Читать книгу Теория жизни - Владимир Николаевич Туголуков, Владимир Туголуков - Страница 5

Познание начинается с вопросов, которые индивид задает себе, с недоумения. Без вопросов нет познания. Почему индивид задает вопросы и начинает мыслить? Мыслить – искать смысл. Все начинается с человеческого поиска смысла. Задавать вопрос – значит быть вопросом, проблемой. Смысл – в вечности, в соединении с Вечным Отцом, с которым индивид в разделении. Другого смысла индивидуальная жизнь не имеет. И задает этот вопрос индивид, разделенный с вечной и бесконечной жизнью. Индивиды, сущие в раю, вопрос этот не задают. Жизнь в изгнании начинается с вопроса о смысле жизни. Вопрос, состояние разделения есть начало мысли. С вопроса начинается мысленный поиск пути соединения разделенных сторон неблагополучной жизни. Индивид осознает себя конечным и преходящим индивидуальным телом в вечном и бесконечном мире, разделенным с вечной жизнью. Быть разделенным – природа сознания. Индивид, тождественный со своим окружением, не знает себя. В состоянии тождества индивид включен в мир, а в состоянии разделения исключен из него. Исключенный из мира, исключен и из жизни, поскольку жизнь есть соединение с миром. Существование индивида исключенным из мира есть мыслящая жизнь, самопознание. Индивид в этом состоянии есть в себе, в уме, в представлении весь мир. Такова природа жизни, что она, обретая препятствие своему полаганию себя вне себя, переходит в другое измерение. Когда жизнь останавливается, начинается мышление. Мышлением движет любовь к жизни, желание жить. Небытию духовной жизни, мышления противоположно совершенство практической жизни, бытие. Мышлению, действительному состоянию изгнания противоположна идеальная жизнь в раю, не нуждающаяся в познании.

Окончание дня есть окончание части жизни. В конце дня бывает иногда сожаление о том, что день закончился, и о жизни думается, что и она также закончится. День есть подобие жизни. В тот вечер, когда мать уже позвала домой, он, провожая взглядом заходящее солнце, в первый раз подумал, что и жизнь его также пройдет, как прошел этот летний день. Детство уходило, заканчивалась беззаботная жизнь. Утрачивались спокойствие и бестревожность, чаще приходила тоска. Дети не знают преходящести жизни, не понимают смерти. Не зная смерти, они и живут, и чувствуют себя так, как будто они вечны. Можно сказать, что жизнеощущение ребенка есть ощущение вечной жизни. Детство есть пора райской жизни индивида вместе с Отцом своим Вечным, когда смерти еще нет в мире и нет поэтому знания о ней. Индивид до изгнания из вечности не знает смерти. Он обретает знание о смерти, утрачивая вечную жизнь, становясь временным, преходящим. Знает о смерти тот, кто обрел себя изгнанным из вечности, стал временным. Остановленная жизнь знает свою преходящесть и познает путь вечности.

Жизнь в райском саду есть потребление плодов дерева жизни. Об этом дереве сказано в мифе: «и дерево жизни посреди рая» (Быт. 2, 9). Познания в раю нет и не может быть, потому что райская жизнь тождественна в себе, в ней нет разделения, нет противоречия. Отсюда следует, что дерево познания в райском саду не имеет никакого смысла – его там быть не может. Поэтому в тексте библейского мифа после фразы «и дерево жизни посреди рая», добавление «и дерево познания добра и зла» выглядит бессмысленным. Рай есть место жизни, но не познания. Познание происходит за пределами рая, на дальней окраине жизни. Древо познания возвышается не в райском саду, но в пустынной местности, на краю земли. Детское и, шире рассматривая, райское познание есть бессознательное чувственно-практическое научение жизни, общее всем животным. Оно достаточно для благополучной и непротиворечивой в себе райской жизни. Но познание добра и зла есть состояние утратившей свой смысл неблагополучной, остановленной жизни, задумавшейся о том, зачем она, и стремящейся к истине, идеалу. Жизнь в поиске своего смысла и в стремлении к истине, совершенству есть самопознание. Поскольку кроме самой себя для жизни ничего нет, то самопознание есть всеобъемлющее, единое познание. В раю нет такого познания и не может быть, но рай есть место непротиворечивой в себе, благополучной жизни. В раю не спрашивают, зачем жизнь. Райский житель не знает зла, ибо его жизнь есть потребление блага. Не зная зла, он не знает и добра. Только утрата добра позволяет его осознать. «Что имеем – не храним, потерявши – плачем». Только в состоянии зла индивид ценит и осознает утраченное благо. Только утрачивая вечную жизнь и обретая жизнь преходящую, индивид познает добро и зло, осознает утрату и обретение, идеал и действительность. Житель рая, обыватель не понимает вопроса о смысле жизни, потому что живет совершенной, истинной жизнью, исключающей мышление. В раю на зеленом лугу, под голубым небом пасутся овцы. Полнота бытия в доме Отца есть питание и размножение.

