Читать книгу Слёзы чёрной речки - Владимир Топилин - Страница 4

На притихшие Саянские хребты неслышными, рысьими шагами наступала теплая ночь. Сгущающиеся сумерки плотно окутали тайгу. Быстро бегущие облака из глубины мрака несли сырость и прохладу. Влажный воздух, поднимающийся из-под перевала, предвещал дождь. Вот уже первые редкие капли с едва слышным туканьем забились о холодную, недавно освободившуюся от зимнего покрывала землю. С потоками воздуха наплывали дурманящие голову запахи талого снега, молодой, еще не окрепшей, но сочной травы-дурнины, упрямых дудок господствующей пучки, побегов маральего корня, рубцеватых листочков редкой березы и ползучей ольхи. В этот букет врезался терпкий привкус смолы кедров и пихт, удлиняющих свои лапы-ветки робкими светло-зелеными хвоинками из лопнувших от ласкового прикосновения теплого воздуха почек. Иногда доносился нежный девственный аромат таежных жарков, оранжевым платком накинутых на солнцепечные поляны.

С горы слышится рвущийся шум прыгающего по острым камням ручья. Его несмолкаемый разговор ласкает слух, успокаивает и зовет к размышлениям. Изредка вскрикнет дрозд, пикнет юркая мухоловка, тинькнет проворная синичка, чирикнет вездесущий поползень, с глухим трепетом порхнет с гнезда смененный подругой рябчик, бесшумной тенью мелькнет силуэт вылетевшей на ночную охоту совы. Где-то в черном небе невидимо поет свою запоздалую токовую песню быстрокрылый бекас. Он единственный, кто, противоборствуя законам прошедшей любви, вызывает из насиженного гнезда терпеливую подругу, что своей нежностью и теплотой согревает закованных в скорлупу яиц птенцов. То тут, то там раздается говорливая речь его вибрирующего хвоста, звонкое звяканье да резкий свист крыльев при наборе высоты. Однако напрасны и бесполезны старания раздухарившегося жениха. Никто не отвечает на его настойчивые призывы, никто не зовет его разделить ушедшую любовь. Но бекас неутомим. Он полон сил. Ему кажется, что вот-вот, на следующем круге, что-то должно произойти. И от этого самообмана наполняются силой крылья, чаще бьется сердце птицы и зовет, зовет его к небесам…

На поляне перед избушкой горел большой костер. Жаркие языки метрового пламени жалили наступающие сумерки, дарили тепло окружающим людям и своим танцем очаровывали, завораживали отдыхающие души.

Маша сидела в отдалении от огня и украдкой наблюдала за сидящим напротив Андреем. Она молчала и на вопросы подруг отвечала не сразу и невпопад.

– Ты о чем думаешь? – спросила девушку Татьяна.

– Да так… Ни о чем. Просто комары заедают, – быстро нашлась Маша.

– Садись поближе к костру – будет обносить дымом, – посоветовала Таня и, плавно повернув голову, вновь стреляла глазами в Андрея.

Андрей допивал вторую кружку густо настоянного смородинового чая. Капельки пота выступали на его лице. Андрей дотрагивался до лица рукавом куртки. Он подолгу задерживал взгляд прищуренных глаз на милом лице Маши. А когда их взгляды встречались, уголки губ нервно подрагивали, превращаясь в многозначительную улыбку. От этих взглядов у Маши замирало сердце, душу волновало необъяснимое томление, а руки мелко дрожали. Она не могла долго выдержать на себе этот взгляд, старалась смотреть на костер, на подруг, на темноту и еще куда угодно, но только не на Андрея.

«Почему он так смотрит? Зачем улыбается и что это значит?» – который раз задавала она себе неразрешимые вопросы и, стараясь найти ответ, искала его во взгляде Андрея. Волнение нарастало, и девушка была счастлива. Этот вечер принес ей первые минуты сближения с Андреем.

