Читать книгу Князь Игорь. Витязи червлёных щитов - Владимир Малик - Страница 4

Это был передовой отряд. Вскоре всю поляну заполнили половцы. Впереди на резвых конях сидели два всадника. Судя по богатой одежде и украшениям на конской сбруе, не иначе как беи или ханы.

Ждана подвели к ним.

Всадники пристально всматривались в пленённого. Тот, что постарше, не отличался ни ростом, ни статью, ни властным взглядом. Сидел он в седле как-то боком, усталый, отяжелевший. Обрюзгшее лицо – безжизненное, жёлтое. В глазах никаких чувств. Второй, помоложе, сразу привлекал к себе внимание. На нём был добротный дорогой кожух из волчьего меха, лисья шапка с малиновым верхом, он чем-то походил на сильного пса-волкодава. Могучее сложение, большая голова, пронизывающий взгляд быстрых чёрных глаз, крепкая, уверенно держащая повод рука, крупный, словно клюв, нос посреди опалённого морозом, слегка скуластого лица. Весь облик его дышал необычайной силой и решимостью.

Он некоторое время молча разглядывал юношу, а потом с лёгкой усмешкой простуженным голосом сказал:

– Я Кончак! Ойе!.. Это хан Туглий – славный воитель!.. Слыхал про таких?… А ты кто, грязная свинья? Урус? Как зовут тебя?

Ждан, и без того потрясённый тем, что произошло с ним сейчас, услыхав, что перед ним сам Кончак, втянул голову в плечи, словно ожидая мгновенного удара. Кто же не слышал про хана Кончака? Вся Русь его знает! Его именем матери пугают детей. Взрослые, услышав о нём, крестятся. И неудивительно: не раз и не два на протяжении десяти- двенадцати лет приходил он с мечом на Переяславскую, Киевскую и Северскую земли и проявлял там неслыханную жестокость. Сёла и города сжигал, старых и немощных вырезал, сильных угонял в полон, а малолетних детей по его приказу хватали за ножки и били о деревья, о стены домов или просто о землю так, чтобы их головки раскалывались, как тыквы. За время своих опустошительных нападений Кончак разорил почти всё Посулье. Остались лишь укреплённые города Посульской оборонной линии, срубленные ещё Владимиром Святославичем в 988 году, – Воинь в устье Сулы, Римов, Лукомль, Снепород, Лубен, Кснятин, Сенча, Лохвица, Ромен, Дмитров… Теперь, по всему видать, решил он и до них добраться.

Ждан знал, что Кончак обладал большой силой и непререкаемым влиянием среди половцев. Ему удалось оружием, хитростью, подкупом и уговорами завоевать доверие беев и ханов, собрать под свою руку и сделать зависимыми многие половецкие роды и племена, которые кочевали на широких просторах между Волгой, Днепром и Азовским морем. Даже сильный, надменный хан Кза, который и сам старался возглавить, как говорилось, «диких» половцев, кочующих севернее, наконец был вынужден признать верховенство Кончака.

Ждан чувствовал, как немеют у него ноги и что-то больно давит в груди. Всё пропало! В одно мгновение развеялись его надежды на свободу. Вместо того чтобы вскоре перейти Сулу и ступить вольным человеком на родную землю, о которой мечтал долгие годы и до которой добирался с такими трудностями, он снова стоит никчёмным рабом, невольником перед самим ханом Кончаком. И тот со злорадной улыбкой на губах ждёт его ответа. А потом, поиграв с ним, как кот с мышью, снова бросит в полон или просто предаст мучительной казни.

– Я Ждан, – выдавил из себя непослушными губами юноша, – урус.

– Судя по следам, которые мы заметили сегодня утром, ты идёшь из половецкой земли… Ты был там в полоне?

– Да.

– Где?

– У Секен-бея, что из племени Кзы.

– Ты умеешь говорить по-нашему…

– Я жил среди половцев три года.

– Вот как. Действительно, за такое время можно выучиться, – согласился Кончак и, заметив на костре обожжённый скелет человека, спросил: – А это кто?