Детство переходит во взрослую жизнь. Взрослый индивид есть индивид определенного пола. Переход от детства к половой зрелости называют переходным возрастом, который, по сути своей, есть становление ребенка молодым мужчиной. Индивид в пору перехода – подросток, отрок. Становление ребенка юношей происходит в период между двенадцатью и четырнадцатью годами. В двенадцать лет индивид еще ребенок, а в четырнадцать – молодой мужчина. Но в душе он остается отроком, поскольку не живет еще жизнью мужчины. Девицы и молодые женщины смотрят в его сторону и тем очень смущают. В эти годы полового становления происходит переход к новой, с новыми радостями, жизни или, при неумении жить, изгнание из жизни. В это время определяется, какой жизнью будет жить индивид все последующие годы – несчастливой мыслящей, духовной или счастливой потребляющей, мирской, животной. Для одних, счастливых, взросление есть непротиворечивое продолжение детства, для другого это время есть изгнание из жизни, ее прекращение. Судьба в наибольшей мере определяется в это время. Истоки духа – в уходящем в свете заката детстве и невозможности продолжения жизни.

Подросток спрашивает у матери: «Зачем живут люди?». Почему был задан этот вопрос? Какое состояние жизни он выражал? Если раньше, в период детской жизни, ребенок к чему-то стремился, чему-то радовался, то теперь, когда прежняя жизнь закончилась, а новая не наступила, когда время остановилось, он не знает, зачем он, зачем его жизнь. В его жизни не стало того, к чему нужно стремиться, чему можно радоваться. Наверное, он бы не задумался о смысле, если бы жизнь его благополучно продолжилась, как она продолжается у большинства индивидов. В отроке произошла перемена, связанная со взрослением, и он стал другим. Повзрослевшему индивиду нужна другая среда, другая жизнь. Прежняя среда детства уже не соответствовала ему, он вырос из нее. Его тревожила неизвестность предстоящей жизни. Нужно было осваивать новую среду и новую жизнь. В это время, когда он вырос из своего детства, а новая жизнь не наступила, и был задан вопрос о жизни – зачем она, для чего.

