Читать книгу Кровь и золото ислама - Владимир Соколов - Страница 35
Часть I. Распад халифата и война династий
Глава 2. Персидский ренессанс или Эпоха просвещения
Хорасанский соловей
ОглавлениеПочти вся политика и культура в Средней Азии находились под знаком Персии. На персидском языке писали стихи, богословствовали и сочиняли научные трактаты. Даже титул персидских царей – шахиншахи – вернулся в обиход с легкой руки Буидов. Из угасавшего в Багдаде халифата культурная жизнь переместилась в Хорасан и Мавераннахр, где древние иранские города при просвещенных государях обретали новое дыхание, соревнуясь между собой в роскоши и великолепии.
Поэзия в это время оставалась главным искусством ислама и одинаково высоко ценилась в таджикскской Бухаре, туркменском Хорезме и афганской Газне. В столицах Саманидов и Газневидов собирался целый цветник персидских поэтов, которые и сегодня хорошо известны в исламском мире: Унсури, Асаджи, Фаррух Систани. Самым ярким и самым талантливым из них был Рудаки из Панджруда по прозвищу «хорасанский соловей».
Сам Рудаки был очень высокого мнения о себе и своем творчестве. Он писал, что его калам «видит без глаз и слышит без ушей», «красноречив без языка», гибок как стан красавицы и остр как отточенный клинок. Его талант развился так рано, что уже подростком его пригласили к бухарскому двору. Сасанидский эмир Наср Второй стал его лучшим другом и осыпал столь щедрыми дарами, что при переезде в другой дом поэту понадобилось двести верблюдов. Рудаки отвечал ему красивыми стихами и пышными восхвалениями, написанными в традиционном стиле панегирика. В этих выспренних стихотворениях все у эмира было великолепным и самым лучшим на свете: воины, слуги, дворцы, кони, вина, вера, правосудие.
Однажды саманидский эмир Наср, пируя, вспомнил про систанского эмира Абу Джафара и послал ему прекрасное вино вместе с десятью рубинами, десятью драгоценными халатами, десятью гулямами и десятью тюркскими рабынями. Рудаки сочинил по этому поводу знаменитую касыду «Мать вина», в котором детально описал процесс создания этого напитка.
Когда полностью оно осядет и станет светлым,
Примет оно цвет рубина и коралла.
Часть его красная, как йеменский сердолик,
Часть его рубиновая, как бадахшанский камень
А когда понюхаешь его, подумаешь, что красная роза
Аромат свой ему дала, и мускус, и амбра, и ладан.
Не менее щедрые хвалы он расточал и другим властителям, ко дворам которых его забрасывала судьба. Вот как поэт писал об эмире Хорасана:
Царь царей мира и эмир Хорасана.
Тысячи тюрков стоят перед ним рядами,
Каждый блистает, как двухнедельная луна.
У каждого на голове венок из мирта.
А вот как об эмире Систана:
Живы им правосудие и свет в мире.
Не было тогда подобного ему среди людей,
Сказав, не будет и впредь, – не солжешь.
Благодаря ему царство мрака обрело свет,
Эдемом стал благодаря ему мир развалин.
Образу жизни его подражай, праведную веру его познай.
Тогда на него взглянешь и скажешь мудро:
Вот – Сократ, а также Платон из Греции
От обилия даров, которые он раздает обеими руками,
Покажется ничтожным рассказ и легенда о потопе.
В вершении справедливости и правосудия над народом
Нет в мире другого такого великодушного и правоверного:
Найдет у него правосудие слабый и сильный,
Не увидишь ты возле него ни насилия, ни несправедливости.
Благодеяния его простерты над всем миром,
Горемыка благодаря ему обретет покой.
И это еще сокращенный вариант.
Судя по его собственным стихам, Рудаки вел жизнь гедониста, «превратив свое сердце в ристалище веселья». Он никогда не писал и не говорил о вере, но именно религиозный вопрос сыграл в его судьбе роковую роль. Суннитские богословы обвинили Насра в отступничестве от веры – тот открыто симпатизировал исмаилитам, – и свергли его с трона. Вместе с ним пострадал и Рудаки: любимого поэта и товарища эмира ослепили и изгнали из Бухары. Потеряв все свои богатства, он вернулся в родную деревню и умер в нищете.
