Читать книгу «…Так исчезают заблуждения». Том 1 - Владимир Леонов - Страница 6

Его стихов пленительная сладость

Пройдет веков завистливую даль,

И, внемля им, вздохнет о славе младость,

Утешится безмолвная печаль

И резвая задумается радость.

(Пушкин о Жуковском. А разве не о себе!?)

Всмотревшись в свою жизнь честно и непринужденно, я ужаснулся, увидев глубину своего заблуждения. Страх сковал меня! Неужели весь мир обратился в погоню за удовольствием и максимальной материальностью. «Похоть плоти, похоть очей и гордость житейская» (библ.) – неужели только эти силы главенствуют в сознании большинства людей? Возможно ли, что они сжигают на жертвеннике своих порочных желаний больше средств, чем они жертвуют на милосердие… и жертвуют ли в принципе? И может их души уже нецветущие поляны, а «были распаханы, как поле»?

Беспомощные, жалкие, бессмысленные и никчемные, мои мысли блуждали в мироздании, в спиритической темноте, в конспирологических изысканиях, способных только к самоедству и разрушать. Стыдно и неловко было признать, что далекие мои предки позволили себе столь неразумную трату ресурсов и сил… полагая увидеть в грядущем потомке существо, годное на что – то духовное.

Напоминал умствующего червя, с трудом переползающего тропу человека; мутированного ящера, не способного отличить ультрамарин от индиго… Пластиковый контейнер недомоганий, горечи, забвений и аккуратной деликатной лжи, свойственной однодневным певчим птицам.

Жило во мне и мутное беспечное отступничество, намеренный и осознанный отказ от собственного вида в угоду одряхлевшего атавизма. Подразумевающее замедление прогресса и эволюции, полное устранение всей генетической линии, наигранного и прикрытого пренебрежения к простому человеку, будто я был пропитан ядом рептилии.

Как продукт современного мира, я уже вкусил с желанием величайшее искрящееся извращение, глумливого, угнетающего и ничем не оправданного предательства.

Не столько из желания или похоти, сколько для доказательства того, что это извращение совершеннее всего, что имеются силы и решимость для того дения, которое обществом сегодняшним не принимается, но которым впоследствии можно будет гордиться, как редким в своей неудержимости подвигом, не осознавая, что под эти лжеподвигом скрыты силы, разрушающие нацию и государственность.

А если просто и откровенно: я напоминал уродливого ящера, который пытается робко пересечь евангельскую тропу понимания

Казалось, невозможным было проделать работу по переоценке ценностей, познанию себя и «выйти из среды их и отдалиться …и не прикасаться» (библ.); вырваться из отупляющей действительности, мира вульгарности, бесполезных и вредных занятий, очистить себя от гламурной накипи. Произвести обновление своей «внутренней цивилизации», впитав в себя яркий свет Жизни…:

За повседневной суетой мы не всегда успеваем продумать этот вопрос, но ответы на них приходится давать постоянно – выбирая свой жизненный путь, совершая поступки, определяя цели и средства их достижения. Нам хочется, чтобы наша деятельность, осмысленная или подсознательная, приносила нам радость, счастье. Мысленно и практически отвечая на эти вопросы, человек вырабатывает свое понимание счастья.

Входя в жизнь, нам свойственно мечтать, считая, что времени очень много и его хватить на всех! Каждый считает себя существом удивительным и неповторимым и что именно у него будет не так, как у других людей до него… Но проходят годы, и человек привыкает к тому, как уходит жизнь и многие мечты так и остаются мечтами: «По мере того, как растет тело, все больше съеживается душа» -Г. Гейне.

