Читать книгу Слёзы чёрной речки - Владимир Топилин - Страница 5

Легко рвется черемша! Толстые, с большой палец, стебли-палочки с широченными листьями звонко отщелкиваются под проворными руками девчат. Плантация красно-зеленых побегов так обширна, что едва видны чахлые пихты на противоположном конце поляны. «Зеленка» заполонила весь таежный лог, разрослась тут и там – негде ступить, заняла место под солнцем, успевая принять в себя все соки, цвета и прелести короткого лета.

Андрей торопил девушек, стараясь как можно скорее заполнить восемь конских вьюков, чтобы не позднее обеда вывести небольшой караван в Чибижек.

Наташка помогала изо всех сил. Как истинный контролер, определяющий качество работы своих подчиненных, она бегала между склонившимися девчатами и поучала их, как надо рвать черемшу.

О том, что этому немудреному ремеслу ее только что научил Андрей, девочка не говорила никому. Это был секрет. Она взяла с Андрея слово, что он больше никому не расскажет, как надо рвать черемшу, и теперь, пользуясь этим преимуществом, была на высоте, ходила по поляне и важно щебетала:

– Черемшу надо рвать против шерсти, на корень. Тогда она будет легко отщелкиваться. Да не так, а вот так! Дергай свободнее, сильнее, не рви, а наклоняй на корень. Эх ты, неумеха!

Наташка обошла всех несколько раз и уже принесла Андрею три «больших» охапки, но не подходила к Татьяне.

Причиной тому была утренняя шалость Наташки, поднявшейся раньше всех и наложившей «пепельный макияж» на лицо спящей красавицы. Надо было видеть Татьяну, когда она вышла из избушки на всеобщее обозрение. Смеялись все, за что девушка обозлилась на Наташку и пообещала отстегать ее крапивой. Так как шалунью за широкой спиной Андрея поймать было нелегко, то неотвратимое наказание злопамятная девица решила отложить до первого удобного случая. А пока ей ничего не оставалось, как с нахмуренными бровями выслушивать из уст девочки дразнилки:

– Танька-зола, расчумазая была. Черемшу солила и козла доила!

Почему именно Taнька доила козла, было неизвестно и самой Наташке. Но она от своей выдумки не отказалась.

Подобной раскраске подвергся и истинный любитель мордовской борьбы с подушкой Леха. Но в противоположность Танюхе он нисколько не обижался на Наташку, а, наоборот, добродушно улыбаясь, стер сажу на уши и шею и нараспев сказал:

– Что с дитя возьмешь?

После сытного завтрака Алексей торжественно улегся в тени старого кедра и занялся кропотливым процессом сворачивания самокрутки. А когда табачный дым заклубился из ноздрей, для Лехи наступила блаженная минута вдохновения! Прищурив мечтательно глаза, вглядывался в таежные дали, что необозримыми просторами открылись с черемшаных полян, парень рассуждал о сотворении мира, о том, для чего человеку нужна черемша, и еще о многом другом, что может взбрести в голову на сытый желудок. И еще на сытый бок парень любил думать о своей мечте. Она – что голубая дымка на горизонте, скрывающая таинственные дали, – была окутана секретом, о котором знала половина поселка.

В прошлом году, побывав с продуктовым обозом в Ольховке, Леха впервые увидел чудо двадцатого века – аэроплан. А дело было в начале 40-х годов. Затаив дыхание, окрыленный вдохновением, парень часа три на цыпочках «нарезал» круги вокруг него, вдыхал аромат рассохшейся на потрескавшихся крыльях фанеры. К самолету подошел какой-то мужик в рукавицах до локтей и больших, как у налима, очках.

Пилот важно уселся в кабину за рычаги, запустил двигатель и растаял в голубом небе.

Напрасны были Лехины ожидания, что вот-вот самолет вернется назад, сядет на поляну и что он вновь сможет коснуться рукой зеленого крыла, – пилот не возвращался. Но Леха был готов ждать свою мечту хоть час, хоть день, хоть неделю. Может быть, он и дождался, если бы не жгучий кнут старшего в продуктовом обозе дядьки Миши. Кнут с режущим свистом прилип к хребту парня.