Он не знает, для чего он живет. Он только что покинул рай, мир своего детства. Он словно путник в начале нового пути, когда он еще не обрел себе новой среды и новой жизни. Словно он из сказочного и доброго мира вышел в мир жестокий и злой. В течение многих лет после окончания детства он сожалел о том, что в мире отсутствует сказка. В этом сумрачном, безрадостном мире люди умирают, и он видел, как останки их уносили на кладбище. Для него было открытием, потрясшим его, то, что жизнь индивидов проходит, что они умирают. В этом тоскливом мире он открыл для себя преходящесть в непреходящем мире, в вечности. От людей остаются в вечность только памятники на их могилах. «Зачем жил человек?» – спрашивал он, стоя у могилы и читая даты рождения и смерти. Ему думалось, что кроме могильного холмика от индивида должно еще что-то оставаться и переходить в вечность, иначе он жил напрасно. В душе его было неприятие такой судьбы индивида, неприятие смертности и, вместе, убеждение в том, что после смерти индивида должны оставаться плоды его дел, его труда, чтобы помнили его люди. С тех отроческих лет, когда он осознал смерть, в нем жило убеждение, что памятник индивиду есть его дела, рукотворные или нерукотворные, остающиеся после него. Конечно, он был еще отроком, подростком. Он был выросшим, но не повзрослевшим. Он не знал и в шестнадцать лет, что юноша должен соединить свою судьбу с девушкой и оставить детей после себя. Он не думал в то время, не зная половой жизни, что вечность индивида – в его потомстве, что умерший индивид остается жить в своих детях. Дети, потомство есть лучший памятник индивиду. Он не знал этого и меньше всего думал об этом, когда задумывался в 12—13 лет, для чего живут люди. Единственный смысл жизни с тех отроческих лет он видел в том, чтобы жизнь прожить не зря, но оставить в вечность плоды своих дел, чтобы не спрашивал строгий отрок, стоя у его могилы – зачем человек жил.

Прежние радости жизни отошли в прошлое, а новых радостей он не знает и не предполагает даже. Жизнь не имеет смысла, если нет в ней чувственной радости, нет цели, влечения и удовлетворения. Подростку кажется, ибо он судит по себе, его мироощущение субъективно, что и другие люди не имеют никакой радости от жизни и также томятся от чувства бессмысленности. Ему жаль людей, кажутся тщетными их заботы и труды. Если в жизни нет чувственной радости, то она бессмысленна в своем самоощущении. Противоречие в том, что телом индивид становится мужчиной, но не живет соответствующей жизнью. Его исход из детства стал изгнанием из рая. Он не смог войти в новую, волнующую, притягивающую к себе взрослую жизнь. Окончание детства стало окончанием жизни. Жизнь стала невозможной и перешла в мышление. Осознание смертности человека, преходящести индивидуальной жизни с необходимостью приводит к вопросу о смысле жизни. Вопрос о смысле есть вопрос о пути продолжения жизни в вечность. Мышление и бытие несовместимы – жизнь неблагополучна, если она начинается с недоумения, с вопроса «зачем». Вопрос о своем смысле задает жизнь, которая остановилась и не может продолжаться. О смысле спрашивает бессмысленная, неблагополучная жизнь. Детская жизнь закончилось, но ей не пришла на смену другая жизнь. Не было других радостей и другого наполнения жизни, не было общения со сверстниками. Другие подростки играли с девицами, а он не был способен на такое поведение. С первых лет школьной учебы не мог смотреть на привлекательных сверстниц – они как будто ослепляли его своей красотой.

Жизнь стала пустой, ничем, соответствующим возрасту, не наполненной, безрадостной. Половая зрелость наступила раньше, чем у других подростков, бывших даже старше его. Он, бывший в классе меньше всех, в течение зимы обогнал по росту многих одноклассников. Внешне стал юношей, молодым мужчиной. Смущали взгляды девушек, насмешки ребят, отстающих в половом взрослении, остающихся еще детьми. Чувствовал себя очень неловко, стеснялся своего изменившегося голоса и внимания к себе. Результатом этой перемены стало отставание в учении. Вместо радостей этого возраста началась мучительная, похожая на пытку, жизнь. Стеснялся своего внешнего вида, своего лица. Навыков общения не было, общаться со сверстниками не умел, никогда не знал, о чем нужно говорить с другими. Все свободное от учебных занятий время отсиживался дома. Томился от безделья, не знал, чем заняться. Бестолково, бесплодно проходило время. К учению ни способностей, ни интереса не имел. Единственной радостью было чтение. Испытывал страх, неловкость, скованность, стесненность среди людей, в частности, среди сверстников. Измученный, с головной болью возвращался домой. Остро чувствовалась и осознавалась несвобода. Думалось, что и в заточении можно чувствовать себя свободней, чем на такой свободе, когда все стесняет и чувствуешь себя скованно и неловко. Хотелось жить нормальной, естественной жизнью в соответствии с потребностями и наклонностями своего возраста, но невозможно это было. Хотелось в те ранние годы жить свободно, чувствовать себя в среде естественно, непринужденно, быть в ней, как у себя дома. Приходил на ум образ рыбы, живущей в своей родной среде, в воде. Хотелось чувствовать себя в общественной среде так же свободно и естественно, как рыба чувствует себя в воде, но он чувствовал себя выброшенным из океана жизни на берег. Хотелось соответствия со средой, признания. Думалось, что нужно как-то измениться, стать таким же, как все, но не знал, как измениться, что делать. Это, конечно, была трагедия: быть молодым и не жить, не уметь жить соответствующей этому возрасту жизнью. Жизни не было, но было изгнание и начинающееся познание в мышлении.