И вдруг, я почувствовал чье – то невидимое присутствие! Какая -то сила прикоснулась ко мне, и я понял – возможно все!… раскрыть новый мир мыслей и чувств, передающих и состояние земной завороженности и близко физическому восприятие жизненного самозабвения. Еще в Библии сказано: «Дух веет, где хочет»:

И, как пушкинский Вальсингам, герой «Пира во время чумы», обрел «неизъяснимые наслажденья» от общения с поэзией согражданина, пламенные стихи которого выказывают любовь к жизни, дышат «настоящим», «счастливым днем», не упоминают о скоротечности жизни и освежают светлыми мыслями: «…ибо вам принадлежит обетование и детям вашим и всем дальним…» -Новый Завет:

Поэт Пушкин просто хотел быть честным и сказать: «У нас у всех очень мало времени. И мы достойны великих свершений за ту жизнь, которая нам отмерена. И пусть ветер исканий Зефир всегда поднимает паруса Счастья в флибустьерском море вашей души»:

И следом за Пушкина повторит Аполлон Майков:

И вдруг задался вопросом: почему Христос выбрал себе в ученики простых людей – рыбаков, мытарей, дервишей – «Немудрое мира», (апостол Павел), а не взял богачей, философов, не взял фарисеев?…Повисает вопрос в воздухе, равно как и молчание Иисуса на вопрос Пилата о том, что такое истина?:

А ведь небо с каждым из нас говорит, знаки и приметы шлет свои, но как-то недосуг нам, все некогда… до звонка…:

Мы, знающие Платона и Эмпедокла что же, благодаря этому знанию, лучше понимаем Мировую судьбу, ее истинный смысл? Ее бессмысленные жертвы, глупости, черствования! История прошлого – это длинная вереница отчаяния, борьбы и возмущений, «время брани и одежды, обагренная кровию» (Ис.). Но что это в сравнении с ужасами того дня, когда разорвется сама планета Земля!!! Лишь слабая тень той трагедии, которая может произойти…

Или будущее человека пусто, темно, и человек старится под бременем познания и сомнения, что они иссушили его ум? А голос совести затих, душа мается, но не кается, а в зраках вместо мысли деньги.

Мы не в состоянии осознать, насколько обязаны Творцу за этот мир и эту жизнь. Мы непомерно непокорны и неблагодарны, порой обуяны жестокостью и злобой. Мы не верим ни в какие предостережения, как в свое время иудеи не верили предостережениям Иисуса о разрушении Иерусалима: «И будет знамение в солнце и луне и звездах, а на земле уныние народа и недоумение» (Лк.)

Мы вроде понимаем, что на долю человеческого разума выпала необычная судьба: он словно в крепости, его осаждают вопросы, от которых он не может уклониться, так как они навязаны ему его собственной природой – вопросы нашего бытия, телесного и духовного. Мы верим в тот мир, реальный, что видим и который можем измерить. А как же божественность всего, что невидимо для нас, но пронзает круги жизни? нуждается ли наше бренное тело в архаичном прообразе – Духе святом?

И кто мы в сути своей? Где мы сейчас? В каком измерении живем – плотском или из чресел женских вышли, чтобы Дух срамить? Что будет потом?

И в то же время человек не может ответить на них, так как они превосходят все его возможности. В такой разлад разум попадает не по своей вине, ибо – и это весьма древняя, извечная истина практической мудрости – «всякое деле о двух концах» – признания дисгармоничности бытия и духа? А может – «Всё будет, как угодно Богу»?, ибо… Он приходит и уходит, когда хочет…:

Жизнь идет обычным чередом, люди поглощены своими делами, домами, торговлей, наживой и всевозможными удовольствиями. Светские и религиозные вожди (и – близкие при их дворах и дверях) прославляют (правда, с натяжкой) всеобщее благоденствие и цивилизацию, убаюкивая народ мнимыми чувствами безопасности и милосердия…

Именно поэтому бунтует Пушкин, как и – Ницше, подхлестнувший «клячу» человеческой истории жестким бичом – «кодом Одиссея» – думай, делай и плыви к Итаке. Как развитие библейского (евангельского) мема: «Итак, бодрствуйте… и день это не застигнет врасплох…» (Мк.):

Именно поэтому Пушкин создал поэтический перл – «мечтать о сладостной свободе», – и пусть он не несет силу и славу римского «Rex», богов Юпитера или Минервы, но в общемировоззренческое настроение великого народа входит, – используя вымысел того же Ницше, – национальным и деятельным, сильным, слишком национальным идентификатором.

Ясно ощущаемая патетика поэзии, выражение духовности как глубоко внутреннего состояния делают ее воплощением национального русского мирочувствования. Наказом сокровенным. Святостью общего замысла и дела.

