Читать книгу Капитал: от раннего христианства до коммунизма - Владимир Паутов - Страница 4
Глава третья
СОЦИАЛЬНАЯ БОРЬБА ПЕРВЫХ ХРИСТИАН: ПОРАЖЕНИЕ ИЛИ ПОБЕДА?
ОглавлениеСтремление к коммунизму, потребность в нём проистекают, правда, и теперь из того же источника, что и раньше, из бедности. И пока социализм оставался только социализмом чувства, только выражением этой потребности, он и в современном рабочем движении выражался порой в тех же стремлениях, что и в эпоху первоначального христианства.
К. Каутский[49]
А что же представляли собой в начале первого тысячелетия христианские общины? Ведь без уяснения этого вопроса сложно будет понять ход моих рассуждений о втором пришествии. Первые, пока ещё весьма малочисленные объединения последователей нового учения о Царствии Божием стали постепенно возникать в отдельных местах Римской империи приблизительно во второй половине I века. Местом появления первых христианских общин было преимущественно побережье Средиземного моря, особенно его восточная и северная части. И это вполне закономерно. Ведь именно там проживало большое количество прозелитов,[50] у которых имели возможность останавливаться путешествующие апостолы. Собрание верующих евреев, на которое они собирались для чтения Священного Писания, называлось синагогой. Сразу стоить подчеркнуть, что Иисус не учредил ни одного нового религиозного обряда и ритуала, тем более он не делал обязательным ни один из обрядов ранее существовавших в иудаизме. «Бог видит сердце, к чему же эти очищения, эти обряды, касающиеся только тела». (Мф., XV, 11 и след., Мк., VII, 6 и след.). Но зато он проповедовал совершенно другое отношение к молитве, нежели это было принято у иудеев. Молитва в его учении занимала важное место. По мнению самого Иисуса, её следовало творить не напоказ, а внутри себя, в самом сердце. Он часто говорил, что, разговаривая в душе с Богом, нельзя обращаться к нему с просьбами и жалобами, ибо Господь и сам прекрасно знает, что человеку надо: «И когда молишься, не будь как лицемеры, которые любят в синагогах и на углах улиц, останавливаясь, молиться, чтобы показаться перед людьми. Истинно говорю вам, что они уже получают награду свою. Ты же, когда молишься, войди в комнату твою и, затворив дверь твою, молись Отцу твоему, Который втайне; и Отец твой, видящий тайное, воздаст тебе явно. А молясь, не говорите лишнего, как язычники, ибо они думают, что в многословии своём будут услышаны; не уподобляйтесь им, ибо знает Отец ваш, в чём вы имеете нужду, прежде вашего прошения у Него» (Мф., VI, 5–8).
Так как Иисус не оставил после своей смерти ни одного религиозного обряда, вполне естественно, что его последователи взяли на вооружение обряды и церемонии, которые существовали и были им знакомы. А поскольку все апостолы были евреями, практически все обряды и церемонии в новую веру были привнесены из иудаизма. Поэтому вполне ответственно можно констатировать, что христианство на первом этапе своего развития являлось обычной сектой, возникшей в недрах еврейской религии – иудаизма. Однако на побережье Средиземного моря было сильно влияние греческой культуры и греческого языка. Видимо, по этой причине собрания последователей новой веры вначале назывались «эклессия», а спустя некоторое время – «церковь».
К великому сожалению, практически не имеется свиде-тельствований о том, как происходило становление христианской церкви в первые годы после смерти её основателя.
«Иисус и первобытная иерусалимская церковь похожи на образы далёкого рая, окутанные таинственным туманом» – так написал во введении к книге «Апостол Павел» Эрнест Ренан. И действительно, чем занимались апостолы после смерти Иисуса? Как они погибли? Об этом этапе их жизни практически не осталось никаких документов и рукописей, кроме одного произведения, вошедшего в Новый Завет под названием «Деяния святых апостолов». Однако сведения о судьбе многих учеников Христа, изложенные там, опять же очень незначительны, а про некоторых вообще ничего не говорится. Хотя вполне можно допустить, что каждый апостол имел каких-то последователей, учеников, сторонников, перед которыми он выступал и среди которых проповедовал.
Как известно, у Иисуса имелось двенадцать самых близких учеников: Пётр, Андрей, Иаков (Зеведеев), Иоанн, Филипп, Варфоломей, Фома, Матфей (евангелист), Иаков Алфе-ев, Левий (Фадей), Симон Кананит, Иуда Искариот (после смерти на его место был избран другой человек, по имени Мат-фий). Все они по характеру, темпераменту, по своим взглядам на какие-то проблемы были довольно разными людьми. Как известно, ещё при жизни Иисуса между апостолами возникали споры о главенстве, которые приходилось решать самому учителю. «…И когда был в доме, спросил их: о чём дорогою вы рассуждали между собою? Они молчали; потому что дорогою рассуждали между собою, кто больше. И сев, призвал двенадцать и сказал им: кто хочет быть первым, будь из всех последним и всем слугою» (Мк., IX, 33–37). Что же говорить, когда Иисус умер. Люди всегда остаются людьми со всеми своими страстями, переживаниями, амбициями и устремлениями. Можно только предположить, какие споры и тяжбы начались после смерти учителя среди учеников, чтобы стать первым среди всех. Особенно жёсткие схватки возникали на протяжении всей жизни между Павлом и Иаковом, братом Иисуса, который весьма нелицеприятно отзывался об объявившемся новом сподвижнике, называвшем его не иначе как «самозванцем», «лжебратом», «лжеапостолом» (Ренан Э. Апостол Павел. СПб., 1907. С. 124). Павел также отвечал на эти обвинения довольно резко и жёстко: «И в знаменитых чем-либо, какими бы ни были они когда-либо, для меня нет ничего особенного: Бог не взирает на лицо человека» (Гал., II, 6).[51] Но тем не менее, несмотря на взаимную неприязнь многих учеников Иисуса друг к другу, христианство всё-таки состоялось. Почему? Да по очень простой причине! Невзирая на личные разногласия этих людей, звавшихся апостолами, их объединяла общая любовь к своему учителю и одна вера, краеугольным камнем которой была общность догматических представлений, обрядов и канонических принципов. Поэтому создаваемые ими христианские общины, где бы они ни находились, жили на основе трёх связывающих их в единое целое элементов:
1) твёрдое убеждение, что Иисус воскрес,
2) вера в Иисуса, как неразрывная связь с Богом,
3) ожидание второго пришествия, обещанного самим Иисусом.