И пусть это сближение происходит в присутствии подруг, все равно! Пусть будет так! Она желала просто смотреть на него, чувствовать его взгляд на себе. Ей хотелось сидеть вот так всю ночь, чтобы он сидел за костром напротив и чтобы эти минуты складывались в часы, часы в дни, а дни в вечность…

Неумолимое время сгустило сумерки. Накрапывающий дождь перерастал в затяжную противную мокрядь. А это значило, что близилась пора расставания, чего очень не хотелось Маше.

Почти все спали в большом староверческом зимовье. Постепенно стих веселый смех девчат, негромкие разговоры и тихие напевы про молодость и любовь. Не слышится звонкого колокольчика Наташки, которая весь день провела рядом с Андреем: слушала, выпытывала, рассуждала и рассказывала сама обо всем на свете. За день общения с понравившимся ей человеком она выдала и восприняла столько информации, что подобное едва бы выдержал и перенес любой из самых терпеливых людей. Но Андрей выдержал. К вечеру они уже были самыми лучшими друзьями, потому что он ей все разрешал и доверял.

Где-то на перевале за черемшаными полянами забухала, заквохтала вспугнутая капалуха. Тревожно затрещали вездесущие дрозды, и сразу же, поддерживая их волнение, захрипели, зафыркали пасущиеся неподалеку стреноженные лошади.

– Пойду коней посмотрю.

Неторопливо сняв с сучка ружье, он привычным движением подкинул его на плечо и, бесшумно ступая, растворился в темноте.

Маша всегда поражалась походке Андрея, но до этой минуты она не могла понять, в чем заключается эта особенность. Что могло быть интересного в том, как он ходил? И только присмотревшись внимательнее, поняла: Андрей ходил совершенно бесшумно, плавно переступая. Он не шел, а плыл по воздуху, как крадущийся за добычей охотник. Впрочем, он и был хорошим охотником.

Как только стихли его шаги, Татьяна поднялась с земли, закинула за спину косу и, поправив на груди кофточку, хитро улыбнулась Ане:

– Пойду и я прогуляюсь!

Сладко потянувшись, Аня зевнула и, обращаясь к притихшей Маше, спросила:

– Ну а мы что, спать пойдем?

– Я еще немного посижу… – едва выдавила Маша неузнаваемым тихим голосом.

– Сиди не сиди, а сейчас уже ничего не высидишь и не дождешься! Танюха своего не упустит…

– Ты это о чем?

– Как это о чем? Думаешь, никто не видит, какими глазенками ты смотришь на Андрея? – понижая голос, опасаясь подслушивания, проговорила Аня и добавила: – Жаль мне тебя, Маша, но Андрей – птица не твоего полета. Лучше отступись, забудь. Смотри, сколько ребят на прииске – выбирай любого, все хороши! А Андрей уже давно Танькой занят… Так ты идешь спать или нет?

Так и не дождавшись ответа, Аня еще раз зевнула и, коротко махнув, скрылась за скрипнувшей дверью избушки.

Маша молчала. Не замечая ничего вокруг, она смотрела на огонь. Горькое чувство охватило девушку. Непроизвольные слезы выступили на глазах. Подкатившийся к горлу судорожный спазм перехватил дыхание. В голове беспрестанно бил победный набат, будто колокол передавал всей округе: «Вот и все, вот и все…»

Она не помнит, сколько прошло времени, отступившая реальность стерла границы уходящего и приходящего. Но вдруг совершенно неожиданно на ее подрагивающие плечи легла теплая охотничья куртка. Резко обернувшись. Маша увидела позади себя Андрея. Он смотрел на нее сверху вниз и, как всегда, улыбался уголками губ. Тяжелая мозолистая рука нежно коснулась головы девушки и осторожно, ласково погладила мокрые от дождя волосы:

– Замерзла, милая?

От непривычного слова «милая» огнем пыхнуло лицо и высохли слезы. Она не слышала, не видела, как и когда он пришел и повесил под навес ружье.

– Медведица балует с медвежатами. Она здесь живет, но коней не тронет – сыта. Корму много – трава большая, да и пучка уже по пояс, – говорил он просто так, как будто оправдываясь и объясняя самому себе, а не Маше. За разговором незаметно, автоматически подкинул в затухший костер два полена дров и присел рядом, плечом к плечу.