С той минуты Леха решил: «Буду пилотом!»

Он любил представлять, как сидит за штурвалом самолета и, покачивая крыльями, плавно пролетает над Чибижеком. Все девчата, естественно, бегут по дороге за тенью этой машины и слезно просят:

– Алексей! Сокол ясный! Забери нас с собой в полет!

Даже дядька Миша с сожалением цокает языком и, хлопая по своим ногам кнутом, качает головой:

– Эх! Какой конюх был – орел!

А Леха прощально плюет сверху вниз и привычным голосом руководит штурвалом:

– Но-оо-о-о! Поехали, милый!

Но более всего Леха любил блеснуть своими познаниями в области авиации. Внимательно посмотрев на чарующие виды открывшихся с высоты перевала близстоящих белков, он спросил Андрея:

– Как ты думаешь, сколько времени мне понадобится на то, чтобы облететь Лысан и Тихон?

Оторвавшись от работы, Андрей посмотрел на гольцы и оценивающим взглядом определил расстояние:

– На самолете не летал – не знаю. А вот пешком – за двое суток не обойти.

– Я думаю, что мне хватило бы двух минут! – не задумываясь, соврал Леха и сделал очень серьезное, многозначительное лицо бывалого воздухоплавателя.

Андрей посмотрел на напарника, качнул головой и продолжил обрезать охотничьим ножом листья черемши. А Леху понесло:

– Мне бы только узнать, где обучают на летчиков, тогда я обязательно выучусь! Тогда в Чибижеке будет свой аэроплан! Не надо будет возить черемшу на лошадях – я ее буду возить на самолете. Только успевай рвать и грузить!

– Интересно, а где же можно приземлиться? – спросил Андрей, показывая руками на необъятные просторы тайги, где шапки вековых кедров теснят друг друга, завоевывая место под солнцем.

– А вон, смотри, какой аэродром! – быстро нашелся парень, показывая рукой на огромную поляну в широком логу, где брал свои истоки Степной Сисим.

– Но там же кочки, бугры и ямы – самолет не сядет! – старался охладить «пилота» Андрей.

– А мы девок с лопатами да кирками отправим. Они за день площадку разровняют!

Андрей не стал больше переубеждать «бывалого воздухоплавателя», так как знал, что в часы воодушевления Леху переубедить практически невозможно. Он взялся за нож и принялся резать черемшу.

Леха, оставшись наедине с собственными мыслями, с головой утонул в светлом будущем, опять представил себя за штурвалом аэроплана и несуразно зашевелил губами:

– Чих-чих-чих! Тах-тах-тах! Ты-ты-ты-ту-ту-тууу-ууу-трррррр…

«Опять полет!» – подумал Андрей и посмотрел на девчат: слышат или нет? На первый взгляд показалось, что никто не слышал «тарахтения мотора». Стараясь оградить друга от девичьих издевок, он поспешил остановить Алексея:

– Леха! Иди от девчат черемшу подтаскивай. Им легче будет, да и делу помощь. Быстрее лошадей завьючим!

– Вот еще! Баба не лошадь. От работы не помрет. Надо – сами принесут!

Сказал тихо, вполголоса, для Андрея. Но девчата услышали. Тут же со всех концов поляны началась словесная атака:

– Летчик-налетчик! Ты с коня падаешь, а еще в самолет просишься!

– Таких сопливых, как ты, в летчики не берут!

– Штаны сшей запасные, а потом в летчики просись!

Бедный Леха, не зная, что ответить, сердито засопел, обиделся на весь белый свет и перед тем, как замолчать до конца дня, грозно выдохнул:

– Все девки – дуры!

Андрей больше не приставал к Лехе. Пусть лежит, помог бы завьючить лошадей да сопроводить груз в поселок. Поднимать тяжести – единственное, что он делал с некоторым удовольствием.

Недостаток умственного развития Леха с большим преимуществом восполнял силой, которой у него было более чем достаточно. В поселке все старатели-золотари наслышаны о его шутках. Он мог без особых усилий закинуть кузнечную наковальню на крышу кузницы, на спор завалить на лопатки годовалого быка или тащить по ухабистой дороге конскую телегу с десятью «пассажирами» на ней. Случай, связанный с бабкой Егорихой, конечно же помнят все.

