Читать книгу Линейный крейсер «Михаил Фрунзе» - Владимир Коваленко - Страница 10

Яннис Патрилос сидит в неплохом заведении: с доходом меньше пяти тысяч долларов в год сюда лучше не соваться, и, разумеется, никаких черных. Это не просто США, это Юг, пусть и самый-самый северный. Пережитки чуть ли не феодальные, классовая система – все бичи буржуазной демократии на месте. Впрочем, на месте и приметы «нового курса» – чуть нездоровая, лихорадочная приподнятость, разговоры вертятся не только о деньгах, женщинах и выпивке. Господа офицеры обсуждают политику: кому Америка должна сдавить глотку стальными пальцами – главным калибром линейных кораблей?

Хватка выйдет крепкая, новые линкоры, что стремительно растут на стапелях – здоровенные, их строят без всяких дипломатических ограничений. Правительство заказывает новые крейсера десятками, эсминцы – сотнями. Не все для своего флота, много кораблей заказывают англичане и французы.

Таков нейтралитет по-американски: у фашистов и мирные корабли интернируют, а для британского друга гавани распахнуты – чинись, сколько нужно. Только деньги не забывай платить. Трудно приходится британскому флоту? Зато на верфях и в доках Норфолка бум, и то, что в сухом доке сразу нашлось местечко для советского корабля – не обычный знак расположения. Похоже, Штатам нужна от СССР дружеская услуга. Возможно даже, что услуга напрямую связана с советским линейным крейсером.

Вот чего Яннису не хотелось бы! Одна мысль о том, как придется отрабатывать срочную модернизацию, противно холодит, пробегает мурашками вдоль позвоночника. Кофе с коньяком не помогает. Зачем Америке чужой корабль, причем слабый? Всем хорош «Михаил Фрунзе» – ходок, неплохо защищен и вооружен. Только у американцев есть лучше! Выстави советский линейный крейсер против той же «Норт Каролины», что он сумеет? Если вовремя заметит противника – сбежать. Можно даже пострелять из задней башни, дальность позволяет, но лупить полными залпами не выйдет. Бортом поворачиваться нельзя, американец догонит, а под тяжеленными снарядами американского линкора станет кисло. «Фрунзе» тоже стреляет не пушинками, тот еще «дикий кот», у американца морда толком не бронирована. Русскими двенадцатидюймовыми фугасами ее можно расцарапать так, что американец до порта не доживет… Но если и так, уйти на дно вторым советскому кораблю не светит.

Линейные крейсера и не предназначены для того, чтобы дуэлировать с линейными же, но кораблями. Дело в другом.

Если у американцев есть такие корабли, зачем им маленький и слабый советский?

Для того, что они не могут или не хотят сделать сами. Скорее всего, дело связано с нарушением нейтралитета и стрельбой, что Яннису Патрилосу не нравится. Хуже лишь попасть в ту же переделку на корабле, который не успели довести до ума.

Потому помполит сидит здесь, за угловым столиком, его взгляд рассеянно шарит по залу. В глубине, у барной стойки, среди других черных кителей, затерялась спина кап-три Ренгартена. Сзади советская форма от американской неотличима, седые головы здесь тоже встречаются. Но вот начсвязи оборачивается, машет рукой. Кому?

Заведение, как уже припоминал Яннис, не для цветных, но в Штатах деньги способны проломить многие барьеры. «Черный» остается «черным», сколько бы ни получал, но «желтый» при капитале в глазах общества стремительно белеет. Так что крохотная китаянка, что приветствует кап-три от дверей, здесь своя, и может заявиться не под ручку с правильным кавалером, а сама по себе. Еще бы нет! У нее хороший пакет акций верфи, что модернизирует «Фрунзе», так что сюда она, бывает, забегает «как есть», в штанах и рабочей куртке, в виде, в каком она поднимается на борт кораблей. У нее только часть акций – от папочки, небольшой пакет компания приложила к должности. Вирджиния Мао руководит единственной женской бригадой, что монтирует системы управления огнем. Моряки ее любят.

Рабочие – не очень. Многие ворчат, что из-за ее девиц профсоюз не может выбить парням повышение зарплаты.

Конкуренция!

Сама она не любит японцев, негров и англичан. Первых оттого, что хоть и американская, но китаянка: этого достаточно. Вторых потому, что, когда в первые месяцы «нового курса» профсоюзы всплыли из-под воды, китайцам и итальянцам удалось договориться, а вот с черными не заладилось. Впрочем, обе стороны не слишком и старались.

