Читать книгу Слёзы чёрной речки - Владимир Топилин - Страница 11

– Маша! А почему Аня все время плачет и плачет? – спрашивала сестру Наташа.

– Не знаю…

– А почему она все время дома сидит и никуда не ходит?

– Не приставай…

– А зачем она себе косу обрезала? А почему вы с ней вчера целый день в бане плакали?

– Тебе показалось. Мы не плакали. Это кот мяукал. Отстань… – темнела лицом Маша, стараясь отделить страшную тайну не только от сестренки, но и от окружающих ее людей. Всегда ласковая, нежная и словоохотливая Маша была хмурой и сердитой. Строгий взгляд прищуренных глаз из-под изогнутых бровей привел девочку в замешательство, и Наташка поняла, что сейчас к сестре лучше не приставать. Ухватив свою любимую, сшитую из тряпок куклу Варю с пучком приклеенных к голове конских волос, девочка нахмурилась и попятилась к двери:

– Пошли, Варя. Никто нас здесь не любит. Одна ты у меня осталась подруга – самая верная и самая надежная. А Машка нам больше не подруга.

Закрывая дверь избы, Наташка все-таки решила хоть как-то насолить сестре за обиду. Из сеней просунула голову назад и торопливо выпалила:

– Не хочешь говорить – грядки будешь полоть одна. Я тебе помогать не буду!

Девочка бросилась бежать на улицу и, опасаясь наказания, залезла в густую непролазную крапиву за углом соседского дровянника. Ее ожидания были напрасными: Маша не побежала вслед за ней и не стала искать проказницу. Наташка, успокоившись, стала отдирать от себя и от Варьки липкие шарики семян репейника.

На улице – никого. Не зная, чем заняться, Наташка посадила Варьку на камень и принялась кормить ее из палочки придорожной глиной. Но в этот день Варька была упряма, она не хотела есть кашу. Наташка встала и осмотрелась вокруг, решая, куда бы пойти.

И тут она вспомнила, что все ее ровесники сейчас разрешают спор, возникший между Колькой Ивановым и Сережкой Петровым: превратится Колька в коня или нет, если выпьет воды из следа от конского копыта? Сережка говорит, что может. Колька подобное превращение категорически отрицал. Сережка уже учился в пятом классе. Колька – всего лишь в третьем. Затянувшийся спор перерос во всеобщее обсуждение: всем было интересно, чем закончится дело. Девочкам очень хотелось узнать, кем будет Колька после превращения – конем или кобылой? Мальчишкам было интересно, где его будут держать на конном дворе или передадут в подхоз в Ольховке.

Поспорили на интерес. Со своей стороны Колька выставлял найденный в земле обломанный клинок, который, без всякого сомнения, выронил из рук убитый красноармейцами колчаковец. Сережка предлагал пустую жестяную коробку из-под леденцов монпансье, в ней бабка Акулина хранила письма сына, не пришедшего с Гражданской войны.

Обжигающая мысль о том, что превращение может произойти без нее, придала Наташке такой взрыв энергии, которому мог позавидовать любой человек во всем Чибижеке! Крепко зажав Варьку под мышкой, она выскочила на дорогу и засверкала пятками по улице.

Все ее сверстники должны были находиться у реки, где за высоким неприступным забором разместилась обширная понуровская конюшня. Девочка прибежала вовремя и успела принять участие в обсуждении важных вопросов: когда надевать на Кольку уздечку – до того, как он будет пить из конского копыта, или потом, после превращения. Сашка Лихоузов тряс в руках украденной на конюшне сыромятной упряжью, дожидаясь слова старшего над детворой.

– Потом… – сказал свое заключительное слово Сережка.

– А мы его поймаем? А вдруг рванет через забор? Кто его потом будет объезжать?

– Не рванет! Забор высокий! Да и конь будет понятливый, с Колькиными мозгами.

Сережа продолжал наслаждаться наивностью обманутых детей, а затем повернулся к Кольке и потребовал:

– Колька! Давай клинок! Превратишься в мерина – чем будешь отдавать? Копытами?

– А где банка из-под леденцов? – в свою очередь потребовал Колька, ухватившись за рубаху, под которой была спрятана обломанная шашка.