Социальный состав первых христианских общин можно определить только приблизительно, так как каких-либо достоверных исторических источников и документов по данной проблеме не имеется. Однако, на основании того, что вопрос вступления в общину рабов апостолами обсуждался, вполне вероятно, что первобытную церковь составляли люди низшего и самого бесправного сословия. Но не только обездоленные входили в общину, в ней были и зажиточные люди, хотя преобладали всё-таки неимущие. Труд для всех членов нового религиозного образования был первостепенной обязанностью, каждый должен был заниматься ремеслом, а если кто-то не знал ремесла, община поручала ему другую посильную работу. Эта особенность внутреннего быта первых христианских общин нашла своё отражение в некоторых посланиях апостолов. В частности, апостол Павел в одном из своих посланий наставляет вновь обращённых следующими словами: «Завещаем же вам, братия, именем Господа нашего Иисуса Христа удаляться от всякого брата, поступающего бесчинно, а не по преданию, которое приняли от нас, ибо вы сами знаете, как должны вы подражать нам; ибо мы не бесчинствовали у вас, ни у кого не ели хлеба даром, но занимались трудом и работою ночь и день, чтобы не обременять кого из вас, – не потому, чтобы не имели власти, но чтобы себя самих дать вам в образец для подражания нам. Ибо когда мы были у вас, то завещали вам сие: если кто не хочет трудиться, тот и не ешь. Но слышим, что некоторые у вас поступают бесчинно, ничего не делают, а суетятся; таковых увещеваем и убеждаем господом нашим Иисусом Христом, чтобы они, работая в безмолвии, ели свой хлеб» (II Фес.,[52] III, 6–12).
Итак, главный вопрос: существовала ли у ранних христиан общность имущества? Вполне вероятно, что первые христианские общины в I и II веках, исходя из требования Иисуса жить вместе и объединять своё имущество или продавать его и деньги вносить в общую кассу, старались жить по заповедям Христа, а посему производили впечатление коммунистической секты. По крайней мере, они старались жить по принципам имущественного равенства. Такие известные историки религии, как Э. Ренан, Д. Штраус,[53] А. Гарнак,[54] Э. фон Добшюц, А. Юлихер, Э. Генан, Э. Гэтч, Ю. Велльгаузен и многие другие, отмечали эту характерную черту социальной жизни общины и характеризовали первобытное христианство, как ассоциацию бедных, в основу которой положена благородная идея, что каждый имеет право лишь на самое необходимое и излишек принадлежит неимущим. К тому же в «Деяниях» даже конкретно указывается: «Все же верующие были вместе и имели всё общее. И продавали имения и всякую собственность и разделяли всем, смотря по нужде каждого» (Деян., II, 44–45). В другой главе этого произведения даже рассказывается история неких Анании и Сапфиры, которые утаили от единоверцев часть денег за проданное имущество, и потому были жестоко наказаны (Деян., V, 1–11). Эти свидетельства относятся к Иерусалимской церкви, которая должна была стать образцом для других христианских общин. В «Деяниях» также имеется конкретный пример бескорыстного пожертвования одного из членов общины по имени Иосия и по прозвищу Варнава, который продал свою землю и деньги отдал апостолам: «Так Иосия, прозванный от Апостолов Варнавою, что значит – сын утешения, левит, родом Кипря-нин, у которого была своя земля, продав её, принёс деньги и положил к ногам апостолов» (Деян., IV, 36–37).
Иисус при жизни часто говорил о покорности и терпении, но это относилось в первую очередь к тем, кто собирался войти в новое общество. А для этого нужно было много и терпеливо работать на общее дело. Именно поэтому принцип равноправия всех перед всеми, обличения богатства и справедливое распределения проходит красной нитью через послание апостола Иакова к собратьям по вере. «Ибо, если в собрание наше войдёт человек с золотым перстнем, в богатой одежде, войдёт же и бедный в скудной одежде, и вы, смотря на одетого в богатую одежду, скажете ему: тебе хорошо сесть здесь, а бедному скажете: стань там или садись здесь, у ног моих, – то не пересуживаете ли вы в себе и не становитесь ли судьями с худыми мыслями?.. не бедных ли мира избрал Бог быть богатыми верою и наследниками Царствия, которое Он обещал любящим Его? А вы презрели бедного. Не богатые ли притесняют вас и не они ли влекут вас в суды? Не они ли бесславят доброе имя, которым вы называетесь?..» (Иак., II, 2–9).
В одиннадцатой проповеди (гомилии) по поводу «Деяний апостолов» св. Иоанн, прозванный Хризостомом, что значит Златоустом, написал о первоначальном коммунизме первых христиан следующие слова: «Благоволение было между ними, ибо никто не терпел нужды: каждый давал так охотно, что никто не оставался бедным. Они отдавали только часть, а другую оставляли себе, они не передавали своё имущество, как свою собственность. Они отменили у себя неравенство и жили в большом изобилии, и они делали это самым достойным образом. Они не осмеливались отдавать свои приношения прямо в руки бедным и не дарили их с высокомерным снисхождением. Нет, они всё сложили к ногам апостолов и делали их господами и распределителями всех даров. И всё, что нужно было, брали из запасов общины, а не из частного имущества отдельных лиц…
Поступай мы так теперь, мы жили бы гораздо счастливее, бедные так же, как и богатые; и бедные не станут вследствие этого счастливее, чем богатые… ибо дающие не только становились бедней, но и бедных делали богатыми.
Разделение имущества вызывает большие издержки, и отсюда происходит бедность… Разделение имущества ведёт всегда к расточительности, соединение, напротив, – к сбережению его… Умирал ли тогда кто-нибудь с голоду? Разве не кормились все в избытке? И всё же людей такое устройство пугает больше, чем прыжок в открытое море. Как хорошо было бы, если бы мы сделали такой опыт и смело взялись бы за дело! Как велико было бы тогда благословение Господне над нами! Ведь если тогда, когда число верующих было так ничтожно, всего три или пять тысяч, если тогда, когда весь мир относился к нам враждебно, когда ниоткуда не видно было утешения, – если тогда наши предшественники так смело пошли по этому пути, то во сколько раз должны быть смелее мы теперь, когда милостию Божией так много верующих!» (Каутский К.[55] Происхождение христианства. С. 311–312).