От сварливой бабуси, за хромоту в простонародье окрещенной Дыб-нога, парню не было прохода. Завидев его, она верещала зайцем:

– Посмотрите на него – это идет настоящий лодырь! Трутень, увалень, лоботряс…

Леха терпел, понимая, что бабуся еще в прошлом веке «упала в колодец».

– Стар что млад. В поле ветер – в мозгах дым! – говорил он, избегая контактных отношений с Дыб-ногой, приветливо улыбался и проходил мимо.

Старуха долго плевалась вслед и кричала еще невесть что.

Так продолжалось долго, пока Егориха наконец не попалась Лехе под плохое настроение. Описываемые события происходили рано утром, когда парень спешил на работу. Может быть, он не выспался или не поел – история умалчивает – и на досаждающий крик старухи отреагировал молниеносно.

Схватив Дыб-ногу за шиворот, Леха подтащил опешившую старуху к стене ее дома, приподнял плечом три последних венца бревенчатого сруба и, просунув в образовавшуюся щель седую косу Егорихи, опустил стену домика в нормальное положение.

Так как все мужики старательского поселка были уже на прииске, то на отчаянный призывный вопль «привязанной» бабки сбежались лишь дети, женщины и старики. Вполне понятно, что высвободить Егориху из заточения они не могли, хотя использовали все средства. Видя, что усилия по освобождению бабки из плена не имеют успеха, страдающий с похмелья дед Никита, в прошлом охотник, за бутылку пообещал дать деловой совет. Дыб-нога согласилась на сделку. Недолго думая, старожил схватил стоящий под рукой топор и с легким кряком отрубил Егорихе косу у самого затылка. Отчаянный вопль негодующей бабки долго витал над прииском.

Отношение к Лехе у бабуси переменилось до неузнаваемости. При встречах Дыб-нога приветливо улыбалась, здоровалась и осведомлялась о драгоценном здоровье парня. Леха не гордился своей проделкой, с Егорихой всегда здоровался и радовался удачному окончанию натянутых отношений, так как не видел за своей спиной злого взгляда бабки, которая на недосягаемом для его ушей расстоянии страдальчески шипела:

– У-у-у! Мерин необъезженный!

Лихо орудуя острым ножом, Андрей искоса наблюдал за Машей. Девушка рвала черемшу неподалеку, в каких-то двадцати метрах, и конечно же чувствовала на себе его взгляды.

Маша весело переговаривалась с подругами и, не обращая внимания на хмурую Татьяну, быстро набирала пучок за пучком, накладывая черемшу горкой. Она знала: чем быстрее наберется посильная охапка, тем раньше она подойдет к Андрею. Это означало, что еще раз он улыбнется ей, еще раз метнется искра из прищуренных глаз и еще раз его рука осторожно коснется ее руки.

Она собрала такую большую охапку, что не видела землю. Андрей вскочил, поспешил навстречу и хотел принять черемшу из рук в руки. Ладонь правой руки скользнула под стебли и совершенно случайно зацепила край приподнятой кофточки. Сам того не ожидая, Андрей почувствовал изогнувшуюся от неожиданного прикосновения гибкую талию Маши, нежный лоск кожи и девичью грудь. Он ощутил напряжение замершего тела, пожар метнувшейся к сердцу крови. Инстинктивно защищаясь, Маша прижала к себе охапку черемши, под которой находилась рука Андрея.

Лицо в лицо. Глаза в глаза. Дыхание в дыхание. Остановился мир, замерли движения, исчезли звуки…

Это продолжалось не более двух секунд, но Маше показалось, что их близость длится целую вечность, что окружающие девчата все видят и внимательно наблюдают за происходящим. Опомнившись, девушка отшатнулась от Андрея, и черемша посыпалась на землю.

Но девчата были заняты работой и даже не подняли головы. Леха мирно дремал под кедром. И лишь Татьяна, одна из всех, краем глаза наблюдала за Машей и Андреем.