– Сказал вечером – значит вечером!

Колька скривил лицо, полез рукой под рубаху и при всеобщем восхищении передал в Сережкины руки четвертину полотна казачьей шашки. Взявшись за костяную ручку, Сережка торжественно поднял над головой легко добытое обманным путем оружие, со свистом разрезал воздух и, предусмотрительно спрятав клинок в штаны, коротко скомандовал:

– Ну вот. Теперь пей из копыта. Сразу же конем станешь!

Колька встал на колени и, склонив голову к отпечатавшемуся на глине конскому копыту, принялся пить грязную воду.

Когда жижа исчезла, он гордо приподнял голову и, с недоумением посмотрев на Сережку, спросил:

– И где твое превращение?

– Наверное, след не волшебный. Пей из следующего копыта, – с иронией предложил Сережа, едва сдерживая смех.

Колька послушно продвинулся к следующему копыту, однако и на этот раз ничего не произошло.

– Ну и что? Может, еще одно копыто осушить? – спросил Колька, вставая на ноги. – Врешь ты все, это сказки, что можно в коня превратиться!

Сережка захохотал, закрутился волчком на одной ноге, затараторил распространенный в кругу детворы стишок:

– Обманули дурака на четыре кулака! А на пятый кулак вышел Колька-дурак!

– Обманул, да? Когда банку принесешь? – с обидой в голосе спросил Колька.

– Банку? Какую банку? Нет у меня никакой банки!

– Тогда давай назад саблю! – не унимался Колька.

– Что? Саблю? А ты это видел? – изменившимся голосом, с некоторой угрозой ответил Сережка и подставил под нос Кольке фигу.

– Дай! – более твердым голосом повторил Колька и ухватил обидчика за рубаху.

– Чего цапаешь? Не хватай, не твое! – сильно оттолкнул настойчивого пацана Сережка, отчего тот, не удержавшись, упал.

Но Колька оказался не робкого десятка. Быстро вскочив на ноги, он хлопнул Сережку кулаком по лицу. Сережка ответил ему тем же. Из Колькиного носа ручьем хлынула кровь. Девчонки завизжали от испуга. Мальчишки подбадривающе закричали.

На шум из бревенчатой сторожки выглянул бородатый сторож Ефим и угрожающе рявкнул на всю улицу:

– А ну! Уж я вас! Уши-то порву!

Перепуганная детвора бросилась врассыпную. Наташка засеменила вниз по реке. Шумное сопение за спиной заставило ее бежать еще быстрее, но преследователь не отставал. Девочке казалось, что дед Ефим гонится за ней. В изнеможении, едва перебирая заплетающимися ногами, она осмелилась обернуться. Вместо бородатой рожи Наташка увидела раскрасневшееся, запыхавшееся, измазанное кровью лицо Кольки.

– Ты что это за мной бежишь? – падая на траву, сбивчивым голосом спросила Наташка.

– Я?! Очень мне нужно за тобой бежать! Я сам по себе. Это ты от меня убегаешь! – присаживаясь неподалеку, ответил Колька и вытер сочившуюся из носа кровь.

Искоса посмотрев на него, Наташка хотела ответить каким-нибудь колким и обидным словом, но, видя разбитое лицо и тусклые глаза, не стала злословить. Ей вдруг стало очень жалко его. Невидимая граница отношений между мальчиками и девочками, примерно десятилетнего возраста, лопнула, исчезла, появились нежность и искреннее сострадание.

– Тебе больно? – спросила она тихим, изменившимся голосом.

– Вот еще! Если бы не конюх, я бы ему показал! – бодро, по-петушиному ответил Колька.

– Вымой лицо в ручье, а то кровь-то так и хлещет! Всю рубаху испачкал!

Несколько удивившись неожиданной заботе, Колька с интересом посмотрел на Наташку, хотел идти к ручью, но она скомандовала:

– Сними рубаху. Дай ее мне.

Колька удивился еще больше и попытался отказываться. Она насильно стянула с него рубаху и, наклонившись над ручьем, стала полоскать в прозрачной воде. Колька в это время смывал с лица запекшуюся кровь, которая продолжала сочиться из разбухшего носа.