А известный апологет христианства и религиозный философ Тертуллиан в своих знаменитых «Apologeticus», отмечая коммунистические принципы жизни первых общин, писал, что «если у нас имеется своего рода касса, то она оставляется не из вознаграждений за принятие в члены общины, так как это означало бы торговлю религией, но каждый вносит умеренный дар в определённый день месяца или когда и сколько ему угодно, ибо никто к этому не принуждается, но каждый даёт добровольно свой взнос. Собранные деньги идут на дела благочестия. Из них ничего не тратится на пиршество, или попойки, или бесполезное обжорство, но все они употребляются на поддержание и погребение бедных, на оказание помощи оставшимся без призора бедным сиротам, мальчикам и девочкам, старикам, которые не могут уже выходить их дому, людям, потерпевшим кораблекрушение и всем, сосланным в рудники, на острова или сидящим в тюрьмах, поскольку причиной их наказания является принадлежность к христианской общине, так как они имеют право на пособие вследствие исповедания своей веры… Мы связаны с другом телом и душой, признаём общность имущества: всё у нас общее, за исключением женщин. Только тут прекращается у нас общность, которая у других практикуется и в этом отношении».[56]
Хотя, конечно же, коммунизм первоначальной церкви не был всеобщим, как хотел показать, например, автор Деяний, но коммунистический принцип справедливости внутри общины существовал. И это было действительно так! Первые христианские общины, куда, конечно же, вошли те самые романтики социальной борьбы и мечтатели о Царстве Божьем, которые жили мыслями о грядущей встрече с Иисусом, по своей внутренней организации походили на самые обычные коммуны, по крайней мере, они старались жить по завету своего учителя. Они так же, как и некогда их учитель, мечтали через свою нищету и голодранство осчастливить всё человечество, жертвуя собой ради этой высокой идеи. Именно из-за неё пошёл на казнь один из последователей учения Иисуса по имени Стефан. Это его иудеи побили под стенами Иерусалима камнями. «Жестоковыйные! Люди с необрезанными сердцами и ушами! Вы всегда противитесь Духу Святому, как отцы ваши, так и вы. Кого из пророков не гнали отцы ваши?.. и побивали камнями Стефана, который молился и говорил: Господи Иисусе! При-ими дух мой» (Деян., VII, 51–60). Нужно сказать, что убийство Стефана было не единичным. Репрессии обрушились со стороны иудейского священства при непосредственной поддержке римских властей на представителей нового учения с новой силой не только в Иерусалиме. Погромы и казни христиан прошли по всей империи.
И вообще нужно сказать, что в первые десятилетия и даже века распространения христианства враждебные действия против нового религиозного учения часто были результатом недоверия и стихийных действий окружающего населения. Например, в «Деяниях святых апостолов» и практически во всех посланиях Петра, Павла и других упоминаются недоброжелательные действия толпы или отдельных людей по отношению к сторонникам Иисуса. Так, в частности, апостола Павла и Петра неоднократно арестовывали и заточали в темницу, их пытались убить, против проповедей Павла во время его миссионерских путешествий выступали иудеи в Фессалониках, над ним потешались греки в Афинах, в Эфесе он вместе со своими спутниками был схвачен почитателями культа Артемиды, был бунт в Коринфской церкви.
Особенно массовые казни были в Риме при императоре Нероне.[57] Христиан тогда под надуманным предлогом обвинили в организации пожара 64 года, в котором сгорело полгорода. Об этом в своих произведениях («Анналы» и «История») довольно подробно рассказал римский историк Тацит,[58] который называл христианство «зловредным суеверием». Его свидетельствования о репрессиях, дошедшие до нашего времени, приводят в ужас. Тацит говорит о лютых казнях и издевательствах над приверженцами учения Иисуса. Женщин и детей пытали прямо на арене Колизея на глазах огромной толпы, под хохот и улюлюканье римских граждан, которые буквально наслаждалась несказанными унижениями ни в чём не повинных людей. В таких жестоких условиях выстоять могли только те общины, где существовало жёсткое единоначалие, требовавшее от единоверцев соблюдения беспрекословной дисциплины. Но эти гонения не поколебали преданности апостолов и новообращённых христиан в справедливости заповедей, оставленных Иисусом. Даже, напротив, они укрепляли дух и силу этих борцов за светлое будущее. И чем сильнее были притеснения, тем больше людей обращалось к новой вере.
А вот, например, какие наставления давал император Траян[59] своему представителю в малоазийской провинции Вифи-нии и Понт Плинию:[60] «Выискивать их незачем; если на них поступит донос и они будут изобличены, их следует наказать, но тех, кто отречётся, что они христиане, и докажет это на деле, то есть помолится нашим богам, следует за раскаяние помиловать, хотя бы в прошлом они и вызывали подозрения» (Свен-цицкая И.С. Тайные писания первых христиан. М.: Политиздат, 1980. С. 64). Многие ли христиане отреклись от своей новой веры – нам неизвестно. Конечно, такие были, но большинство осталось верным Иисусовым идеям. Если бы было по-другому, то не существовало бы сейчас христианства. Но вернёмся к внутреннему устройству первобытных христианских общин.
Итак, на основе анализа текста «Деяний святых апостолов» и посланий апостола Павла можно сделать вывод, что в первых христианских общинах существовал принцип социальной справедливости, во всяком случае по нему старались жить. Каждый получал из общей кассы не пропорционально своему вкладу, а соответственно своим нуждам. Конечно, это было благородно, романтично, прекрасно, однако существовало одно небольшое «но». Община с таким организационным устройством способна была держаться только на чувстве высочайшей восторженности, самоотречения и на пылкой искренней вере в религиозные идеалы Иисуса.
Нужно подчеркнуть, что необычный общинный быт христиан по типу коммуны был кратковременным эпизодом в истории великой религии. Ему были присущи некоторые черты демократизма и даже своеобразного, преломившегося в религиозном сознании утопического коммунизма. Суровые условия выживания потребовали от христианских общин крепкой дисциплины, общего труда и солидарности в борьбе за существование, итогом которой стали «братства». Преданность идеям, экзальтированная восторженность, непосредственная наивность, дух братства, взаимная любовь не могли бесконечно долго царить в первобытной христианской церкви, в чём, кстати, и заключалась трагедия самого христианства.
Организация, основанная на принципах общности имущества, не могла существовать вечно. И время показало, что люди в большинстве своем оставались меркантильными и эгоистичными, не способными пойти даже на столь малую жертву, как отказ от личной собственности. Стало быть, жадность победила, что же тогда говорить о более высоких идеях и целях.
Не всё просто и гладко складывалось в христианских общинах. По мере продвижения учения Иисуса за пределы Иудеи вдоль северного побережья Средиземного моря постепенно изменялся и социальный состав общин. И это было вполне закономерным явлением. В христианские общины стали вступать купцы, зажиточные ремесленники и просто богатые люди. Так в общинах появились группы людей, чьи личные имущественные интересы были выше общественных. Они уже могли позволить себе не работать наравне со всеми, а выполнять лишь богослужебные функции, обязанность же трудиться была возложена на рядовых мирян. Факт расслоения христианского братства на богатых и бедных даже нашёл своё отражение в первом послании апостола Павла к коринфянам, в котором он выговаривает общине, что во время собраний «всякий поспешает прежде других есть свою пищу, так что иной бывает голоден, а иной упивается». Даже по этой короткой фразе можно судить о том, что среди новообращённых уже существовало социальное неравенство. Справится ли с этим пороком церковь, следуя завету своего основателя об общности имущества? Ответ на данный вопрос будет дан несколько позже, а сейчас мы поговорим на другую, не менее важную тему.
Когда раннехристианские демократические общины постепенно начали распадаться в силу вполне объективных причин, их место заняла церковь, построенная по жёсткому иерархическому принципу. О первоначальной организационной структуре первобытной церкви известно крайне мало. По всей видимости, при отсутствии в общинах чёткой экономической организации и сложной обрядности не требовалось какого-либо управленческого аппарата.
