Читать книгу Волчья яма - Владимир Николаевич Положенцев - Страница 4

И снова затрещала дверь. Евдокия подумала, что опять княжеский слуга рвется. «Ну, я ему…» Она схватила полынный веник, чтобы в шутку запустить им в назойливого ухажера. Размахнулась и готова была уже кинуть, но в избу, согнувшись в три погибели из-за своего недюжинного роста, вошел ни кто иной, как царский окольничий и воевода Алексей Адашев: лихой, краснощекий, 42- летний воин, выглядевший по своему крепкому здоровью, ровесником Андрея.

Его отец – костромской боярин, состоял еще ближним доверенным при дворе Василия III, привел в Кремль сыновей своих – Алексея и Даниила. Первый оказался настолько шустрым и головастым, что его «несказанно возвысили», позволив застелить брачную постель государя перед свадьбой Ивана Васильевича с Анастасией Романовной. Так и пошла его карьера кремлевская в гору. А познакомившись с протоиреем Сильвестром, известным мудрецом и праведником, не боящимся сказать государю в глаза правду, сделавшись его товарищем, стал наставником вместе с ним юного царя. И даже… передовым вождем «Избранной рады». Впрочем, потом это станет одним из поводов для опалы. Для обоих.

–Что за смрад у вас тут, – поморщился вошедший воевода. – Живой?

Как по звуку боевой трубы, князь Андрей попытался приподняться.

–Твоими молитвами и божьей милостью, – ответил Курбский. – Чего пришел, похоронить меня? Поторопился.

Адашев рассмеялся. Они с Курбским были приятелями еще с Тулы, когда отгоняли хана Гирея от Москвы, и прошлых походов на Казань, а их предки вместе служили московским князьям. Взаимные остроты и колкости были для них обычным делом.

–Оставь нас, женщина, – велел Алексей Евдокии. – И котов своих забери, уж больно уши у них длинные. Хотя, ладно, котов можешь оставить, если что, я им сам головы посворачиваю. Ха-ха.

Гигея хорошо знала Адашева и привыкла к его шуткам.

–Ты, боярин, лучше о своей голове подумай. Совсем она у тебя, того… Отварчику тебе от зубоскальства надобно.

Алексей снова рассмеялся. Веселым нравом славился Адашев, только с царем вел себя скромно, тихо, словно ангел.

Когда Евдокия вышла, подсел к Андрею.

–Хорошая баба, ей богу, к себе бы взял, да у меня…

–Чего пришел? – повторил Курбский. – Видишь пока не в силах я.

–Ты у нас заговоренный, как мой конь Гефест, сколько стрел басурманских получил, а все крепок и нахрапист. Поднимешься.

–Сам ты конь, Алексей, с железными бубенцами. Не томи.

И Адашев рассказал, что государь собирается уходить из Казани, возвращаться в Москву, хотя умные люди, в том числе он, советуют ему остаться здесь до следующей весны, чтобы добить, разбежавшихся по округе басурман – не только магометанских татар, но и язычников, кои были в купе с ханом.

–И что ты думаешь? – продолжал Алексей. – Царь кричал на нас, будто на басурман, обвинял в трусости и измене. Видно, по Анастасии соскучился шибко, она его как византийский бальзам успокаивает. Царица вот-вот должна народить наследника. Иван уверен, что его наместников в Казани хватит и несколько полков. Остальное войско собирается распустить в Нижнем Новгороде.

–Воля государя, божья воля, – ответил князь Андрей. – Хотя, конечно, не уместно его решение. Басурмане накопят сил, вернутся, пожгут Казань и Свияжск, а то и другие наши города.

–То-то и оно!

–От меня-то тебе чего надобно?

–Слушай дальше. Не только государь собирается в Москву, но хочет отправить туда и схваченного хана Ядыгара.

–Зачем он там, в клетке показывать?

–Обещал хан принять христианство и поклялся служить Ивану.

Князь от такой неожиданной новости попытался снова приподняться.

–Не может быть! Быстро.

–За то царь обещал наградить его почестями и землями. Русскими землями. Но есть у меня донос: кто-то собирается по дороге убить Ядыгара. Али черемисы дикие, али даже наши христиане. Причем, не просто убить, а зверски, скажем, посадить на кол на высоком берегу Волги, всем на обозрение – мол, глядите, что за зверь Московский царь, прикидывавшийся агнцем.

