Читать книгу Линейный крейсер «Михаил Фрунзе» - Владимир Коваленко - Страница 11

Первое, что заметил Иван Патрилос на берегу – непривычная тишина. Никто не бросается на перехват с воплем:

– Эфемеридес!

Мальчишек-газетчиков не видно, ветер треплет небрежно расклеенные объявления. Глаз выхватывает отдельные слова: «перерегистрация газет и радиостанций», «верность принципу свободы слова», «право на достоверную информацию»… Все в кучу, а результат один, никто не слышит и не читает того, что не вещает правительственный диктор или не расклеили почтальоны. Больше-то нечего! Новое правительство пытается утолить привычную для греческого народа жажду новостей, на стенах и тумбах рядом и друг на друга клеят новые и новые воззвания, указы, призывы. В нынешних Салониках самая яркая фигура – почтальон. Через одну руку у него перекинута стопка свеженьких воззваний, в другой ведерко с клеем, оттуда торчат кисти. На форменной куртке нашивка: обоюдоострый топор-лабрис, символ местных фашистов. Тут ясно, новую форму еще не выдали.

Иной прохожий требует листок себе, словно газету, предлагает пятерку или десятку. Почтальон устало мотает головой.

– Чего стоит десятка? Если на моем маршруте правительственные объявления будут валяться не наклеенными, меня, того и гляди, оштрафуют на треть жалования. Решат, что это мне лень клеить, и я их разбрасываю…

Людям приходится вставать из-за столиков в тавернах ради того, чтобы прочесть новости. Раньше им не приходилось обсуждать передовицы стоя, без закуски.

– А что армия?

– Молчит. А что она может? Солдат – крестьянин, а крестьянам обещано…

Не важно, что, важно, что обещано. Верно, достаточно, раз армия молчит сквозь стиснутые зубы офицеров и генералов. Но и у них не пойдет дальше недовольства.

«Всем, кто намерен и далее верно служить Греции, будет предоставлена возможность спокойно исполнять долг».

«Мы – не моряки, не коммунисты… Мы – выразители воли греческого народа, которому впервые за десятилетия принадлежит власть в стране… Выборы будут проведены в должный срок после стабилизации обстановки… Мы пришли, чтобы вернуть народу то, что принадлежит ему по праву – то, что захвачено иноземными толстосумами… Мы будем строить, но не ломать…»

Настроение на улицах? Ожидание. От него у людей чуть побледнели лица, от него излишняя порывистость движений у всех, от лоцмана до чиновников в парадных визитках. Даже победители, новая власть, кажутся растерянными и маленькими на фоне происходящих событий.

За спиной у Патрилоса шагает делегация связи: Ренгартен и двое его орлов радиоламповых. Стараются подражать командиру: плотно сжатые губы, взгляд прямо перед собой. Продолжается это ровно до той поры, пока помполит не задерживает шаг. Тычок локтя…

В ответ лишь негромкое шипение. Никаких морских междометий. Прибор встряхнули, проскочила помеха.

– Товарищ капитан второго ранга, – говорит белоглазый, – извольте соразмерять силу. Так не то, что с ног сбить, в стену можно впечатать. Для украшения местной архитектуры барельефом «Советский капитан третьего ранга в повседневной форме».

– Не рассчитал, извините! – громко. И, на ухо: – Колбаса остзейская! У твоих парней вот-вот косоглазие разовьется. Во-первых, новый город. Во-вторых, девушки же!

– Хмм.

Хоть какая-то реакция. А еще – обернулся.

– Ребята, мы, конечно, не в увольнении, но… вам город интересен ? Так смотрите. Мы с Иваном Павловичем здесь каждому камню представлены, по пути могу и вас познакомить. Вот, к примеру, торжественное сооружение прямо по курсу – арка Галерия. Построена…

Патрилос вздохнул. Ну да, лекция по романской архитектуре именно то, что нужно паре двадцатилетних старшин.

– Командиру необходим значительный культурный кругозор, – похоже, начсвязи, помимо радиоперехвата, еще и мысли улавливать научился. – Если собираетесь подавать документы в училище, то библиотека ваш дом родной, и, кстати, заведение, обслуживаемое персоналом преимущественно женского пола. Вижу зачатки энтузиазма? Хорошо. Только заметьте, здесь книжек на русском нет, да и чтение всевозможной бульварщины вас к золотым нашивкам не приблизит. Хотя, пожалуй, и не отдалит… Ясно? Тогда смотрим налево, на образец современного конструктивизма. Сие уродство возведено после пожара семнадцатого года на месте сгоревшего здания. Обратите внимание на наружные лифты: местные жители именуют их «кирие элейсон». То есть, по-русски, «господи, помилуй». Это из-за открытой клети… Наверху отличная обзорная площадка, в ясную погоду видно побережье Фессалии и гору Олимп. В общем, в лифте дама к вам гарантированно прижмется, а вот целоваться удобнее на крыше.