О них, прекрасных и влекущих – о красоте миллиардов звезд, что светят и обогревают не только глубокий холодный космос, но и наши умы, сердца и души – об этом поэзия Пушкина:

Мы познаем Жизнь как женщину в молодости. Мы снимем с нее одежду фактов, различений, примет. Мы с придыханием владеем ее телом, насыщая собственную физиологию, живя в обманчивости, что мы познали все в ней – и анатомию, и физиологию, и характер, а капризы разложили на частности, сделав их простыми, незатейливыми и прямолинейными.

А вот когда мы хотим поймать ее душу, чтобы понять и навек сделать одалиской- прислужницей, рабыней, – душа жизни ускользает от нас, как ускользает взгляд даже любящей женщины. И только с годами мы понимаем, что тайна Женщины, Жизни, не в ней самой, а в нашем ослеплении своими мечтами и надеждами, идеалам и миражами. (Античный Еврипид в своих драмах воспользовался этим «казусом человека», чтобы отмежевать человеческую волю от божественной):

Основная онтологическая истина: как двойственное существо, как перстный и небесный, человек носит двойной образ: внешний, искусственный, как изображение мира, и внутренний, духовно-интенциональный, в идеальной области. Оба образа дополняют друг друга, образуют одно целое и являются гарантами цельности и единства человека. Апостол Павел вносит ясность в проблему двойственности человека: «И как мы носили образ перстного, будем носить и образ небесного» (1 Кор.).

Но… личность человека подвержена колебаниям, она непостоянна, лабильна, она может расширяться, вмещая в себе все коллективное сознание человечества, но может и сузиться до минимума, войдя как улитка в свою раковину, впитывая в себя весь яд мистикопатических спекуляций, отравляющих духовную атмосферу нашего общества:

Как бледный лик Луны

Ми р слаб и жесток.

«Не знаете ли, что тела ваши суть храма живущего в вас Святого Духа, Которого имеете вы От Бога и вы не свои!? Ибо вы куплены дорогою ценою» – Библ.

Точные образные метафоры поэта усиливают мотивационный комплекс морального характера, возвышаются над ноктюрном страданий «особей человечьих».

И опасается, опасается Пушкин, что окисление ум банальностью превзойдет критическую точку, произойдет превращение ума в метан, неопределенность и вязкость

Возможно, пыталась ответить на эти вопросы и поэтесса века двадцатого Татьяна Снежина, жизнь которой трагически оборвалась такой молодой:

Наш взгляд на мир остановился. Застыл. Мы достигли (согласились) считать, что сначала появилась Вселенная, потом Жизнь на одной из ее мельчайших частиц, а потом – разумные существа, сиречь мы с вами. Такое состояние природы мы полагаем вечным, а себя венцом творения или завершением (плодом) этого процесса. Нам кажется, так случилось и так завершилось создание материи, биосферы, нашего физического мира…

Но зачем тогда вслед за «проводником» Вергилием, предсказавшим появление загадочного младенца, предвестника нового «золотого века», следуем кругами познаний, идем «сквозь чащу исканий, сомнений» (из Данте), несем баснословно тяжелую (а кажется нам – нежную!) ношу иллюзий?

Отчаянье, блаж, откровенье? В «тенях платоновских», задыхаясь, как в пустыне или тумане, ищем свой единственный образ, свой чистый идеал в сумятице дней, порой бессмысленных, с мыслями наносными, неприметными:

Во что мы верим и почему? Понимаем ли мы простую истину – человек есть то, во что он верит? Ответить на эти вопросы необходимо, не поняв этого, не поймем тот код, который встроен в душу человека.

Генная память… Голос предков, звучащий в нас через совесть, слышит каждый. Но мы по – прежнему остаемся «неандертальцами духа и нравственности». А влияние Дьявола («подстрекателя» – с греч.) опускает нас на низшие сферы существования, обратно к рефлексам исторгающей слюну собаки Павлова.

И в итоге может статься так, что мы вымрем как та крыса в эксперименте, в котором ей было предложено наживать кнопку, доставляющую удовольствие. Она выбрала удовольствие, забыв про сон, питание, заботу о детях и прочем… Бесконечное удовольствие поглотило ее. Так крысы мы или люди, решать только нам!