–В своем уме, Адашев? Кто же из православных осмелится пойти супротив царской воли?

– Мне это неизвестно. Но непотребно сие допустить. Хана Ядыгара отправят не сухим путем, а по Волге, с озера Кабан.

–Но для чего кому-то убивать Ядыгара?

–Чтобы повернуть против Ивана Васильевича даже тех нехристей, что еще дружат с Москвой, ну и более озлобить непримиримых татар, что пока убежали от нас.

–Это же измена.

–Именно. Еще раз: нельзя этого допустить.

– Согласен. Ну, а от меня-то чего тебе надо?

– Сопровождать хана будет князь Семен Микулинский с отрядом. Ты его знаешь, славный полковой воевода. Я замолвил и за тебя слово перед государем, чтобы и ты был в отряде. Сам бы напросился, но царь велит при нём оставаться.

–А Иван Васильевич знает о готовящемся разбое?

–Что ты! – замахал руками Адашев. – Зачем раньше времени царя на дыбы поднимать? Изловишь злодеев вместе с Семёном, тогда и откроется ему измена, а вам почести.

–А если не отобьем? – спросил Курбский. – Прямой путь на плаху.

Алексей ухмыльнулся:

–Подумаешь, плаха. Все мы там головы свои рано или поздно сложим, если в бою пасть не повезет. Иван с каждым днем злее становится. Ни меня, ни попа Сильвестра не слушает, а ведь это мы его годами на истинный путь наставляли, уму разуму учили. Знаешь, что царь воеводам вместо благодарности сказал? Теперь, говорит, защитил меня Бог от вас, мол, когда Казань стояла сама по себе, нужны вы мне были, а теперь ответите за все свои злодеяния супротив меня. А какие злодеяния, кроме славных, ратных? Эх, береги Бог святую Русь… Велено теперь Россией называть, на византийский манер. В общем, поправляйся скорее и за дело. Выход каравана через седмицу.

Князь Андрей попытался сесть, но прострелило раненую руку и бок. Он застонал так громко, что в избу не вошла, вихрем ворвалась Евдокия.

–Всё, боярин, – резко и сухо бросила она окольничему, – уходи, если не желаешь Андрея Михайловича к Богу раньше времени спровадить.

Перечить Адашев не стал, тут же встал, прикоснулся к плечу князя, вышел. На пороге сказал:

–Подумай. Еще загляну.

Голова Курбского теперь гудела не только от ран, но и от известия о «заговоре». Нет, дело тут не только в татарах, которых изменники собираются еще больше озлобить против царя. Донос ведь Адашев явно получил не от черемисов или ногайцев, а от христиан. Значит… Не исключено, это князя Владимира Старицкого затея. У Алексея везде чуткие уши, в каждом полку. Да, двоюрный брат царя Старицкий дышит в затылок Ивану Васильевичу и тот это чувствует, но пока терпит подле себя. Пока. Мать Владимира Евфросиния – вот она, да, как заноза государю, сына против законного царя настраивает. Всем об этом известно. В чем же может быть его замысел? Опорочить царя на весь мир, как лютого зверя, не держащего свое слово – изменники ведь повернут дело так, что это Иван Васильевич велел расправиться с ханом, которому обещал почести. Ну и, да, поднять тем самым против Москвы в еще более страшной злобе крымского хана, астраханского и нового ногайского. Чем Ивану Васильевичу хуже, тем князю Старицкому лучше.

Но то, что Иван Васильевич с годами становился злее, нетерпеливее к чужим здравым советам, видел и Андрей. Все более доверял царь гадалкам и ворожеям, нежели умным советникам. Только царица Анастасия Романовна удерживает государя от того, чтобы совсем не пуститься вразнос, не сорваться с цепи. И дай Бог, чтобы народился в полном здравии наследник в скором времени. Имя ему уже уготовано – Дмитрий.

Но благоволит государь к князю Курбскому, ценит его, а потому не следует позволить злодеям опорочить Ивана Васильевича. Он костьми ляжет, но отстоит хана Ядыгара, которого еще недавно сам мечтал посадить на кол на вершине казанской мечети.