Читать книгу Дорога к Пушкину (сборник) - Владимир Михановский - Страница 72

Декабрь в упор расстрелян на Сенатской.

Маячат за метелью залихватской

Пять виселиц, сто двадцать каторжан.

Ползет к Неве пороховой туман.

Бьют пушки со сноровкою солдатской.

А Пушкин был далеко от столицы

И стать в каре с друзьями он не мог.

Мели снега, стокрылы и столицы,

Взлетали на Михайловский порог.

Пока тянулись следствия недели,

Царь усомнился – было от чего:

А может, и поэт замешан в деле?

Прощупать не мешало бы его.

Всевидящее око проглядело,

Сколь вредоносен молодой пиит.

Недаром на допросах то и дело

Фамилия короткая звучит.

Да ведает ли все свои грехи?

Извлек ли из прошедшего уроки?

Что ни дневник – прельстительные строки,

Что ни письмо – преступные стихи.

Таится в рифмах некая причина

Того, что заговорщики сплели.

В них мысль блеснет –

Острей, чем гильотина,

В них – пот и стоны крепостной земли,

Злокозненного бунта сердцевина!..

А вдруг замыслит Псков поднять набатом

Поэт опальный, беззаветно лих?

А может, бродит по крестьянским хатам,

Склоняя к бунту нищих крепостных?

Ступени скользки новенького трона,

Слетишь в два счета – только прозевай!

…И в Псковскую губернию шпиона

Шлет тайно император Николай.

Шпион? Помилуй Бог! Бошняк – ботаник,

И жизнь растений – вот его удел.

Он бродит не спеша, науки данник,

Ведя свои расспросы между дел.

Добычи жаждет питерский рыбак,

Влача паучьи спутанные мрежи.

Что молвил Пушкин?

Как, кому и где же?

Словцо – не воробей и не пустяк.

Фамилия, вопрос, ответ и дата.

Игумен сам свидетельствует, свят,

Мол, с крепостными он запанибрата,

Мужик ему иной – и кум, и брат.

А то еще по ярмарке шатался,

Пел песни и с цыганами плясал.

В кругу как зверь зафлаженный, метался…

Улов, короче, вышел и немал.

По нитке с миру – голому сорочка!

А толков о певце – невпроворот.

Корпит Бошняк, ползет за строчкой строчка.

Пакет с доносом медленно растет, —

Его давно уже державный ждет.

И вот состряпан Бошняком донос.

Но в нем – лишь то, что слышал, и не боле,

А выдумки злокозненной – ни доли:

Шпион цареву службу честно нес!..

Как хорошо, когда доносчик честен,

Шпион достойно выполняет долг,

При этом жертве вовсе неизвестен

Свою добычу стерегущий волк.

Меж тем поэт не ведывал нимало

Наедине с тревогой и тоской,

Что виселицы тень над ним витала,

Да вроде миновала стороной.

Донос изучен – новая забота:

Зачем в глуши таланту гибнуть зря?

Не приручить ли лучше рифмоплета,

Дабы восславил нового царя?

…Бьет в окна осень тупо и жестоко.

Уснул средь изб усталый барский дом.

Он у камина, Полночь недалеко.

Вдруг колокольчик грянул невесом.

Фельдъегерь с тройкой… Дальнюю дорогу

Не зря цыганка прочила ему!

Но вот в Москве они, и слава Богу.

Теперь куда? В застенок ли, в тюрьму?

Ах нет, к царю!

И Пушкин в кабинете.

Державного самодоволен вид.

Сплетаются невидимые сети

И голос царский вкрадчиво журчит.

Четыре. Тени над Москвою сини.

Грядет сентябрь с тревогой пополам.

– Да, знаю: ты благоразумен ныне –

Все ведать нам положено, царям!

А где бы был ты, Пушкин, в день восстанья?

– Там, с ними на Сенатской, государь!

…В короткий миг прощенья и прощанья,

Привстав из-за стола, опешил царь.

Хоть был Бошняк в своем доносе точен,

Но, к счастию, умишком недалек:

Он главного не понял, видит Бог,

Бредя сквозь тьму губернских червоточин.

Царь думал: вольнодумство позабудет,

Ужо получит он свои права!

А нет – и Петербург Нерчинском будет,

Читою станет старая Москва.

…Выходит царский гость – гони, извозчик!

Свободы зыбкой дорог каждый миг.

Царь ничего той встречей не достиг,

И ничего не угадал доносчик!

Посулами не купишь у поэта,

Как ни старайся, ни одной строки.

В сибирские проникнет рудники

Неуловимый стих лучом привета.

Его прочтут от края и до края,

Те, кто не сломлен, как его строка,

Из уст в уста тайком передавая,

Хоть в каторгу дорога нелегка.