– Ляг на спину! – в очередной раз скомандовала Наташка. Колька вновь покорно подчинился ее словам, лег на землю и скосил глаза на новоявленного доктора.

Не находя необходимой тряпки, Наташка без колебаний оторвала у Варьки юбку, протянула Кольке, строго проговорила:

– Приложи, а то так и будет до вечера капать…

Колька безропотно подчинился. Приложив к носу тряпку, он силой воли заглушал бушующее внутри его мальчишеское самолюбие: «А почему она командует?»

– Ты зачем грязь из копыта пил? В сказки веришь? – после некоторого молчания с насмешкой спросила она.

– Нет. Хотел банку выменять, – хмуро ответил он.

– Зачем?

– А она хорошо солнце отражает. Хотел зайчиков пускать…

– Ох, и надул он тебя… – после некоторого молчания сказала Наташка. – И саблю отобрал, и банку не дал! А хочешь, Андрей придет из тайги, я ему скажу, и он отберет саблю у Сережки?

– Еще чего! Жаловаться? Да я сам Сережке по морде дам! Вот только подрасту немного… На будущее лето… – вспыхнув, подскочил Колька.

Наташка осторожно коснулась его плеча:

– Лежи, а то кровь опять побежит.

Колька лег на спину, удивляясь своей покорности.

– А хочешь, будем вместе зайчиков пускать? У меня есть два осколочка от разбитого зеркала, один маленький, а второй побольше. Я тебе дам тот, который побольше, – неожиданно проговорила она.

Не зная, что сказать, Колька промолчал. Подкрепляя паутинки добрых отношений, от которых на душе растекалось приятное тепло, он прищурил глаза и стал лихорадочно соображать, что бы такое подарить Наташке.

– А у меня есть целых восемь гильз от винтовки. Я ими в солдатиков играю. Если хочешь, я тебе отдам четыре штуки…

К дому Наташки они подходили вместе, как старые друзья. Простота и чистота детских душ делает чудодейственные, подчас недоступные для взрослых дела. В таком возрасте легко завязываются крепкие, чистосердечные отношения, которые могут длиться всю жизнь.

Но как можно Наташке пройти мимо неторопливо вышагивающей по поселковой улице хорошо знакомой нам Татьяны – надменной и гордой? Их отношения все более ужесточались, обострялись и грозили Наташке плачевным исходом. Но, несмотря на это, несмышленая девочка продолжала травить Татьяну, выставляя напоказ ее дурные стороны.

Наташка язвительно улыбнулась и, хитро посмотрев на Кольку, быстро затараторила:

С этими словами она на короткое время остановилась, ожидая эффекта в глазах Кольки. Колька был доволен. Тогда Наташка хотела добавить еще несколько слов, но не успела.

Ухватив девочку за косу, Татьяна принялась шлепать Наташку. Колька бросился на защиту. Сильно размахнувшись ногой, он пнул Татьяну по ее бугристым формам. Этого было достаточно, чтобы она отпустила Наташку.

– Ах ты, щенок! – зло зашипела она и потянула руки к Кольке.

Колька резво отпрыгнул назад и вслед за подружкой бросился бежать по улице.

Убедившись, что ей не догнать детвору, взбешенная Татьяна подняла с земли Варьку, выпавшую из рук Наташки, злорадно усмехнувшись, разорвала игрушку на несколько частей и бросила в сторону опешивших детей.

Наташка заплакала. Колька стал собирать тряпичные руки и ноги. Татьяна пошла прочь.

– У-у-у, змеюка! – грозился Колька. – Не плачь, Наташка. Пришьем мы и голову, и руки, и ноги. И будет такая, как и была. Она ее больше не порвет, потому что я тебя буду всегда защищать…

Наташка перестала плакать, шумно вздохнула и, посмотрев на Кольку, улыбнулась. Она не могла что-либо сказать ему в ответ, так как не знала слов признательности. Но взгляд девочки говорил о многом: об искренней благодарности, о настоящей преданности, о чистой, светлой дружбе и еще о многом другом, что только может сопутствовать этой дружбе в счастливом, безмятежном детстве.