О! Если бы кто видел, в каком бешенстве сузились глаза ревнивицы, как потемнело ее лицо! Что пришло ей в голову, когда именно в этот момент, как будто на беду, к ней подошла Наташка и без всяких умыслов, каверз и хитростей заговорила о чем-то? Что происходило в злой и мстительной душе Татьяны?

Быстро, резко и сильно замахнувшись, Татьяна ударила Наташку толстенной черемшой по щеке. Звонкий щелчок и хруст разлетевшегося на несколько частей сочного стебля, как удар хлыста, разнесся по всей поляне. Наташка завизжала от боли и, схватившись ладошкой за щеку, бросилась под спасительное крыло сестры.

– Ты что, совсем рехнулась, на ребенка руку поднимаешь? – сурово пробасил Андрей, вместе с Машей успокаивая захлебывающуюся слезами Наташку.

– Посмотрите, какие нежности! Да я ее легонечко, чуть-чуть, а она уже и разревелась! – протянула Татьяна.

Андрей мягко отстранил Наташину ладошку, и все увидели протянувшийся от левого уха до подбородка рубец, на глазах превращающийся из красной полоски в сливовую борозду.

Девчата подавленно молчали. Они видели, что Татьяна была не права, но вступиться за девочку никто не решался, так как авторитет девушки был неоспорим. Лишь один Андрей, едва не сжимая кулаки, продолжал защищать девочку:

– Ты что себе позволяешь? Думаешь, тебе все можно? Дома над родителями издеваешься, здесь – над подругами, да еще взялась детей бить?

– А ты что, в заступники записался? Какое тебе дело? Может, имеешь интерес? Может, Маруське под кофточку залез?

– А это уже не твое дело. Помни о себе, когда говоришь о других!

– А что мне о себе помнить? Мне нечего вспоминать. Мне никто под юбку не заглядывал!

Андрей, все больше удивляясь наглости и дерзости Татьяны, не удержался и сорвался:

– Ой ли? А как же твой хваленый инженер? Или он не в счет?

Татьяна так и подпрыгнула на месте. Лицо исказилось в гневе. Глаза превратились в узкие щелочки, губы вытянулись в тонкую линию, а ладони сжались в кулаки. Сверкнув глазами, взбешенная девушка, как развернувшаяся пружина, бросилась на Андрея, но пробежала мимо. Схватив с сучка ружье и направив на Андрея, Татьяна умело щелкнула курком и с надменной улыбкой зашипела:

– Так что ты там говорил про инженера? Кто тебе об этом рассказал? Случайно, не твоя драгоценная Машка?

– Ты что, Танюха?.. В стволах жаканы! Смерти хочешь?

– Я знаю, что там стоят пули! Боишься? Рассказывай, про что там тебе Машка напела!

– Машка не виновата. Ты сама языком чешешь без меры, направо-налево. Весь прииск знает об этом, а ты еще хочешь скрыть иголку в стогу сена… – говорил Андрей, одновременно ступая мелкими шагами навстречу наставленным стволам.

– Стоять! Не двигайся! Проси прощения на коленях! Быстро! Как собаку пристрелю! – почти закричала Татьяна, подкинув приклад к плечу и прицелившись парню в лицо.

Андрей молчал. Ни один мускул не дрогнул на побледневшем лице.

– Что стоишь? – немного помедлив, повторила Татьяна. – Я жду. И считаю до трех: раз…

Оглушительный выстрел разорвал насторожившуюся тишину. Гром, созданный руками человека, взорвал воздух и, испугав все живое, покатился в глубокий лог. Колкое эхо метнулось, ударилось о склоны гор и вернулось назад.

Подстегнутая ослепительным метровым пламенем пуля, невидимо вылетевшая из ствола, ушла в легкое, низко плывущее облачко. Дважды перевернувшись в воздухе, как тяжелая палка, под ноги Андрею упало ружье.

Вслед за ружьем, ткнувшись головой в мягкую землю, будто подрубленное дерево, свалилась без сознания Татьяна.

Леха, незаметно подкравшись сзади к девице, неторопливо потирал ушибленную ладонь. После нескольких секунд неопределенности он коротко сплюнул и как бы нехотя бросил:

– Я же говорил, что все девки – дуры…