Что до англичан, то Вирджинии не нравятся их манеры. Не столько то, что смотрят сверху вниз, точно на пробегающую мимо ботинок крысу, сколько то, что поменять отношение невозможно ничем – ни деньгами, ни оказанными Короне услугами. Это не мешает ей ставить новые системы управления огнем на эсминцы-гладкопалубники, что подлежат передаче Великобритании: ей заплачено долларами, ее стране – английскими военными базами в Западном полушарии. Этого достаточно, не так ли?

Сегодня Вирджиния озаботилась нарядиться, точно на официальные переговоры. Завидев Ренгартена, сперва машет обтянутой черным шелком ладошкой, потом, как бы дико это ни выглядело в европейском наряде, кланяется. У Вирджинии европейское имя и белый жених, она посещает протестантскую церковь – именно ту, которую стоит посещать хорошо оплачиваемому специалисту с верфи. И вдруг -такой колорит…

Господа американские офицеры не без интереса наблюдают, как советский командир кланяется в ответ и с полуслова переходит с английского на мандаринский.

Рядом с Вирджинией неуверенно улыбается пепельная блондинка. Патрилос окинул ее взглядом. Грудь высокая и очень достойного размера, новоизобретенными капроновыми чулками обтянуты весьма элегантные ножки, кисти маленькие… обручальное кольцо. Для советского командира за рубежом окончательный знак, что от дамы удастся получить удовольствие исключительно эстетическое. Иначе -большие проблемы с занесением в личное дело, а заодно назначение в края, где и нерпа красавицей покажется. Иван Ренгартен с его бумагой – единственное мыслимое исключение.

Ему и приглашать новую знакомую за отдельный столик. Вирджиния между тем обегает стойку, здоровается со всеми подряд, собирает ворох улыбок и комплиментов. Бросает взгляд на столик в углу… Первое мгновение не узнает, но вот ее брови взлетают под короткую челку. Подбегает, садится рядом.

– Яннис, вас не узнать. Повышение? Авансом?

– Дипломатическая форма. Штатская.

– Запонки с бриллиантами тоже форменные?

– Как и золотые нашивки. Вирджиния, наш корабль -лицо страны.

– Слышала-слышала. Разрешите посмотреть начало спектакля с лучшего места?

Патрилос кивнул.

У них общий интерес.

В Норфолке любой работяга знает: кризис не отобрал у него место потому, что три самых дерьмовых года на стапеле возвышался «Михаил Фрунзе». Здешние инженеры через одного побывали в СССР – кто в Николаеве, кто в Молотовске, как отец Вирджинии. Портовые служащие привыкли к виду боевых кораблей под советским военно-морским флагом, что приходят почистить днище перед большими совместными учениями. Ночью, когда флаг не поднят, их не отличить: где «Балтимор» или «Портленд», где «Чапаев» или «Молотов»…

Даже капиталисты «покраснели», прикрылись фиговым листком прогресса: большинство предприятий Норфолка предоставило долю в прибылях трудовому коллективу. Ценным сотрудникам – акции, профсоюзу – право голоса. Вес этого голоса не стоит переоценивать, он нигде не перевешивает двадцати процентов, но важно ли это, если странам важней дружить, чем враждовать? СССР отмечает положительную динамику социальной справедливости в США, прогрессивную тенденцию, которая дает американскому обществу шанс перейти от капиталистической модели общества к социалистической без великих потрясений, что выпали на долю России. Будь отношения держав прохладней, о тех же акциях в руках рабочих говорили бы как о взятке, жалкой подачке трудящемуся классу с барского стола.

То же и со стороны Америки: советскую народную, государственную собственность можно счесть чем-то по-марсиански чуждым капиталистическому миру, а можно -одной громадной корпорацией. И уверять, что русские со временем сами придут к выводу, что монополии – плохо: США, мол, этот урок выучили.

Так что профсоюзы Норфолка за русский контракт готовы рвать глотки не хуже, чем капиталисты. Закон их не сдерживает: слишком часто он загонял рабочие организации в подполье, как бомбардировщик – подводную лодку на глубину.

Даже во всплывшем состоянии у профсоюзов остается подводная часть, которая может многое. Например, узнать, что кое-кто очень хочет подставить Советы. Хороших парней, которые обеспечивают стабильный поток заказов. Как их не предупредить?

Дурные новости принесла Вирджиния. Сказала, что простых краснофлотцев трогать не будут. Они без сопровождающих почти не ходят, и всегда – группами. Что с ними напровоцируешь? Драку? И кого в портовом городе удивишь очередной моряцкой потасовкой? Те же англичане машут кулаками чуть не каждый день.