На начальном этапе становления деятельностью общин предположительно руководили сами апостолы, затем люди, уполномоченные ими, то есть так называемые учителя и пророки. В посланиях Павла довольно часто упоминаются некие апостолы, которые переходили из общины в общину с целью проповедования нового учения. Вообще термин «апостол» дословно означает «вестник», «посол». По-видимому, в те давние времена так именовались все люди, распространявшие слово Иисуса. Позже апостолами стали называть исключительно тех, кто своими глазами видел Иисуса Христа и непосредственно являлся его учеником, а таких, как известно, было всего двенадцать.
Необходимо сразу сказать, что религиозная деятельность первых церквей ограничивалась обычно общими сборами верующих и совместными трапезами, на которых председательствовали сами апостолы, как видевшие Иисуса. Новообращённые христиане на таких собраниях воспевали Христа, клятвенно обязывались воздерживаться от всяких пороков: воровства, прелюбодеяния, сквернословия и т. д. Про такие собрания христиан упоминает в своих произведениях Плиний Младший. Вечерние общие трапезы, как правило, имели мистический смысл, так как именно на последнем своём ужине Иисус, преломляя хлеб и наливая своим ученикам вина, объявил о том, что все, кто будет в будущем вкушать хлеб и вино, станут его сотрапезниками и последователями его Нового Завета. «И когда они ели, Иисус взял хлеб и, благословив его, преломил и, раздавая ученикам, сказал: приимите, ядите: сие есть Тело Моё. И, взяв чашу и благодарив, подал им и сказал: пейте из неё все, ибо сие есть Кровь Моя Нового Завета, за многих изливаемая во оставление грехов» (Мф., XXVI, 26–29; Мк., XIV, 22–25; Лк., XXII, 19–20).
Правда, в «Деяниях», когда речь идёт об иерусалимской общине, наряду с термином «апостол» уже появляется и термин «пресвитер». В чём заключались его обязанности? Точно не известно. По-видимому, апостолы решили, что им необходимо заниматься своим прямым делом, то есть пропагандировать новое учение, обращать в христианскую веру других, за пределами Иудеи, людей. Поэтому обязанности сбора финансовых средств, их распределения и раздачи пищи во время трапезы необходимо было возложить на специально избранных для этого людей. Кстати, к сведению читателей, слово «diakons», от которого ведёт своё происхождение русское слово «диакон», с греческого языка переводится и как «служитель», и, преимущественно, как «прислужник за столом». Очевидно, помогать апостолам в проведении трапезы первоначально составляло главную обязанность диаконов, точно так же как общая трапеза была главной формой осуществления раннего христианского коммунизма. «Тогда двенадцать Апостолов, созвав множество учеников, сказали: нехорошо нам, оставив слово Божие, пещись о столах. Итак, братия, выберите из среды себя семь человек изведанных, исполненных Святого Духа и мудрости; их поставим на эту службу» (Деян., VI, 1–3).
Вначале вместо апостолов прислуживать, то есть надзирать за распределением продуктов, стали диаконы. Сбор пожертвований также, по всей видимости, был поручен диаконам, однако понятно, что столь ответственная работа требует постоянного контроля, поэтому над ними был поставлен предстоятель (управитель). По мере роста численности христианских общин и увеличения их богатств потребовалось, чтобы целый ряд функций, таких как организация общей трапезы, обслуживание её участников, закупка и хранение запасов, распоряжение денежными средствами общины, возлагался бы на определённый штат должностных лиц, которые и управляли бы всеми делами общины.
В Новом Завете даже изредка встречается слово «блюститель» в значении «пастырь» (I Пет.,[61] II, 25; Деян., XX, 28). Скорее всего, это были люди, обязанные контролировать своевременное соблюдение членами общины немногочисленных обрядов, например общее моление, трапезы и др.
Если прочитать книгу Эдвина Хатча[62] «Организация раннехристианской церкви», в которой он довольно подробно проследил эволюцию становления епископства в христианстве, там можно найти слова римского юриста Харизия[63] о том, что «епископы – это люди, надзирающие за торговлей хлебом и другими покупными припасами, которые служат городскому населению для ежедневного пропитания». Из этого отрывка можно сделать вывод о том, что в римских провинциях Малой Азии для обозначения некоторых должностных и административных лиц применялись названия «эпимелет» или «епископ». Следовательно, епископ в римской администрации входил в городскую власть и обязан был блюсти правильное снабжение города съестными припасами. Отсюда легко понять, почему настоятель христианской общины получил такое же название.
В общине должность епископа была хлопотной и ответственной, но и давала большую власть. Какое-то время спустя члены общин начинают называть «старейшин» «блюстителями», то есть «епископами», в обязанность которым вменяется управление церквами. Хотя вся полнота власти всё ещё принадлежала собранию верующих, что было очень демократично и в апостольских традициях, но постепенно все организационные вопросы начинали переходить в руки епископов.
Постепенно они захватили главенствующее положение. Вначале старосты («старейшины»), то есть пресвитеры, стали выдвигаться на первый план и из простых управляющих превратились в толкователей учения. Вслед за ними и дьяконы, в обязанности которых входило только следить за соблюдением трапезы и прочих административных мероприятий, стали заниматься отправлением религиозных обрядов. Епископские посты, как правило, занимали люди наиболее образованные и опытные в области управления. По мере роста численности общины епископы стали освобождаться от каких-либо посторонних работ, им начали поручать заниматься исключительно общинными делами. Причём чем дольше оставался на своём посту епископ, тем больше возрастали его значение и власть. Вокруг них, по личному усмотрению и отбору епископов, стала формироваться коллегия пресвитеров и диаконов. Так сложилась общинная бюрократия с епископом во главе, становившаяся всё более самостоятельной и могущественной.
Наиболее полное описание христианской общины даётся в новозаветном апокрифе «Дидахе»,[64] полное название которого «Учение двенадцати апостолам». Это произведение состоит из 3 основных частей, причём в нём отсутствуют какие-либо свидетельства земной жизни Иисуса, о котором говорится лишь как об «отроке Божьем», пришествие коего ещё только предстоит. В главах 1–6 даются нравственные нормы поведения христиан и правила поведения членов общины, например довольно чётко определено строгое предписание о необходимости помогать всем нуждающимся, не спрашивая о том, что кому принадлежит. Главы 7–10 посвящены описанию (впервые в христианской литературе) обрядов и молитв. А в главах 11–16 содержатся наставления об отношении христианских общин к странствующим проповедникам (апостолам и пророкам) и даются указания о выборе должностных лиц (епископов и дьяконов). Необходимо сразу сказать, что должности епископов и дьяконов на рубеже I–II веков были новыми, и люди, их занимавшие, пользовались гораздо меньшим авторитетом у новообращённых христиан, нежели пророки, учителя или апостолы. Правда, в «Дидахе» имеется прямой призыв к единоверцам не игнорировать деятельность епископов и дьяконов, так как они «ваши почтенные, наряду с пророками и учителями».