Она не отодвинулась. Тогда, даже если Маша и захотела это сделать, то не смогла бы. Руки и ноги мелко дрожали, но уже не от холода, как это было несколько минут назад. Они были впервые в жизни так близко друг от друга: Маша чувствовала щекой его дыхание. Ей не хватало ни сил, ни смелости что-то сказать или о чем-то спросить: все слова утонули где-то глубоко, в сердце, и не находили выхода. В голове молниями носились сумбурные мысли: «Почему он здесь? Почему молчит? Где Татьяна?» Как будто прочитав ее мысли, он негромко заговорил сам:

– Танька где-то по тайге бродит. Ничего, придет, никуда не денется…

Он расшевелил небольшой костер. Огонь вспыхнул, обдавая жаром, осветил лица. Чувствовалось, что Андрей ждал этого момента, повернувшись к Маше, он заговорил очень серьезно:

– Наконец-то мы с тобой первый раз в жизни вместе, вдвоем и наедине. Как я ждал этой минуты! Я давно хотел с тобой поговорить, думаю, что ты тоже… Машенька, я догадываюсь, о чем ты думаешь… Я вижу это по твоим глазам! Когда ты смотришь на меня, я чувствую, что ты что-то хочешь сказать… Но почему ты боишься меня и убегаешь, будто белка от аскыра? Ты мне очень нравишься…

Маша вздрогнула, искорки взгляда метнулись к его глазам и тут же испуганно бросились в сторону, а он, несколько осмелев, продолжал:

– Я вижу, Машенька, я знаю, что ты любишь меня!

Маша едва не задохнулась. Ей показалось, что у нее остановилось сердце. Костер перекинулся на лицо и уши.

Слова Андрея для Маши приятны и желанны. Она не могла противиться и тем более бороться с истинными чувствами своей трепещущей души. Маша молчала, опуская голову все ниже.

– Вот видишь, я не ошибался, – продолжал Андрей после некоторого молчания. – И хочу сказать тебе, что… тоже тебя очень люблю!

Крепкие руки Андрея прижали ее к своей груди. А потом был их первый, нежный, горячий поцелуй.

Андрей осторожно гладил рукой ее волосы, что-то шептал и не переставал касаться губами ее губ, щек, прикрытых глаз и горевшей огнем шеи.

Маша забыла обо всем на свете и желала только одного: чтобы эти минуты длились как можно дольше. Она уже не стыдилась небывалых прикосновений и, преодолев границу стыда, просто забыла об этом. Ее руки потянулись к Андрею, обняли его за шею.

Но эти прекрасные минуты были прерваны призывным криком Татьяны, плутавшей в темноте ночи в сотне метров от костра.

Маша дикой кошкой отпрянула от Андрея и, испуганно посмотрев ему в глаза, спросила:

– А как же Таня? Она же тебя любит!

– Ну и что в этом такого? Я же ее не люблю! Что мне она?

Из тайги вновь прилетело призывное «ау». Андрей ответил, и через несколько минут на свет костра не вышла, а вылетела мокрая, грязная и расстроенная Татьяна.

С каким злом она выстрелила глазами в сторону преспокойно сидящих у костра Маши и Андрея! А, увидев на плечах Маши куртку Андрея, заскрипела зубами. Не задерживаясь ни на секунду, она проскочила в избушку, специально оставив открытой дверь, после чего послышался ее злой и в то же время приторно-ласковый голос:

– Машенька! Пойдем спать!

Маше стало неловко оттого, что через дверной проем на них смотрят любопытные глаза девчат. Сняв с плеч куртку, девушка с любовью и надеждой посмотрела Андрею в глаза и, замерев на секунду, как будто прощаясь, убежала.

– Ты что же это, дорогуша, дорогу мне перейти захотела? – по-змеиному, зло зашипела Татьяна в ухо Маше. Но настойчивый шепот Татьяны, легкие толчки ладонью в бок, любопытные вопросы были очень далеки от Маши и в данный момент не имели никакого значения. Она молчала, счастливо улыбаясь в темноте, и думала о своем. На душе девушки было тепло и спокойно.