Командир – цель гораздо более завидная, да еще и одиночная. Подставлять будут не под драку или даже убийство, кого в Америке удивишь пистолетной пальбой после лихих бутлегерских лет? Либо изнасилование, либо, вариант полегче, супружеская измена. Несколько скандалов подряд могут сильно повредить и репутации СССР, и интересам его постоянных деловых партнеров.

– Странное дело, – говорит Вирджиния. – На меня вдруг внезапно свалилась давняя знакомая. Сто лет ее не видно, не слышно, а тут раз! Как чертик из коробочки. Наехала, как фараон на бутлегера: устрой да устрой ей знакомство с советским русским офицером. Я тогда поняла, что чувствует человек, которого переезжает автомобиль… причем раз пять подряд. Да-да, так и сказала: «офицера». Хотя все вы «командиры»… Потому у вас и нет звания «коммандер», так?

Если бы этим и ограничилось!

Увы, с неделю назад американский инженер, что проверял последние поставки из Питсбурга, вышел на советскую приемку.

– Говорит Уэрта-младший, – прозвучало в трубке. -Опять дерьмо: сталь не той марки. Результаты испытаний доставлю лично. Готовим рекламацию?

Для него качество работ – дело фамильной репутации. Предок Уэрты тут, в Норфолке, участвовал в постройке первого в мире броненосца. Его отец спустил на воду первый авианосец. Младший пока набивает руку на модернизациях – и он хорош… Для него сорвать сроки – разрушить столетнюю традицию.

Для советских специалистов срыв поставок – саботаж. Они верят, что у каждой ошибки есть имя, фамилия – и политическая позиция.

Так или иначе, уменьшение носового бульба до более вменяемых размеров задерживается, а Москва торопит, корабль срочно нужен на Черном море. Нужно выигрывать время, но за счет чего? Переборка машин? Пришли подшипники не того размера. Усиление бронирования крыш башен? Можно бы поднажать, но к здоровенным болтам, которыми нужно крепить новые плиты, поставлены гайки не того размера.

Вместе – не случайная ошибка, не мелкий враг, что поигрался с накладными в конторе одного поставщика. Или у противника очень интересная должность, что позволяет манипулировать поставками от разных предприятий, или целая организация, тогда будут новые провокации.

Пришлось цепляться за все ниточки, что могут вывести на заговор. Знакомая Вирджинии показалась одной из них, и вот целый начсвязи сидит, слушает, временами кивает… Ну как и впрямь – любительница экзотики, что считает, что русские коммунисты во всех отношениях особенные?

Блондинка поначалу улыбается: сперва искренне, и, как ей, наверное, кажется, завлекающе. Потом натянуто. Потом совсем скучнеет. Кап-три в основном молчит. Бросает короткие фразы, в ответ звучит торопливая скороговорка, уже на грани плача. Да ей уже хочется рыдать в плечо кап-три, только он не разрешает!

Наконец, Ренгартен встал, подал даме руку, проводил до авто.

Вирджиния бросила короткий взгляд в окно, кивнула. Машина своя, в ней говорить можно.

– Жаль, – сказала она, – что я не смогу хотя бы наблюдать основной разговор. У вашего начальника связи есть чему поучиться.

– Расскажет, – утешил ее Патрилос. – И сам Иван Иванович, и ваш водитель…

– Водитель за перегородкой, приучен разговоры клиентов не подслушивать. В том числе, примером тех, кто рискнул нарушить правила.

Они не отделались штрафами или увольнением, настолько местную кухню помполит знает. Ограничился ли урок хорошими побоями или дошло до классического бетонирования ног, зависит от того, что им довелось услыхать.

Оставалось ждать возвращения начсвязи. Вирджиния извлекла из сумочки карандаш и большой блокнот – и как только влез? Быстрые штрихи – и вот на листе вид барной стойки, переплетение фигур в черном, изломы ног и локтей. Шеи – одни болтаются в воротниках, другие их распирают, третьих и нет совсем и из стойки кителя сразу торчат затылки… Ни одного лица, но первый лейтенант слева явно на что-то жалуется товарищу, которому скучно слушать излияние, но – терпит. В середине – спор, о технике, о политике, о бабах – разве угадаешь? Коммандер справа явно кого-то ждет, рука поигрывает соломинкой из коктейля.

Ни одного лица не нарисовано – а сколько характеров!

Смотреть, как рисунок понемногу проявляется на бумаге, было интересно – настолько, что Яннис пропустил момент, когда кап-три Ренгартен миновал прозрачные двери.