Весьма интересное описание устройства христианской общины даётся в посланиях апостола Павла. У него был свой, отличный от других апостолов, взгляд на организацию церкви. Будучи самым образованным среди своих коллег, к тому же, по всей видимости, в прошлом военный человек, Павел первым среди всех апостолов понял значение административного ресурса, дабы не только сохранить церковь в условиях гонений, но и поставить под жёсткий контроль всю её мощь в будущем. Он прекрасно понимал, что без железной дисциплины его единомышленников, централизации, единоначалия, чётко выстроенной вертикали власти христианским общинам, разбросанным по всей империи, молодой и неокрепшей религии просто не выжить в тяжелейшей обстановке давления и притеснений со стороны как римского государства, так и зак-лятейшего врага – иудаизма.
У читателя здесь может возникнуть один вопрос, почему я вдруг решил, что Павлу была знакома военная служба. Да по многим его оговоркам, выражениям и вообще по стилю его посланий. Обращаясь к некоему Тимофею, которого называл сыном и считал лучшим своим учеником, он говорил: «Преподаю тебе, сын мой Тимофей, сообразно с бывшими о тебе пророчествами, такое завещание, чтобы ты воинствовал согласно с ними, как добрый воин, имея веру и добрую совесть…» (1 Тим.,[65] I, 18). «Итак, переноси страдания, как добрый воин Иисуса Христа. Никакой воин не связывает себя делами житейскими, чтобы угодить военачальнику» (2 Тим., II, 3–4). Да и стиль всех посланий апостола далек от пиитического и возвышенного, скорее он напоминает воинский устав, наставление старшего начальника своим подчинённым: строгий, лаконичный, конкретный, немногословный. Послания апостола Павла – это руководство к действию, инструкции по организации общинной жизни в рамках воинского порядка. Вполне очевидно, что для Павла не было вопроса: «Кем существует церковь – народом, клиром[66] или теми, кто получил откровения?» Ясный ответ имелся у него всегда, ибо Павел никогда не сомневался в том, что апостольское право превыше всего, а право народа – ничто. А посему первенство в общине принадлежит не мирянам, но иерарху, то есть епископу, рукоположенному на духовную власть апостолами. Поэтому, наверное, в церквах, которые он патронировал, начала выстраиваться строгая и жёсткая иерархия. Правда, в начале своей апостольской деятельности Павел говорил о главенстве только апостолов, пророков и учителей: «И иных Бог поставил в Церкви, во-первых, Апостолами, во-вторых, пророками, в-третьих, учителями…» (1 Кор.,[67] XII, 28). Среди всех членов общины выделяется группа самых деятельных и преданных апостолу людей, которые наделяются определёнными полномочиями и пользуются особым почётом: «Просим же вас, братия, уважать трудящихся у вас, и предстоятелей ваших в Господе, и вразумляющих вас, и почитать их преимущество с любовью за дело их» (1 Фес., V, 12–13). Таких избранных апостолом людей было принято называть «старейшинами». Чаще всего они назначались апостолами, но иногда выбирались всеми членами общины. «С ним послали мы также брата, во всех церквах похваляемого за благовествование, и притом избранного от церквей сопутствовать нам для сего благотворения…» (2 Кор., VIII, 18–19).
Павел сразу же начал одобрять появление епископата в общинах и тех людей, которые желают принять эту должность: «Верно слово: если кто епископства желает, доброго дела желает» (1Тим., III, 1). В этом же послании апостол Павел довольно подробно и тщательно разрабатывает самый настоящий кодекс епископства и дьяконата, устанавливая правила и требования к людям, которые хотят занять административную должность в церковной общине: «Но епископ должен быть непорочен, одной жены муж, трезв, целомудрен, благочинен, честен, страннолюбив, учителен, не пьяница, не убийца, не сварлив, не корыстолюбив, но тих, миролюбив, не сребролюбив, хорошо управляющий домом своим, детей содержащий в послушании со всякой честностью; ибо кто не умеет управлять собственным домом, тот будет ли пещись о Церкви Божией? Не должен быть из новообращённых, чтобы не возгордился и не подпал осуждению с диаволом. Надлежит ему также иметь доброе свидетельство от внешних, чтобы не впасть в нарекание и сеть диавольскую. Диаконы также должны быть честны, не двоязычны, не пристрастны к вину, не корыстолюбивы, хранящие таинство веры в чистой совести. И таких надобно прежде испытывать, потом, если беспорочны, допускать до служения. Равно и жёны их должны быть честны, не клеветницы, трезвы, верны во всём. Диакон должен быть муж одной жены, хорошо управляющий детьми и домом своим. Ибо хорошо служившие приготовляют себе высшую степень и великое дерзновение в вере во Христа Иисуса» (1Тим., III, 2–13).
У читателя может возникнуть вопрос, почему я привёл здесь столь подробную цитату? Это сделано специально, дабы быть в курсе, какие требования почти две тысячи лет назад предъявлялись к людям, пожелавшим служить высоким идеалам, неважно каким, Божьим или мирским. Не только для сведения приведены слова апостола Павла, но и для сравнения с нынешними священнослужителями, с современным чиновничеством. Да и вообще неплохо было бы те давние критерии оценки человеческих качеств учитывать и в наше время, скажем, для приёма на государственную службу или при выборах депутатов, президента. Однако вернёмся к теме нашего основного разговора.
Подводя итог всему сказанному выше, можно сделать следующие выводы относительно администрирования жизни христианских общин. Если в середине I века в только что появляющихся христианских общинах священников практически не было вообще или они только начинали появляться, не играя ещё сколько-нибудь серьёзной роли в общинной жизни, и данное утверждение основывается на посланиях апостола Павла, в которых он не приказывает, но просит оказывать почёт и уважение «старейшинам», «пророкам» и «учителям», то во II веке устройство общин претерпело множество изменений, достигая большего совершенства.
Вскоре отдельные церковные деятели начали выступать за полное единовластие епископа, требуя полного подчинения ему всех других должностных лиц христианской общины. В принципе, этот шаг был вполне логичен и оправдан, ибо, постоянно находясь под жёстким прессингом властей, только в условиях единого центра можно было построить крепкую организационную структуру церкви. В общинах старательно прививали мысль о том, что единому Богу на небесах должен соответствовать один глава церкви на земле. Об этом, в частности, писал во II веке в своих посланиях довольно известный христианский деятель Игнатий, который разрабатывал концепцию установления «монархического епископата». Правда, его сочинения отцы церкви не канонизировали, но к сведению и руководству приняли. Постепенно епископы стали руководителями во всех вопросах общественной жизни христианского братства. А спустя некоторое время они вообще превратились в особую касту, стоявшую над общиной. Правда, служители культа продолжали избираться на свои посты всей своей паствой, но вскоре процесс избрания также фактически оказался в руках самих служителей, главным образом, епископов, а за общиной осталось исключительно формальное право утверждения уже избранного священника. Так возник институт епископов, власть которых возрастала; сама должность стала пожизненной. Епископ становился главным лицом не только экономической, но и пропагандистской деятельности общины. И в этом случае «идеология должна была склониться перед экономикой», как тонко подметил К. Каутский.