– Это мой отец… Мы вместе бежали. Он заболел в дороге и этой ночью умер.

– Вы с отцом смелые люди. Не каждый отважится зимою бежать через безлюдные заснеженные степи…

– Лучше смерть, чем неволя!

– Ой-бой! Я вижу, смелость до сих пор не покинула тебя! Но теперь ты снова невольник, раб!

– Теперь мне всё равно… Вы убьёте меня?

Кончак усмехнулся. Из-под покрытых инеем усов блеснули крепкие белые зубы. Эта усмешка немного скрасила твёрдое, суровое лицо.

– Нет, не убьём. Для чего убивать? Мы ещё не ступили на Урусскую землю, а уже взяли тебя в добычу. Это хорошая примета!.. Ты был пленником хана Кзы, теперь будешь моим!.. А вот если попробуешь снова бежать, тогда я прикажу ослепить тебя или казнить. Понял?

– Понял.

– Сейчас тебе дадут свежего коня, а то своих вы так загнали, что они годятся только на мясо… В походе будешь при мне: толмачом, помогать повару, приглядывать за конями. Станешь хорошо служить – получишь достаточно еды, начнёшь хитрить – будешь битым!

В знак того, что и эти слова дошли до него, Ждан кивнул. И тут же по молчаливому знаку хана молодой курт[10] подвёл пленнику коня и пристроился рядом.

По широкой поляне орда двинулась к Суле и по льду перешла её.

Первой жертвой стало небольшое сельцо, спрятанное между лесами в пологой долине. Орда быстро обошла его с двух сторон, окружила, ни одной живой душе не удалось спастись.

Кончак и Туглий со своими свитами остановились на возвышенности и наблюдали, как воины врывались в хаты, выводили из них испуганных людей и тут же одних убивали, а других – девушек, юношей, молодых мужчин – связывали десятками, чтобы отправить под стражей в Половеччину. Но таких было значительно меньше. Большинство жителей погибли под саблями напавших.

– Так мы всех перебьём! – воскликнул Туглий, глядя, как лютуют воины. – Разве не лучше потащить всех в полон, чтобы потом получить выгоду? Тогда мы смогли бы заставить переяславского князя Владимира Глебовича хорошенько потрясти мошной!

Кончак думал иначе. Он пренебрежительно глянул на спутника и с ожесточением бросил:

– Пусть убивают! Это я так приказал! Слишком много этих урусов расплодилось!.. Я поклялся Тенгрихану, что уничтожу, вытопчу всю Переяславскую землю до Десны и Сейма, а Киевскую – до самой Лыбеди! Эти земли должны принадлежать кипчакским родам! Здесь они будут ставить свои юрты, выпасать табуны. Мы твёрдо станем на обоих берегах Днепра до самого Киева, и я своим копьём застучу в его Золотые ворота! Тсе-тсе!

Ждан слышал эти ужасные слова, слышал женские вопли, детский плач, крики и проклятья мужчин, рёв скотины, треск и зловещий вой огня, и неудержимая дрожь трясла всё его тело. Эх, если б имел он в руке меч или копье, то, не раздумывая, всадил бы в широкую спину хана!

Когда закончилась свирепая расправа над мирными жителями села, когда всё в долине занялось огнём и несколько десятков всадников погнали полонённых, табуны скота и навьюченных всяким добром коней на восток, Кончак поднялся на стременах и прокричал:

– Вперёд! На Дмитров! Ромен обойдём – пускай до поры до времени остаётся позади нас… Он нам сейчас не опасен… Сожжём все поселения между Роменом и Дмитровом – роменцы сами сдадутся или подохнут с голоду!.. Вперёд! И никого не жалеть! Жечь и убивать – это приказываю вам я, хан Кончак, сын Атрака, внук великого Шарукана!..

И он горделиво расправил широкие плечи, ударил плетью коня и первым помчался на север, где белели чистые, не тронутые ни человеческой ногой, ни копытами коней снега…