Вот он уже рядом – фуражка словно сама собой перепорхнула с головы под локоть, рука пригладила снежно-седой ежик.

Подсел. Заметил блокнот.

– Вирджиния, я тоже немного умею рисовать. Позволите?

Целящийся взгляд художника, те же короткие движения,

но на очередном листе блокнота вместо жанровой сценки появляются иероглифы.

Вероятно – имена, адреса, явки. По китаянке этого не скажешь. Если посмотреть со стороны – она с легким скепсисом изучает мазню коллеги-любителя. Не выдержала, отобрала рисунок, что-то правит… тоже теми картинками, которые рисуют в столбик.

– Вирджиния! – возмутился кап-три, но сразу понизил голос. – Я знаю, у тебя весь Норфолк ест с рук и мурлычет.

Та кивнула. Мурлычет – мягко сказано, для столика в ресторане. По команде выпускает когти – так будет точней.

– Сделай так, чтобы с твоей знакомой все было хорошо.

Иначе ее свои убьют. Хотя она теперь уверена, что сдали

именно ее, причем с самого верха, а организация целиком состоит из стукачей…

– Даже так. Она теперь твоя?

– Нет. Она – выкуп судьбе за другую.

– Похожа?

– Ни капли. Та бы никогда не согласилась переспать с кем-то по политическим соображениям. Вот выйти на улицу, принять пулю – на вдохе… Могла бы – лет пять назад. Тогда, к счастью, обошлось, укрылась под берегом.

– Кто-то слишком зорок?

– Хуже. Скоро ей придется скинуть маскировочные сети и выйти в дело. Не под канонаду, в прикрытие, но если дело сорвется, ей будет невозможно спрятаться и нелегко уйти.

– Говоришь, как об эсминце. Или торпедном катере.

Со стороны глянуть – два художника-любителя обсуждают свои работы.

– Тут Норфолк. Значит, самые подходящие образы – корабли… Так присмотришь за знакомой?

– Глупый ритуал. – сказала Вирджиния. – Очень китайский. Жертва-замена, словно бумажные похоронные деньги вместо настоящих. Но раз просишь ты… Ладно, присмотрю. На чем ты поймал мою «подружку»?

– На мелочах. Что замужняя дама, заводя роман, не боится, что муж застукает – бывает, даже в Америке. Что человек прячет истинные убеждения под другими – тоже. Если бы она не захотела показать ум, заведя политический спор – пришлось бы прощупывать дольше. А так… У нее по лицу видно, когда выставляешь против нее ее же убеждения. Так и поймал.

– Быть комми в Америке нелегко, – заметила Вирджиния. – Это тоже ничего не доказывало.

– Доказывало. У красного цвета много оттенков. Когда я вычислил, какие аргументы она и впрямь воспринимает как чужие, а какие видит как свои – понял, кто она.

– Ну?

– Четвертый интернационал.

Вирджиния помотала головой.

– Не понимаю.

– Коммунисты СССР – третий.

– А есть первый и второй?

– Первого нет, развалился. Второй есть: социалисты.

Вирджиния задумалась. О различии между коммунистами и социалистами она знает: и те и другие выставляли кандидатов на прошлых президентских выборах. Что-то ей это все напомнило. Наконец, поймала образ, воскликнула:

– Это как церкви конгрегации! Каждая думает, что прихожане другой верят неправильно и попадут в ад! Но конгрегационалисты не делают друг другу гадостей…

Прошло несколько часов. Яннис Патрилос перешагивает порог штаб-квартиры небольшой троцкистской партийки.

Выглядит он внушительно: от природы большой, а темносиний двубортный костюм в широкую полоску, делает его плотней и коренастей. Смуглое лицо, глаза темные – нос, правда, греческий, а не римский, но в фас сойдет за итальянца, из тех, с кем профсоюз некогда договорился. Грек и итальянец – одно брюхо, одна наружность. Шляпа надета ровно, подломлена по последней моде. Галстук заколот булавкой с бриллиантом. На запонках тоже что-то такое поблескивает, но кулачищи – с голову взрослого человека, в мозолях.

За спиной – трое, размером поменьше, костюмы подешевле. Охрана. Яннис в штурме не участвовал, не его дело. Он здесь, чтобы убедиться: все сделано правильно. Не торопясь, вразвалку обходит помещение. Под ногами шуршат бумажки, хрустят осколки стекла, трещат деревянные щепки… Спешить некуда, полиция в курсе. Они не будут мешать истинным американцам как следует поучить «красноту». Потребовали, чтобы без трупов? Это в общих интересах. Мертвых трудно разговорить.