Но – можно ли любоваться архитектурой, когда со стен кричат аршинными буквами декреты? Когда вокруг – революция!

– Какая революция? – переспрашивает Ренгартен. Обводит рукой спокойный город. По улицам не шагают патрули, люди спешат по обыденным делам. – Все тихо. Штаб у греков на прежнем месте, и лица там, готов спорить, те же, что в прошлом году. Впрочем, сейчас проверим, что пишут…

Он разворачивается в сторону объявлений. Читает издали – даже не щурится. Не умеет, так же, как улыбаться?

– Указ о перерегистрации газет и радиостанций. Дельно: не отказываясь от принципа свободы слова, поможет придержать длинные языки – на время. Предупреждение об «особом периоде»: любые уголовные преступления и административные нарушения будут караться с удвоенной строгостью. Сроки заключения выше пяти лет будут заменены расстрелом. Пытаются поддержать порядок и показать силу. Для этого же – списки получающих повышение офицеров и чиновников… Сдается мне, большинство этих господ о перемене правительства узнало из объявлений. А, вот главное сообщение. Хмм, «воззвание». Не «коммюнике»! Не хотят показаться бюрократами. Что у нас? «Великая греческая культура… неоценимый вклад в основание современного мира…» Так, ребята, не стоять с открытыми ртами. Говорите, зачем это все! Ну?

Патрилос собрался было открыть рот – в бок ткнулся локоть кап-три. Совсем не сильно… но межреберный нерв отозвался злым прострелом.

– Не подсказывайте, Иван Павлович. Тот, кто желает быть командиром, должен обладать аналитическими способностями. Пусть говорят, а мы с вами после подправим и разъясним. Хорошо?

Патрилос кивнул.

– Пойдет. Я ж грек, а потому мне разговор про политические новости ближе, чем про особенности сводов очередной базилики…

Увы, беседа оказалась слишком интересной: даже Ренгартен увлекся разговором и перестал смотреть под ноги. В итоге – заозирался.

– Газетчиков не видно, но чистильщики обуви, надеюсь, на перерегистрацию не закрыты? Нет? Значит, мне повезло, а новенькое правительство совершило большую ошибку.

– Почему, тащ капитан?

– Потому что чистильщик обуви в Салониках – помесь газеты и допросного застенка. Сейчас увидите…

Здесь, в центре большого портового города, чистильщик обуви выглядел живой витриной фашизма: неважно, чем человек занят, главное, чтобы носил униформу. Впрочем, если бы ее, эту форму, выдавали даром, у метаксистов появился бы отличный рупор пропаганды.

А так… Когда один ботинок Ивана Ренгартена приобрел зеркальный блеск, он уже знал половину бед Салоник – и, почитай, все слухи. Даже то, что новое правительство направило сюда, в Салоники, делегацию министерства трудовых ресурсов.

– А министром там – женщина, – сообщил парень. – Говорят, красивая…

Сообщил, как и все предыдущее, на ломаном английском. Неудивительно: несмотря на все старания фашистского правительства, доля британского капитала в греческой экономике только растет, и уже перевалила за две трети. Так что можно догадаться, кто обычно кидает парню лишнюю пятерку за свежие сплетни.

Копилку которых стоит пополнить.

Второй ботинок – и рассказчик превращается в дознавателя.

– Можно спросить, сэр? – и, не дожидаясь ответа, спросил. – Вы американец. Как вам наше новое правительство?

Это Салоники. Здесь любой оборванец может спросить мнение магната-судовладельца об экономике, а министра -о политике, и будет ждать обстоятельного ответа.

Обычаи страны.

Что до маленькой ошибки, она немудрена. Форма советских командиров напоминает американскую: тот же черный китель с отложным воротником, те же нашивки на рукавах, те же дубовые листья на фуражках. Разве наверху, в «крабе», спрятан не одноголовый орел, а венок из пшеничных колосьев.

Ну, ошибся парень. Бывает.

Ренгартен на мгновение застыл. Кивнул – резко, так, что обратным ходом голова назад запрокинулась. Оттопырил большие пальцы – кверху. Постарался изобразить уроженца Мэрилэнда, их выговор, с характерными шотландскими и ирландскими нотками, у него выходит неплохо. За полгода, что «Фрунзе» подновлял машины в Норфолке, наслушался.

– Отличная команда. Держитесь ее, парни!

Кинул лишнюю пятерку на чай, чтобы лучше запомнилось и побыстрей расползлось. Повернулся к своим:

– Вперед, джентльмены. На сегодня еще много дел.