Читать книгу Вор - Владимир Росс - Страница 15

Бывают встречи не на вечер.

И разговор не до утра, а на года.

Для душ людских словесная предтеча

Как семенам весною талая вода…

В подвал Юрка не вернулся. Знакомая торговка с зеленого базарчика, поколебавшись, сдала комнату в своей просторной квартире. Принять нужное решение ей помогли золотые серьги с фианитами, небрежно брошенные в процессе переговоров на стол. Искушение обладать ими растопило ледок подозрительности старой девы, а после того, как квартирант «ненароком» оставил на ее пальчике симпатичный перстенек, и вовсе стала родной и близкой.

– Юрочка, ты не голоден? А может молочка или витаминчиков? Мальчикам полезно, чтобы инструмент не подводил, послушай бабушку, – откровенно допекала престарелая сорока состоятельного во всех отношениях жильца.

Каждый раз возвращаясь с прогулки, он ощущал себя минным полем, готовым сдетонировать от малейшего смещения земной коры. Леди, давшая ему приют, растеряла все признаки дворянского воспитания.

При виде Сапрыкина ее сухие выцветшие губы вытягивались стрункой в предвкушении щедрого подарка, а твердый взгляд металлоискателем шарил по карманам, угадывая, где спрятан благородный сплав. Разочаровываться следопытка не умела. Не получив очередной побрякушки, она терпела до ночи, выжидала пока погаснет у квартиранта свет и давала рукам вольную. Многоопытный в прошлом специалист по ночным обыскам, сдерживая смех, притворялся спящим, а когда хозяйка натыкалась на «случайно» оказавшийся в вещах ржавый болт и глухо ворчала, он переворачивался на другой бок и безмятежно засыпал. После обильной прикормки вначале, старуха надежно заглотила золотой крючок и безропотно ждала удачной подсечки. Везло ей отныне исключительно по праздникам, даты которых жилец устанавливал сам.

Близилось Рождество. В центре города расщедрившийся муниципалитет водрузил огромную ель, окружил светящееся огнями дерево ледяной баррикадой, а на площади открыл платные аттракционы. Пустующее обычно место стало для горожан эпицентром развлечений. Юрку, как и всю счастливую толпу, захватил далеко не провинциальный масштаб к подготовке Нового года. Ходили слухи, что лесная красавица – вторая по величине в Европе после лондонского «Christmas tree», а пышностью убранства переплюнула надменную конкурентку с туманного Альбиона. Городская любимица радовала глаз ярким нарядом и архисложностью иллюминации, тешила гордые души местных патриотов. Смех, веселье, озорные гулянки не прекращались до самого утра. Как дань уважения неунывающему народу, зимушка щедро одарила город снегом и, покрыв грязные тротуары и раздолбанные дороги невинным флердоранжем, усилила всеобщее ликование. Тонкое замечание о том, что ожидание праздника лучше самого праздника, как нельзя точно соответствовало загадочной славянской душе.

Если днем Юрка пропадал в троллейбусах и трамваях, то к вечеру переносил акцент на центральную площадь. В толпе Сапрыкин приобретал странные неосознанные способности, в суть природы которых старался не вникать. Стоило мозгу уцепиться за эти мысли, мешающие наблюдать, Юра старательно глушил волны и переключался на частоту более актуальных проблем. Молодой человек легко угадывал род занятий попадающихся на пути людей, правильно оценивал благосостояние, что впоследствии часто подтверждалось, и всегда вовремя останавливался, если чувствовал потенциал собственных возможностей ниже показателей клиента. Как срабатывал механизм пророчества, он не знал. Выводы приходили сами, достаточно было собрать зримую информацию о внешности, деталях гардероба и прислушаться к интуиции. Блуждая среди городских пижонов с маской наивного равнодушия, он сначала разглядывал людей, а потом, избрав нужный объект, концентрировался на нем. Никто не замечал, как улетучивались признаки меланхолии при виде «пыхатых» снобов в дорогих одеждах. Он довольно быстро прятал огонек, загоравшийся в глазах, и сдерживал колыхающийся внутри пламень страсти до искусственного столкновения, а после мчался к елке и от души веселился.