Очередная комната. Пусто, ни людей, ни мебели.

Следующая дверь – пара канцелярских столов вверх ногами, ящики выворочены с мясом, пол плотно покрыт машинописными листами вперемешку с плакатами… На стене покосившаяся рамка, стекло треснуло. Под стеклом – портрет Троцкого.

– Это что? – спросил Патрилос.

– Отдел пропаганды, коммендаторе.

Яннис поморщился, помахал рукой перед лицом. Несмотря на выбитые окна – дымно, причем пахнет не одним табаком. Вдоль стены протянулся диван, точней, диванище: можно усадить взвод. Вместо этого на нем лежат двое, головой к голове. Не шевелятся.

– Вам же говорили – бить не до смерти.

– Они дышат, коммендаторе.

– Еще дышат?

– Просто дышат. Мы их так застали.

Помполит, наконец, узнал запах, что мешается к табачному.

– Кукарачи, – бросил. – Их даже не допросишь, они смотрят виды, мы для них еще один сон… Идем дальше.

Он двинулся вперед, только на сей раз бормочет под нос слова прилипчивой мексиканской песенки о солдате армии Диаса, которому не под силу идти вперед, ибо у него нет косячка с марихуаной. В республиканской Испании мотивчик получил второе рождение с подправленными словами: одну из своих эскадрилий итальянцы окрестили именно «Ла Кукарача». Ну как тут было не вспомнить народных песен братской Латинской Америки?

Так, на строчке «Marihuana que fumar» помполит и вломился в очередной кабинет.

Здесь обстановка серьезней. На столах пишущие машинки, их выносят: чего добру пропадать? Перепуганных барышень уже вывели. Радио осталось, тихонько вещает о влиянии вчерашней капитуляции Нидерландов на состояние фронта в Европе. Мелькает название: «Дюнкерк». Хорошо, что приемник не сломали. Если три примотанных к стульям человека не заговорят по-хорошему, можно будет сделать звук погромче и выйти из комнаты. Яннис Патрилос здесь не для того, чтобы делать грязную работу, а для того, чтобы принять ее результаты. Впрочем, это не значит, что он не может поговорить с пленниками.

– Вы перешли дорогу достойным людям, – сообщил с порога. – Возможно, вы этого не знали. Поэтому вы живы. Пока. Парни, достаньте кляп… вот у него.

Ткнул пальцем в приглянувшегося человечка. Тот пялится на руки помполита – большие, моряцкие, что загрубели от весел и канатов. Только думает троцкист не о моряках, так что, верней всего, решит, что элегантный гигант когда-то ломал шеи ударом в челюсть, крушил ребра в захватах, разбивал черепа прикладом «Томми-гана». Сейчас у него в руках – ничего, кроме нераскуренной сигары.

Его оружие – люди, что стоят рядом. Красноречиво стоят.

– Расскажи мне что-нибудь интересное, – говорит Яннис. – Знаешь, со скучными людьми я не дружу. А ты ведь хочешь со мной подружиться?

Когда люди в двубортных костюмах принялись обходить тех, кто подделывал накладные, имя за именем – они, к грусти своей, обычно узнавали, что виновника арестовала полиция, и он отправится в тюрьму с нетронутыми зубами, целыми ребрами и почти без синяков.

Опоздали!

Другая ниточка оказалась короче. По ней шел Михаил Косыгин: вместе с американцами из служб безопасности фирм-поставщиков тщательно изучил путь каждой бумажки из тех, что связаны с вредительскими поставками. Так и вычислил несколько точек, из которых можно натворить все, что уже проделано.

Метод старпома оказался быстрей потому, что у него оказалась прорва знакомых на верхних этажах корпоративного руководства. Не директора или председатели правления, кому, бывало, пожимал руки адмирал Галлер, – секретари, вместе с которыми приходилось готовить договоры, заявления, коммюнике. Те, кто знает, как проходит та или иная бумага, где можно легко поправить одну-две литеры или цифры так, чтобы подлог заметили не сразу.

Те же секретари не забыли положить в папки «К докладу» убедительные записки о том, кто именно срывает контракты и заставляет выплачивать неустойку… Скорость оказалась за старшим помощником. Начсвязи и помполит выиграли в надежности. Повторить провокацию стало некому.

В негласном соревновании между Косыгиным, Ренгартеном и Патрилосом вышла ничья. Советский флот и верфи Норфолка – выиграли.