Но чем я дольше жил, тем больше понимал, что не все так просто с совестью и памятью о истории страны и народа. Они неотступно следуют за гражданином, просто так выбросить и забыть их – это обреченность поколений на непонимание, разрушение преемственности с прошлым. Это непозволительная расточительность того опыта, который мы должны унаследовать и приумножить.

Так я думал, взрослея. Совесть и Память – это не просто набор косноязычных и маловразумительных слов, а нечто, что не подвластно разуму, в то же время это сама душа и сам дух, что подвластны только Творцу…

Все держится на идее, убеждении. Во что мы верим, что и является реальным.

И я продолжал поиски. Почему удалился Христос от мира в пустыню? И о чем он думал там сорок дней? Почему устроил разгром церкви по возвращении? И вообще, за что его распяли!?

Почему изначально христиане подверглись гонению, а потом Константин сделал религию идеологией государства? Почему были отвергнуты Арий и Орегон, считавшие Христа человеком?

А сколько загадок в истории наших далеких предков! Почему киевская княгиня Ольга, устроившая первый геноцид на Руси, да так, что древлян заживо сжигали в банях и домах, признана святой? И князь Владимир, «красное солнышко», канонизирован в православии и католичестве, а ведь он во имя новой религии вырезал несколько миллионов душ собственного народа (наших пращуров!). Образно – у него ноги по самые колена к крови.

Почему предали анафеме Льва Толстого, растерзали Сергея Есенина и довели до самоубийства Владимир Маяковского?

Фактически не верим в Мечту, поскольку не верим Мечте! Без которой и вне которой наша жизнь превращается в пустое существование, лишенное смысла и цели, опустошенной… и хочется жить, но страшно – утраты, потери оплакиваем кровью… – и так одиноко… И жить не хочется, и повеситься лень.

Разоблачая своеобразный интерес нашего «бескорыстия», приведем язвительное замечание Ларошфуко (отчасти переиначенное по смыслу): «Мы скорее поступимся своим мнением, нежели пожертвуем своим состоянием»:

Для убедительности, приведем монолог Мефистофеля, греховодника и безбожника, святопорицателя, дерзновенного непослушника, нечестивца и злонамеренника, ненавидевшего и проклинавшего весь человеческий род: «Ох горемыка я и служба моя горькая, просто иногда хочется вернуться в свою адскую мастерскую и навсегда забыть вас, людей. Вечно вы недовольны, вечно вам чего – то не хватает! И почему не жить просто, без суеты, без выдумок в виде смысла, ценностей, добра и красоты. Сами себе строите препятствия, а потом призываете нас, чертей, вам помочь. А перед этим, конечно, промоете нам все до одной косточки».

Отсюда, на взгляд владыки ада, сообщество людей представляет собой ярмарку человеческого тщеславия, торжество самомнения и человеческих амбиций, где простым и подлинным мыслям и делам нет места; эгоисты, которых снедает ненасытная жажда наслаждений и почестей…

В основном, все люди следуют дороге, воюя друг с другом, страдая и жалуясь. На этой дороге нет свободы. Люди бредут, подчиняясь чужой воле, чужой дисциплине. Время своей жизни они просто тратят, колеблясь, как маятники, от удовольствия к страданиям и разочарованиям. Нет особых испытаний. «Поедают» время, следуя в людском потоке туда, куда вынесет: «Жившие до нас многое совершили, но ничего не завершили» – Вывод Сенеки

Делают то, что не нравится, и только для того, чтобы выжить, образно: одиночество палача, который бредет на виселицу, чтобы приколотить себя к кресту. А все радости такой жизни: поесть, поспать, размножиться, вырастить детей… и умереть….:

В грядущем новом рае и будет ли осуществлена планированная Богом эсхатологическая (конечная) полнота Бытия в Боге. А верим ли в такое чудесное, загадочное? Когда волнующее грядущее – все темно – синее, как небосвод перед грозой И двигает ли такое утверждение наши заблудшие души к некой мистической цели бытия (быть равным Богу)?

А я, автор, как и многие мои современник, просто возьму толстую веревку, найду самый толстый сук, повешу на него веревку… и стану качаться как на качелях, напевая прелестное пушкинское: