Читать книгу Волчья яма - Владимир Николаевич Положенцев - Страница 5

Царский шатер, не выделяющийся ничем от других, находился за рекой Казанка, почти на берегу озера Кабан. Государь пребывал в прекрасном расположении духа, пил черное византийское вино, играл с окольничим Алексеем Даниловичем Басмановым в шахматы. Он выиграл несколько партий, потому и радовался: «Никудышный ты игрок, Алексей, тебе только в лапту палки кидать». Окольничий, проявивший себя славно у дворца хана Ядыгара, перебивший там несметное число басурман, и получивший за то от царя награду в виде золотого кинжала с камнями, деланно кривился и охал, чем еще больше веселил и раззадоривал Ивана Васильевича.

Племянник Алексея Басманова и фаворит государя Иван Плещеев, сидел у входа, чистил до блеска захваченную там же, в битве у дворца хана, басурманскую саблю. Своя, русская, украшенная на рукояти серебряной змейкой, лежала рядом, уже блестевшая чистотой, словно намазанная ртутью.

Увидев подошедшего Андрея Курбского, не поднимаясь, нагло спросил:

–Чего тебе, князь? Государь занят.

Иван Васильевич, увидев Андрея, поманил его десницей, но от шахматной доски не оторвался. Так и ждал стоя князь, пока царь в очередной раз не выиграл.

Курбский совсем окреп меньше чем за седмицу. Все это время он обдумывал разговор с Адашевым.

А через день, после разговора с Алексеем, позвал знахарку Евдокию. Без всяких обиняков, в лоб спросил: слышала ли она его беседу с Адашевым?

–Что ты, князь, – замахала она руками, – меня ить и в избе не было.

–Где же ты травы и звериные потроха держишь? А приносишь их быстро. Здесь их не вижу, тут только уже снадобья готовишь.

–К чему это ты?

–Значит, подклеть, погреб у тебя здесь имеется, а чуткие уши любой знахарке потребны. Оттуда и подслушать кого тебе надобно можно, потом донести. Кому только докладываешь, не знаю – Мстиславскому, Шейнину, Серебряному, Воротынскому… Разве, нет?

–Опомнись, Андрей Михайлович, незачем мне.

–В общем, ежели кто узнает, о чем я говорил с Адашевым, лично тебя в Казанке утоплю. Уразумела?

Гигея не стала покорно кивать, задумалась, потом сокрушенно спросила:

–Какому же извергу надобно нашего государя, наместника божьего на земле, так люто предавать?

–Ага, созналась. Ладно, ушастая, живи покуда. Выясню. А ты вот что, позови-ка ко мне дружков моих ярославских, князей Львова и Пронского, они в Свияжске, али может, на Арском поле в шатрах сидят.

–Разве слуг своих Ефима с Мартыном послать не можешь? Они вон от безделья какой день у избы маются. А-а, понимаю, никому у тебя доверяя нет. Хорошо, что хоть мне доверяешь.

–Ну да, доверяю я тебе, скажешь тоже. Я их в полк к Воротынскому сейчас отправлю, пусть шанцы вместе с его людьми поправляют. Казань взяли, басурман отогнали, но нехристи не успокоятся, снова нагрянут. А слугам своим я верю, иначе бы не приблизил к себе, храбрость и преданность уже не раз доказали, но все одно лишних ушей быть не должно. Я даже брата своего Ивана не зову. А тебя лишь проверить хочу. Для нужного дела пригодишься. Опосля.

Не успел князь отослать слуг к Воротынскому, что они исполнили неохотно, а Гигея отправилась за князьями, как в избу вошел брат Иван. Был он шумен, весел и слегка пьян. Стал рассказывать, как они гуляют с товарищами по случаю победы, каких красивых татарок и язычниц взяли в полон, и как с ними теперь развлекаются.

Потом, вроде как, вдруг вспомнил самое важное:

–Тебя же к себе государь немедля требует, коли, конечно, двигаться можешь.

И не дожидаясь ответа, выпалил:

–Я кибитку басурманскую для тебя пригнал, чтобы верхом тебе не трястись. На коня взбираться, поди, еще трудно. Твой Зевс-то того, тебя от стрел татарских и ногайских уберег собой, а сам теперь на небесах архангелов возит, прости, Господи за язык мой непотребный… Но я тебе другого знатного перса припас, ханского скакуна. С золотым седлом, в жемчугах.

Иван помог брату одеться, сам сел за возничего, а за Казанкой, где до царского шатра оставалась недалеко, высадил Андрея, сказал, что будет его ждать на берегу озера.

–Адашев тебя, ить, ужо упредил о наскоке на караван с ханом, – не спросил, утвердительно сказал государь.

–Упредил, государь, – ответил Курбский.

–Лешка Адашев совсем от твоих рук, Иван, отбился, – вставил Басманов, заново расставляя фигуры на шахматной доске. Он один из немногих еще мог называть царя только по имени.

Иван Васильевич не обратил внимания на замечание окольничего. Сжал в кулаке пешку так, что она затрещала. Фигуры из слоновой кости, подаренные его деду еще византийцами, оставались в Кремле, в походе он пользовался обычными, из дерева.

–Сей умысел врагов моих, дабы меня унизить в глазах мира, мне известен, – продолжил царь. – Вот только зачинщики предательства мне неизвестны, доносчики лишь о злом деле предупредили. Так вот, выяснить сих негораздков, что супротив моей воли решили пойти, предстоит тебе, Андрей Михайлович. Гляжу, кровь с молоком на лице, здоров. Баба – колдунья славно тебя выходила. Вот думаю, сжечь ее или в реке утопить. Как думаешь? У колдуний сила от дьявола. Али не трогать? Чего молчишь, князь?