Читать книгу Прачка - Владимир Степанов - Страница 6

В дверь постучались!

– Да, да…! Войдите! – громко произнёс Шуйский, как вдруг по спине неожиданно пробежал холодок, внутри всё напряглось, сердце застучало и заколотило по рёбрам. Он посмотрел на часы, стрелки показывали начало десятого!

– Ну как же она не кстати, ну совершенно не вовремя и не забыла ведь? – кто сейчас войдёт, он уже знал! Дверь открылась, и в проём начала протискиваться огромная баба-айсберг. Это была Семёновна – женщина небывалых габаритов, такие как она, на холодном Севере, редко дорастают до таких размеров.

Не поднимаясь с табуретки, что было абсолютно не свойственно его воспитанию в присутствии дам, Аркадий Петрович уставился глазами в пол, медленно двигая ими к дверям, и остановился на тапочках вошедшей. Эти тапочки, скорее всего, нельзя было назвать тапочками, так как они имели размер, далеко за сороковой, и отличались от мужских лишь пришитыми красными шерстяными-шарами.

Это была типичная фигура японского борца – древней, японской борьбы «Сумо!» Круглое со всех сторон тело с круглой головой и чёрными волосами, зачёсанными назад и туго собранными в узел-ватрушку, просто впечатляли! С её появлением, возникло острое ощущение тесноты и нехватки кислорода. Она стояла у двери в застиранном, старом платье с короткими, надрезанными рукавами, которые плотно облегали её толстые руки. На шее висел лёгкий, кухонный передник с большим карманом посредине, из которого торчала рабочая тряпка, видимо, только что отжатая. Запах жареного мяса и лука быстро долетел до носа Шуйского.

– «Картошку тушёную готовила с мясом! Вероятность большая, что угадал, по этой части, дай бог каждому так…!» – глотая слюни, Аркадий Петрович угадал верно – она, действительно, полчаса назад выключила примус, с приготовленной тушёной картошкой и мясом. Волчий голод и страх, все разом, вселялись в ещё не совсем протрезвевшего стахановца!

– Ну здравствуй, что ль, Петрович…, Аркадий! – низким, негромким голосом поздоровалась Семёновна. Аркадий Петрович переместил глаза от шариков на тапках, на её шерстяные носки, потом на чулки, прошёлся по переднику и, наконец, уставился в её круглое лицо. Лицо её не выражало абсолютно ничего!

«Вот оно, то самое…! Вот это страшно, когда ничего не читается на лице, как у медведя – никогда не определишь, что он сейчас замышляет? Боже, расшифруй, читай…, что в них – в глазах её затаилось? Дай скоренько сигнал, шепни что делать мне…? Тебе же ничего не стоит…, ты букашку любую, клопа прочтёшь! А я вижу в этих глазах, что мне – „хана!“ Подскажи же, пока с места она не сдвинулась.» Наверху молчали, никто не шепнул ему в ухо!

«Ну как же я так, ну почему не подумал, ну почему с утра сценку дешёвую не придумал, легенду какую? Врасплох же взяла, голенького! Ой..ёй… ёй…, и даже бутылки не спрятал! Ну всё…!» – его уже трясло, пока ещё только изнутри.

«Сочиняй…! Думай же, думай Шуйский, шкуру спасай, соломину ищи, иначе…! Всё… – нету времени! Больше текста давай…, только не молчи!»

– И Вам, дня доброго желаю, уважаемая Аграфена Семёновна! – в широкой улыбке, не скрывая «радости» от встречи, громко произнёс Аркадий Петрович. Он встал, выпрямился и глухо щёлкнул босыми пятками, производя резкий кивок головы, в общем по-гусарски, как и положено в общении с дамами! Продолжая широко улыбаться, изящным движением головы закинул высохшие волосы назад и, приложив узкие ладони к вискам, протянул ими по волосам к затылку.

– Не правда ли, какая замечательная погода, Аграфена Семёновна? А каков блин аппетитный вооон там…, на горизонте, за окном! Право, восхитительно прямо, скажу Вам! Скорее бы «Масленица», я, непременно, научусь к масленице жарить их и первый же блин Вам и, естественно, с икоркой красной! – он тихо засмеялся, издавая приятный и мягкий грудной звук, выразив этим самым, взаимное утреннее приветствие и большое уважение к Аграфене Семёновне.

Левым глазом Шуйский косил в окно на круглый диск Солнца, а правым не терял из поля зрения Семёновну. Каменное, с отрешённым взглядом лицо её, холодными, стеклянными глазами смотрело на трясущуюся немецкую невидаль.

«Может эта чудо-машина потрясёт её, и она расслабится…?» – Шуйский ловил на её лице каждое малейшее изменение. Но напрасно – каменное лицо отвернулось от чудо-машины, глаза её начали неторопливо гулять по полу, споткнулись о лежащие бутылки, пошарили по разбросанному белью и остановились. Семёновна и Шуйский, будто сговорившись, смотрели в одну точку – в плотно набитый не развязанный мешок под номером три! По её лицу без ошибки можно было определить, что она узнала исподнее своего мужа – чёрные портянки и две пары кальсон валялись рядом. Семёновна шумно втянула носом воздух и направила взор в то место, где две минуты назад сидел Шуйский. Возле подпиленной толстой ножки табуретки, из стеклянной пепельницы торчала гаванская сигара, напоминающая чугунный ствол только что выстрелившей пушки и коптила, словно паровоз углём.

Шуйский смотрел на безмолвную Семёновну и почувствовал, как страх и тревога, словно крепкий мороз, начали сковывать его тело. Ему стало вдруг холодно в одной майке, а рубаху он так и не нашёл до прихода суровой соседки.