Жизнь текла тихо и безбедно. Единственным неспокойным омутом в ее прозрачных водах чернела память о Босоножке. Но приключившаяся вскоре история оборвала невидимую ниточку с прошлым.

Он сразу выделил этого человека в толпе. Внутренний «навигатор» самостоятельно заострил внимание на высоком пожилом господине с горделивой осанкой. Юркин жизненный опыт не располагал необходимыми сведениями, чтобы классифицировать и отнести незнакомца к какой-либо категории. Одно он определил точно – уровень старика недосягаем. Посеребренная голова, прикрытая строгим кепи, утонченные черты лица, без единой морщинки, длинное с соболиным воротником пальто, относящее владельца, как минимум, к городской знати и, что особенно заинтриговало – белые лайковые перчатки, которые с неповторимым изяществом плотно облегали тонкие, совсем не взрослые пальцы. Последними штрихами в портрете вымершего аристократизма были такой же белоснежный шарф, обрамляющий шею старика по идеально ровной линии, и высокие начищенные до блеска старомодные ботинки. «Барон какой что ли?» – не сдавался Юрка. «Экспонат» требовал изучения. Сапрыкин, потеряв ощущение реальности, хвостом плелся за дедом, изредка корректируя дистанцию, а когда незнакомец неожиданно втерся в многолюдный живой поток, кинулся следом, но старик словно испарился. Беспомощно оглядевшись, пацан обругал себя за нерасторопность и в ту же секунду попал под визуальный артобстрел невидимого противника. Сквозь сонмище снующих людей проглянуло знакомое пальто. Белая полоска над воротником у стоящего в полуметре господина не оставляла сомнений – он.

– Кыш, сявка, – прошил рассерженный незнакомец. Интонации могли поразить любого. Голос в диапазоне уверенного превосходства прозвучал тихо и властно: вряд ли нашелся бы человек, устоявший перед магическим воздействием сдерживаемой у грани ярости.

– Я не сявка, – рыкнул в ответ Юрка, сжав кулаки и не собираясь отступать. Дед был на голову выше и шире в плечах, но юноша считал такое преимущество недостаточным.

– Да? – окинув белобрысого ястребиным взглядом, удивился незнакомец. – А кто же ты? – снизошел он до любопытства.

– Сапрыкин. Юрка, – за броней невозмутимости старался выдержать визуальный натиск, но голос, надломившись хрипом, подвел и предал его.

– Чего? Это ль не тот, что Жеглову Фокса стуканул? – с ехидцей воскликнул старикан, беспардонно привлекая к парню внимание окружающих.

Негодуя от возмущения и досады, Юрка отвел взгляд.

«Ну и… чего орет?»

Ладонь в белой лайке кометой описала в темени яркую дугу, шлепнула его по макушке и вновь вернулась к карману.

– Не рычи, когда со старшими разговариваешь.

Не понимая, как деду удалось прочитать его мысли, Сапрыкин совершенно растерялся. Пока он, хлопая глазами, строил парапсихологические гипотезы, старик ловко вильнул в сторону проходящей пары и мгновенно вернулся на исходную позицию.

«Ба! Как? Невероятно! Он сделал это», – завертелась карусель восторженной зависти и, забыв о правилах хорошего тона, Юрка распахнул глазищи. Уважение к мастерству раздуло тлеющий внутри уголек симпатии и дед, еще мгновение назад вызывавший раздражение, почудился добрым Санта-Клаусом. На такой рискованный пируэт Сапрыкин никогда бы не осмелился. Можно вытащить из кармана кошелек, проделав фокус незаметно для владельца, но, чтобы, играючи, умудриться снять золотую цепочку с бычьей шеи грозного фраера51, даже из-под куртки которого очевидно угадываются круто перекачанные мышцы – этого Юрка не мог и представить.

– Воздухозаборник прикрой – кишку простудишь, – едко посоветовал дед, отмечая наблюдательность собеседника и, качнув головой, пригласил последовать за собой.

Парочка вальяжно пересекла площадь и на входе в парк элегантный старик замедлил шаг.

– Как величать то тебя от роду?

– Юрка. Кудрявцев Юрка.

– Кудрявцев Юрка… – задумчиво повторил незнакомец.

