребовало от него максимальной отдачи. В нескольких городах, включая Арагонск, и крупных районах области по донесениям агентуры всплыли в больших количествах царские золотые червонцы. Откуда и каким образом золото старой чеканки появилось в регионе, где еще в пору становления советской власти казачество как класс было ликвидировано, репрессированы все мало-мальски состоятельные люди, не говоря об офицерах царской армии, даже не переметнувшихся в лагерь Белой гвардии? Состоятельные «старорежимные люди», имевшие немалые сбережения, либо бежали за границу, либо были уничтожены, либо вдали от гнезд своих родителей влачили жалкое существование. Все, кто что-либо знал о потаенных кладах, давно могли ими воспользоваться. Так почему это золото всплыло сейчас? Эти и многие другие вопросы не давали покоя Ергашову, заместителю руководителя большой опергруппы, а возглавлял ее формально начальник горуправления МВД, к которому стекалась вся информация, в том числе и от его коллег из соседних регионов. Какие только версии «не кружились» в кабинетах оперов! И лишь одна, многократно отфильтрованная после лабораторных исследований золотых монет, запросов в архивы, в том числе и в некоторые сохранившиеся ГУЛАГовские, прочно застряла где-то в подкорке Игоря Ергашова. Эта версия имела право на жизнь.

У него еще при первом ознакомлении с материалами возбуждённого дела «Золотой клад», создалось впечатление, что владельцами попавших в его руки монет были люди далеко не «белой кости», или, скорее всего, не одни они. Что ни червонец, то некие слегка грязноватые наслоения, оказавшиеся жировыми пятнами. Некоторые из них суконочкой протерли, однако микроскопические частицы грязи свидетельствовали о том, что монеты не лежали в земле Богодарской области. Суглинистые вкрапления в чеканку одного червонца просто-таки кричали, что они совершенно не тождественны почвам южных регионов России. Составив список оставшихся в еще живых лиц – из числа бывшего начальствующего состава и охранников северных лагерей, Ергашов приступил к планомерным изысканиям. Перед ним встал вопрос, с кем первым из них встретиться? Он рассуждал так: если золотишко из довоенных лагерей системы ГУЛАГа, то крупное лагерное начальство вряд ли могло знать о том, что творится на самом «дне» барачной жизни зеков. У кого-то, и далеко не у одного заключенного, а среди них были люди разных сословий – и ученые мужи, и бывшие политические деятели разного ранга, и советские работники, и раскулаченные богатеи, и воровской люд, и обыкновенные крестьяне и рабочие, были искусно припрятаны золотые монеты, ценные вещицы, украшения. В начальную «коллекцию» оперативников попали также золотые изделия с драгоценными камнями.

Свой выбор капитан Ергашов остановил на Стратилатове, очень старом человеке, жителе соседней области. Бывший офицер одного из сибирских лагерей коротал век в однокомнатной квартире. Кто-то помогал ему вести нехитрое хозяйство по дому. Спертый воздух, с устойчивым запахом лекарств, кислого супа и подгоревшей пшенной каши. В углах паутина, наспех вымытый пол. На вешалке видавший виды плащ, в обувнице раздолбанные от времени башмаки с застывшими кусочками грязи по ранту. Не часто, видать, хозяин покидает пределы жилья. Игорь представился, пожал протянутую сухонькую руку.

– Это я вам звонил из управления МВД Богодарска. Нас заинтересовали золотые монеты царской чеканки, незаконно реализуемые на черном рынке. Один червонец явно был у кого-то в одном из северных или сибирских лагерей. Меня просто интересует, каким образом могло золото от некоего зека попасть в чьи-то руки? Что на него можно было обменять в тех условиях? Мог ли кто из охраны или обслуживающего персонала заниматься меной?

– Уж не меня ли вы, капитан, подозреваете?

– Что вы, избави бог! Но вы же понимаете, что очевидцев той поры сегодня, как говорится, раз-два и обчелся. А вы не так далеко от нас живете. Мы хотим понять механизм мены и определить круг лиц, кто мог бы вообще быть к этому причастен. Совершает преступления человек, который неким образом причастен к ГУЛАГовской поре.

– О! Прошло столько лет. После всех тягот лагерного быта вряд ли кому из еще пока живых по силам заниматься таким опасным ремеслом, как торговля золотом.

– И мы это сознаем. Но кто-то же и как-то причастен к этому.

– Знаете, в лагерях офицеры не отважились бы вести товарный обмен. Им это было и ни к чему. Во время так называемых шмонов, которые проводились очень часто и обстоятельно, охранники, найдя золотишко, могли и без всякой мены часть его попросту прикарманить, и никто этого доказать и поставить им в вину не сумел бы. Зеки карались жестоко за малейшие провинности. Те предпочитали в таких случаях прикидываться невинными овечками: не мое, дескать, ничего не знаю и не ведаю. Однако, кто – нибудь из ушлых бригадиров, а их ставили в лагерях, как правило, из осужденных уголовников, имеющих авторитет в воровской кодле, могли установить контакт с некоторыми охранниками или надзирателями.

– И что, золото и драгоценности имели за колючкой многие?

– Как вам сказать. На этапах часто гибли люди. Возможно потому, что кому-то обмолвились о своей тайне. А в лагере вряд ли бы кто из зека имел солидный запас золота и драгоценностей. Его могли скопить единицы, вероятнее всего из обслуги, и вероятнее всего из числа самих заключенных. Это те, кто в обмен на золото или драгоценности имел возможность отпустить зеку продукты. Вот еда и ценилась за колючкой превыше всего. Кто мог быть причастен из зеков? Ну, хотя бы работники котлопунктов, кто имел прочную и тайную связь с завскладами и местными каптерщиками. Свои же, из числа потерявших стыд и совесть охранников или надзирателей, поостереглись бы иметь добрые запасы драгметалла. Все жили в бараках, скученно. Некто из них, самый ушлый и жестокий, мог так обстряпать дельце, свалив все на заключенных, что отягощенного золотишком могли за понюшку табака, чекушку спирта или кусок сала обворовать, а то и пришлепнуть. В нашем лагере порядки были жесткие, у нас никто бы не развернулся.

– Значит, найти нам какие-то ориентиры не представляется возможным?

– Почему. Пока еще есть живые из бывших зека и лагерных охранников и надзирателей. Покопайтесь, поищите таких. Кстати, так называемые обменные операции были чаще в ходу в ОЛПах, в местах поселения тех зека, кто в основном отбыл свой срок неволи. К слову, лет шесть тому назад в Доме отдыха на Кавказе я встретил бывшего охранника из лагеря под Котласом. Это далеко на Севере, там строили железную дорогу на Воркуту.

– А вы не располагаете его адресом?

– Как же, обменивались адресами. Сейчас поищу. Ага, вот он.