Можно предположить, что первые христианские общины были довольно самостоятельны, автономны и организационно не связаны друг с другом. Это видно из посланий апостола Павла, который прилагал колоссальные усилия к тому, чтобы объединить разрозненные религиозные организации в одну мощную церковь. Он прекрасно понимал, что администрированием должна быть затронута не только и не столько сама община, сколько церковь в целом. Кстати, необходимо сказать, что после завершения проповеднической деятельности Павла, а сведения о нём обрываются в 64 году, на всём пути его следования осталось более 30 тысяч новообращённых христиан.
Думаю, не сделаю открытия, если скажу, что именно момент возникновения жёсткого администрирования всей жизни церкви, появления и последующего закрепления единовластия священства сыграл решающую роль в становлении христианства как мировой религии. Поэтому можно смело констатировать, что «история церковной иерархии является историей тройного отречения: сначала община верных передаёт все свои полномочия в руки старейшин, или пресвитеров; коллегия пресвитеров резюмируется затем в одном лице – епископе; наконец, епископы признают своим главой одного из своей среды – папу… Апостолы, устанавливая церковь, избрали, по указанию Духа Святого, архиереев и диаконов для будущих верующих. Власть апостолов была передана в непрерывной преемственности. Поэтому ни одна церковь не имеет права низлагать своих старейшин». (Ренан Э. Рим и христианство. Раннее христианство. М.: Фолио, 2001. Т. II. С. 56–57).
Занимаясь администрированием церковных отношений, Павел, безусловно, стремился к благу. Но вот только при этом возникает невольный вопрос: «Понимал ли апостол Павел абсурдность своего плана, когда каноническое рукоположение должно продолжаться непрерывной цепью?» – Скорее всего, нет, ведь он руководствовался в тот момент благими намерениями укрепления церкви, хотя откуда нам могут быть известны мысли самого апостола? Павел, несомненно, был весьма талантливым и даже великим человеком, но он не мог знать, что Иисус замышлял выстроить отношения между людьми внутри своего Царства совершенно по-другому. А может, Иисус, к своему несчастью, не понимал, что его мечты – это утопия? Иисус, как Великий Идеалист, даже не мог допустить мысли, что свободная церковь не имеет будущего, ибо из неё нельзя извлечь ничего, кроме дерзновенной мечты о братстве, справедливости, равенстве и всеобщем человеческом счастье. Никто не мог знать, что именно утверждение церковной иерархии приведёт в конечном итоге грандиозный план общественного переустройства к однообразию, стагнации и неизбежной кончине. И тем не менее шаги апостола по централизации общин, по всей вероятности, были исторически оправданы, потому как за два века церковь превратилась в жёстко структурированную организацию и смогла не только выжить, но и стать частью самого государства.
Приблизительно со II века руководство христианской церкви стало выступать за сближение с римским государством, за подчинение его распоряжениям и указам, если только они не противоречили культовым вопросам. В основу этой социально-политической инициативы была заложена мысль о том, что всякая земная власть имеет божественное (небесное) происхождение, с учетом, однако, при этом одного изречения Иисуса о подчинении как богатых и властных, так и бедных и неимущих одному лишь Промыслу Божьему. Тертуллиан в начале III века в своей «Апологии» (XXXIX) уже прямо указывал на тот факт, что христиане молятся «об императорах, об их министрах, о всех властях». Данное стремление понятно, ибо все, даже самые ярые сторонники христианской идеи являются людьми, которым ничто земное не безразлично. А как же тогда понять содержащиеся в посланиях апостола Павла призывы к подчинению властям? «Всякая душа да будет покорна высшим властям, ибо нет власти не от Бога; существующие же власти от Бога установлены. Посему противящийся власти противится Божию установлению. А противящиеся сами навлекут на себя осуждение… Хочешь ли не бояться власти? Делай добро и получишь похвалу от неё, ибо начальник есть Божий слуга, тебе на добро» (Рим.,[68] XIII, 1–5). Павел, в отличие от своего учителя, Иисуса, которого не видел при жизни, никогда не был революционером, и реформатором также не был, а как бы он мог им стать, коли до этого был важным чиновником в оккупационной администрации и принимал самое непосредственное участие в гонениях на христиан и даже в казнях отступников от иудаизма. В душе он всегда оставался господином, начальником, аристократом и римским гражданином. Видимо, с генами передалось ему уважение к императору, которое перешло к нему от деда, получившего римское гражданство за усердие и службу в легионах Гнея Помпея.[69]
К тому же Павел был ярым крепостником, ибо нельзя понять следующие его слова иначе, кроме как призыв к дальнейшему закабалению людей: «Рабы, под игом находящиеся, должны почитать господ своих достойными всякой чести, дабы не было хулы на имя Божие и учение» (1Тим., VI, 1). Правда, далее он заявляет о том, что все братья, но хорошо говорить об этом, когда сам являешься свободным человеком, а не рабом.
Но вернёмся к отношениям христианской церкви с римским государством. В I–II веках власти в принципе не обращали особого внимания на новую секту. За исключением, пожалуй, Нерона, который, как уже говорилось ранее, обрушил жестокие репрессии на христианскую общину Рима. Другие же императоры, выделяя христиан из общего числа приверженцев многочисленных восточных культов и религий, никаких специальных постановлений против них не принимали. В Римской империи практически в течение всего II века не было предпринято никаких попыток ограничения проповедования христианства вплоть до новых массовых гонений, начавшихся в III веке. Правда, в конце II века за отказ почитать «божественных» римских императоров был издан указ, запрещающий введение новых религиозных культов, и тут же в 177 году в Лионе были осуждены на смерть и на тюремное заключение наиболее фанатично настроенные христиане. Других серьёзных экзекуций и репрессий против них не проводилось. Отношение образованных и просвещённых людей того времени к новой религии немногим отличалось от отношения рядовых граждан – недоверие. Почему? Да по той лишь причине, что христиане поставили себя вне системы современных им общественных связей, почти отказавшись от древних мифов, обычаев, эстетических норм, но в процессе мифотворчества неизбежно создавая свои традиции, поддерживавшие сознание общности по вере.
Перелом в отношении государства к христианам произошёл в IV веке, когда в 313 году римские императоры Константин и Лиций, поняв необходимость существования единой церкви с единым учением, издали предписание – так называемый Миланский эдикт, согласно которому христиане получали разрешение свободно отправлять свой культ. Христианские общины получили также право владеть землёй, им возвращалось имущество, конфискованное во время гонений.