– А твое имя как? – не остался в долгу Сапрыкин. Он изо всех сил старался произвести благоприятное впечатление на старика, владеющего множеством колен.

Непробиваемый дед косился по сторонам, выискивая в гулящей толпе интересных ему субъектов. Процесс знакомства затягивался.

«Выхватить бы парочку колен», – думал Юрка, ожидая ответа. То, что он услышал, озадачило, сбило с толку и где-то даже задело обостренное самолюбие.

– Вор, – коротко и ясно выдал дедок.

«А сам-то, кто?» – взъерепенился Сапрыкин. Впрочем, ума сдержаться почти хватило.

– Не зарывайся, дед, чай не крот. А то…

– Что? – презрительно процедил дед. Из-под серых бровей взгляд вызывающе упал на Юркины сжатые кулаки, откровенно приценился и вновь прыгнул на переносицу парня.

«Сейчас опять что-нибудь выкинет», – внутренне сжался Кудрявцев, но лицо старика заискрилось доброжелательностью. То ли соперник принадлежал не к той лиге, то ли просто пропала охота трепать нервы, однако незнакомец сблагодушничал:

– Видать, тебе никто не растолковывал-то понятий52.

Казалось, Юрка издевается, испытывая деда тупостью.

– Чего не растолковывал?

– Жизнь нашу53, кровью писанную, – взвился незнакомец, тяжело вздохнул и спокойно добавил: – Ладно, не сейчас.

Придя в себя, он протянул руку.

– Виктор54.

Потенциала странного деда в избытке хватало, чтобы приструнить нахалёнка. Случись эта встреча в другое время и с грубияном, от которого не веяло бы таким душевным родством, старик без долгих разговоров так бы и поступил. Но в пацане сидело нечто, отчаянно кричащее: «Мы с тобой одной крови!»

– Скажи-ка, малыш, чем ты живешь? – потянув молодого человека на аллею, спросил дед.

– В каком смысле? – опять не понял Юрий.

– В смысле смысла, – едва удержался Виктор.

Недоуменное лицо собеседника вернуло снисходительность, и старик отчеканил:

– В жизни у каждого из нас своя дорога и свой смысл. Кто-то называет их предназначением, с чем я категорически не согласен. Кто-то – предопределением. Не слыхал древнегреческую легенду о трех дочерях Мойры?

– Бабами не интересуюсь, – насупился Сапрыкин. Разумничавшийся на скользкие темы старик напомнил ему фотографию гипсовой головы с обложки заумной книги, где, вроде, речь о каких-то греках и шла.

– Хи, – дед улыбнулся и тотчас съязвил: – Может, тебя петухи55 привлекают?

С полным морозом на лице, что вполне соответствовало погоде, Юрий серьезно заметил:

– Предпочитаю кур. Обжаренных, с корочкой. Не против и цыплят табака, – в изголодавшемся теле сознание рисовало кулинарные шедевры.

Опять мимо.

– Куры56 – это те, кто стучит. Иными словами – суки, мусорские бляди57. А они долго не живут, понял?

– Пытаюсь, – развел руками Сапрыкин, – но пока не понял. Выходит, цыплят того… ну это, сам говоришь – чтоб курами не становились и не стучали?

«Не глуп», – дед отметил находчивость парня, сумевшего связать несовместимые понятия, а вслух пояснил:

– Гребни красные у них, видал?

– Ну.

– Что петухи, что куры – все они единой сущности. И цыплята их – те же гребни, перья и клювы. Ежели «табака» с корочкой из них не спечь, вырастет курка либо петушок. А они – не нашей масти. Петух – он долбится, курка – стучит. Уразумел?

Хотя Юрка понял частично, истинное понимание пришло много позже, он, сообразив, что речь идет о серьезных вещах, утвердительно кивнул.

– Да что здесь разуметь? Не нашей масти. Какая же она у нас, а, дед?

– Черная. Воровская. Слышал о такой, внучок? – отечески вопросил старик.

Не заметив, как подтаял ледок в устах достопримечательного деда, Юрий удивился открывшейся близости между собой, Виктором и любимым цветом, названного мастью.

– Черная, – трепетно прошептали губы, а мысли вдохновенно просияли:

«Моя масть…»