Как уже было сказано выше, коммунистический принцип устройства христианских общин не мог существовать долго. Если число состоятельных членов общины первоначально было очень незначительно и на их средства она жить не могла, то постепенно менялся не только уклад, но и взгляды на некоторые постулаты общинной жизни. Вполне очевидно, что постоянный доход община могла получать исключительно в том случае, если каждый член отдавал ей свой ежедневный заработок. Но имущественное неравенство существовало всегда, и недолгое бытие энтузиастов социальной борьбы не могло кардинально изменить существующую данность. Чем больше денег нужно было общине, тем ревностнее старались убеждать богатых покровителей, что всё богатство мира, золото и серебро, есть «суета сует», что всё это ничто в сравнении с блаженством вечной жизни, которой богатый может достигнуть только в том случае, если откажется от своего имущества, передав его в общую кассу.
Постепенный процесс превращения христианства в государственную религию длился долго. Но, когда руководители церкви наконец получили возможность использовать всю мощь государственной машины и её административного аппарата для внедрения на территории империи одной определённой доктрины, они не пожалели сил и для гонений не только на язычников, но и на христианские учения, которые считались еретическими. Новая унитарная религия с централизованным руководством очень соответствовала централизованному управлению империей. Для прекращения распрей, которые вполне естественно существовали между различными христианскими общинами, император Константин потребовал, чтобы епископы представили ему копии «священных книг». Так началась работа над составлением канонического сборника. Первый такой канон был принят на соборе в Лаодикее в 363 году. Письма с перечнем канонических произведений в тот же год разослали по всем христианским общинам. Однако споры по списку не прекратились. И только в 419 году на Карфагенском соборе был окончательно утверждён список книг Нового Завета. С того самого момента церковь фактически стала государственной религией империи, прочно и надолго обосновавшись рядом с троном римского кесаря.
Конечно, любая партия, а христианство можно считать именно таковой, ставит перед собой основную цель – приход к власти. И как это будет сделано, не так уж важно, ибо в политике не бывает нравственности и морали, порядочности и честности.
«Почти ровно 1600 лет тому назад в Римской империи тоже действовала опасная партия переворота. Она подрывала религию и все основы государства, она прямо-таки отрицала, что воля императора – высший закон, она не имела отечества, была интернациональной, она распространилась по всем провинциям империи, от Галлии до Азии, и проникла за её пределы. Долгое время она действовала скрытно, вела тайную работ у, но в течение довольно уже продолжительного времени она чувствовала себя достаточно сильной, чтобы выступить открыто. Эта партия переворота, известная под именем христиан, имела много сторонников и в войсках; целые легионы были христианскими. Когда их посылали присутствовать на торжествах языческой господствующей церкви для оказания там воинских почестей, солдаты, принадлежавшие к партии переворота, имели дерзость прикреплять в виде протеста к своим шлемам особые знаки – кресты. Даже обычные в казармах притеснения со стороны начальников оставались безрезультатными. Император Диоклетиан не мог более спокойно смотреть, как подрывались в его войсках порядок, послушание и дисциплина. Он принял энергичные меры. Пока время ещё не ушло. Он издал закон против социалистов, – то бишь против христиан. Собрания ниспровергателей были запрещены, места их собраний закрыты или даже разрушены, христианские знаки – кресты и т. п. – были запрещены, как в Саксонии запрещены красные носовые платки. Христиане были лишены права занимать государственные должности, они не могли быть даже ефрейторами. Так как в то время ещё не было судей, как следует выдрессированных по части „лицеприятия“, судей, наличие которых предполагает внесённый г-ном фон Кёллером законопроект о предотвращении государственного переворота, то христианам было просто-напросто запрещено искать защиты в суде. Но и этот исключительный закон остался безрезультатным. Христиане в насмешку срывали текст закона со стен и даже, говорят, подожгли в Никомедии дворец, в котором находился в это время император. Тогда он отомстил массовым гонением на христиан в 303 г. нашего летоисчисления. Это было последнее из гонений подобного рода. И оно оказало настолько сильное действие, что через 17 лет подавляющее большинство армии состояло из христиан, а следующий самодержец всей Римской империи, Константин, прозванный церковниками великим, провозгласил христианство государственной религией» (Энгельс Ф. Введение к новому изданию К. Маркса «Классовая борьба во Франции с 1848 по 1850 г.» // Маркс К. и Энгельс Ф. Соч. Т. 22. С. 547–548).
Так что же? Нас обманули, когда говорили о всеобщем братстве, справедливости и пр.? Несомненно! Плодами победы всегда удаётся воспользоваться подлецам и негодяям.
Однако человечество всегда жило идеями первобытного христианства, великими гуманистическими заветами Иисуса о свободе, справедливости, равенстве и братстве. В течение более чем трёхсот лет приверженцы Христа из Назарета находились под сильным прессингом власти, порой переходившим в жестокие преследования. Именно этот трёхвековой период становления великой религии можно смело назвать героическим и доблестным. Он был освящён подвигами первых христианских мучеников, сложивших головы на плахе под топором палача, или побитых камнями под стенами родных городов, или распятых на крестах, словно рабы, преступники и разбойники. Они своей смертью подтвердили правильность слов Великого Учителя о том, что «не бывает пророк без чести, разве только в отечестве своём и в доме своём».
Правда, с возникновением монастырей вновь вроде бы ожил коммунистический энтузиазм христианства, но в конце концов они свернули на ту же дорогу, на которую уже до них вступил церковный клир. Монахи, став собственниками средств производства, поняли, что будет лучше свалить с себя тяжесть труда и заставить работать на себя других, будь то наёмные рабочие, рабы или крепостные крестьяне.
Итак, с конца IV – начала V века христианская церковь в Римской империи фактически превратилась в официальный институт государственной власти и орудие эксплуатации народа. Как только христианство стало господствующей религией, а епископат, выделившийся к этому времени в одну главенствующую группу, встал во главе всех общин, сразу же «святые отцы» повели непримиримую войну против ереси внутри церкви, причём войну весьма жестокую и кровавую. Но предварительно они похитили у нас, кем существует церковь, учение Великого Создателя и, поправ его идеи, поставили их на службу тем, власть которых он не только не признавал, но и отвергал, ибо считал, что есть власть только Бога. Конечно, полным абсурдом звучит придуманная церковью фраза о том, что царь якобы является помазанником Божьим. Откуда вдруг и почему? В Евангелиях нельзя найти слова Иисуса, в которых он предписал бы совершать акт помазания своим именем. Особенно если вспомнить Ирода, приказавшего устроить резню младенцев, дабы убить самого Иисуса, или Ирода Антипу, велевшего обезглавить Иоанна Крестителя – двоюродного брата Иисуса. А канонизация бывшего императора Николая II, приказавшего 9 января 1905 года стрелять в православный народ и получившего за своё преступление прозвище «Кровавый», разве не абсурд? Если он пострадал за веру, то за что тогда пострадали расстрелянные им люди? Кто придумал сию великую мистификацию с помазанием? История об этом умалчивает, и неудивительно, ведь это одна из многих не самых приятных страниц жизни церкви. По существу, с момента заключения союза между церковью и властью светлый этап развития христианства заканчивается. Сделав попытку приблизиться к императорскому трону, церковь, ничтоже сумняше-ся, ступила на долгий путь измены идеям великого её основателя. Именно этот союз можно было бы считать отправной точкой, с которой началась «новая» религия с Иисусом на словах, но без него в душе. Триста лет жесточайшей борьбы за существование, сопровождавшиеся небывалыми актами самопожертвования ради великой идеи всеобщего братства людей, увенчались победой, но победа та оказалось бесславной. Пережив три века жутких гонений и жестоких репрессий, ценой предательства всех жертв, положенных на алтарь многолетней борьбы, церковь достигла главной своей цели – идеологического господства в государстве – и стала таким гонителем инакомыслия, какого не знала история ни одной другой религии.
Многие исследователи христианства полагают, что именно союз церкви и власти закрыл страницу наивной социальной борьбы Иисуса за счастье всего человечества, что именно отсюда начинается резкий поворот в делах молодой церкви от высокой мечты к суровой реальности бытия. «Мы видели, что христианство победило лишь тогда, когда превратилось в полную противоположность тому, чем оно являлось первоначально. Мы видели, что в христианстве победу одержал не пролетариат, а эксплуатирующее его и господствующее в нём духовенство. Христианство победило не как революционная, а как консервативная сила, как новая опора гнёта и эксплуатации. Оно не только не устранило императорскую власть, рабство, нищету масс и концентрацию богатства в немногих руках, но укрепило всё это. Организация христианства – церковь – победила благодаря тому, что изменила своим первоначальным целям и стала отстаивать нечто совершенно противоположное» (Каутский К. Происхождение христианства. С. 428).
Однако предательство идей Христа произошло гораздо раньше, и совершилось оно в Гефсиманском саду на Масличной горе, но не в результате поцелуя Иуды. Да и что там Иуда? – его решение было принято заранее, и он не собирался вступать на путь Иисуса и связывать свою дальнейшую жизнь с идеями Христа. Другое дело – ученики! Вот где образец предательства и подлости! Вот где находится точка, от которой надо вести отсчёт крушения всех идей Иисуса. Именно ученики бросили своего учителя и трусливо разбежались, как крысы с тонущего корабля, вместо того чтобы броситься на его защиту: «Тогда, оставив Его, все бежали. Один юноша, завернувшись по нагому телу в покрывало, следовал за Ним; и воины схватили его. Но он, оставив покрывало, нагой убежал от них» (Мк., XIV, 50–52; Мф., XXVI, 56). Предательство продолжилось и во дворе первосвященника, когда туда привели арестованного Иисуса, а один из его любимых учеников трижды отрёкся от любимого своего учителя: «Но он отрёкся от Него, сказав женщине: я не знаю Его. Вскоре потом другой, увидев его, сказал: и ты из них. Но Пётр сказал этому человеку: нет!.. Тогда Господь, обратившись, взглянул на Петра, и Пётр вспомнил слово Господа, как Он сказал ему: прежде нежели пропоёт петух, отречёшься от Меня трижды» (Лк., XXII, 54–62; Мф., XXVI, 69–75; Мк., XIV, 66–72).
История, безусловно, знает много примеров, когда сын предавал отца, брат шёл против брата, а жена убивала мужа, поэтому и отречением ученика от учителя, думаю, никого удивить было бы нельзя, вот только если бы не одно «но» – учителем-то был Иисус.
49
Происхождение христианства. М.: Политиздат, 1990. С. 433.
50
Прозелит (с греческого «пришелец») – имеет два значения 1) иудей не израильского происхождения, проживающий за пределами Земли обетованной; 2) человек, принявший какую-либо новую религию, новообращённый.
51
Гал. – принятое в Новом Завете сокращение от «Послания апостола Павла к Галатам».
52
I и II Фес. – принятое в Новом Завете сокращение от «Первого (Второго) послания апостола Павла к фессалоникийцам».
53
Штраус Давид Фридрих (1808–1874) – немецкий философ, историк христианства, исследователь учения Христа и текстов Нового Завета; автор произведений «Жизнь Иисуса» (1835), «Старая и новая вера» (1872). Пришёл к выводу об исторической недостоверности и мифическом характере большинства сообщений Евангелий.
54
Гарнак Адольф (1851–1930) – немецкий протестантский теолог, историк христианства и церкви, считал религию основной частью культуры, противник догматического христианства.
55
Каутский Карл (1854–1938) – немецкий историк и экономист, один из лидеров и теоретиков германской социал-демократии и II Интернационала, идеолог центризма. Большое внимание в трудах уделял вопросам религии и атеизма.
56
Цитата взята из книги К. Каутского «Происхождение христианства» (С. 389).
57
Нерон Клавдий Цезарь – римский император, правил с 54 по 68 год. Согласно источникам, жестокий, самовлюблённый и развратный тиран. Проводил политику массовых репрессий, чем восстановил против себя различные слои римского общества. С именем Нерона связано первое в истории массовое гонение на христиан, обвинённых в поджоге Рима в 64 году.
58
Тацит (ок. 58 – ок. 117) – римский историк; главные труды посвящены истории Рима и Римской империи в 14–68 («Анналы») и в 69–96 годах («История» в 14 книгах, от которых до нашего времени дошли 1–4-я и начало 5-й), а также религии, общественному устройству и быту древних германцев (очерк «Германия»).
59
Траян (53–117) – римский император с 98 года, из династии Антонионов; в результате его завоеваний империя достигла максимальных границ.
60
Плиний Младший (61 или 62 – ок. 114) – римский писатель, историк, консул; автор сборника писем в 10 книгах и похвальной речи «Панегирик» императору Траяну.
61
I Пет. – принятое в Новом завете сокращение от «Первого послания апостола Петра».
62
Хатч Эдвин (1835–1889) – английский теолог; автор сочинений «Организация раннехристианской церкви», «Влияние идей и обычаев греков на христианскую церковь» и др.
63
Харизий Аврелий Аркадий – римский юрист, живший в IV веке, автор сочинений по юриспруденции; некоторые отрывки были включены в «Дигесты», то есть часть Кодификации Юстиниана, представлявшую собой сборник отрывков из сочинений римских классических юристов, в основном по вопросам частного права.
64
Дидахе (с греч. – поучение) – один из древних памятников (нач. II века нашей эры) христианской литературы неизвестного автора; считается апокрифом.
65
1 и 2 Тим. – принятое в Новом Завете сокращение от «Первого (Второго) послания апостола Павла к Тимофею».
66
Клир – в христианской церкви совокупность священнослужителей и церковнослужителей, духовенство.
67
1 Кор. – принятое в Новом Завете сокращение от «Первого послания святого апостола Павла Коринфянам».
68
Рим. – принятое в Новом Завете сокращённое название от «Послания апостола Павла к Римлянам».
69
Помпей Гней (106–48 до н. э.) – великий римский полководец, участвовал в подавлении восстания Спартака.