Переживания тех лет, ставших уже далекими, трудно вспомнить в подробностях. Окончание детства было окончанием жизни, поскольку не было ее продолжения. Окончание детства, чтобы жизнь не останавливалась и не переходила в самопознание, должно быть началом новой жизни. Но новая жизнь не началась. В мир вошла смерть, и он потерял очарование рая, стал безрадостным. Часто была слышна в отдалении тоскливая музыка похорон – в то время похоронное шествие по городским улицам сопровождалось траурной музыкой. Самая главная перемена в сознании, связанная с окончанием вместе с детством и жизни, есть осознание смертности и утраты вечности, начало мышления. Не случайно осознание преходящести жизни, самопознание совпадает по времени с окончанием детства: детство не продолжилось новой жизнью, но она остановилась. Осознание обретенной преходящести и утраченной вечности есть одно понятие, форма самосознания. Настроение отрока в это время сумрачное, безрадостное, тревожное. Он изгонялся в мир, в котором его ждала трудная жизнь в поиске своего смысла, дела для вечности.

Остановленная жизнь переходит в форму самопознания. Изгнаннику из рая предстоит трудная жизнь, познание добра и зла, поиск смысла. Изгнание есть жизнь на кресте – именно крест есть дерево познания. В раю остались те, кто играли с девицами под деревом жизни и соблазняли их его плодами. Они непротиворечиво вошли во взрослую жизнь. Ева со своим змеем, соблазнившим ее, даже не заметили окончание своего детства – оно незаметно перешло в половую жизнь. Человек был изгнан из рая и принужден к познанию не за свою провинность. Но от вечности повелось такое распределение, что одни грешат, а другие страдают и возводятся на крест, одни живут, а другие познают добро и зло. Люди своей непомерной жизнерадостностью, своей жизненностью изгоняют из жизни тех, кто не так жизнерадостен, не так активен. Счастье одних – за счет несчастья других, всем поровну не бывает. Избранного сына Вечный его Отец изгоняет из рая, чтобы он познавал жизнь, ибо если все будут жить счастливо и блаженно, то кто будет творить вместе с Отцом новое небо и новую землю?

Он уходил из рая один – уходил, чтобы жить «со скорбью» (Быт 3,17). Ева со своим змеем осталась в раю потреблять плоды дерева жизни. Ева – это юная дева, красота, жизнь. Изгнанник, так влекущийся к девичьей красоте, обречен на жизнь без нее. Всегда человеческое общество делилось на центр и окраину. Можно и нужно рассматривать рай как центр жизни, а место изгнания – как окраину, край жизни. Жизнь есть потребление. Блага стекаются в центр, где и присваиваются способными индивидами. На окраине живут трудной жизнью, присвоение там затруднено. Девы устремляются в центр, где их красота потребляется благополучными индивидами. От века способные индивиды делили благо и красоту в том числе, но духовное развитие совершается от вечности неблагополучными мужчинами, для которых потребление красоты недоступно. Райская жизнь есть, по сути своей, благополучная, совершенная, истинная жизнь. О смысле жизни здесь вопроса не задают и к истине, соответствию не стремятся. Зла не имеют, поэтому и добра не знают. Как говорится, от добра не ищут добра. Отрок, изгнанный из вечности, вынужден жить другой жизнью. Господь Бог, изгоняя человека из рая, говорит о скудной, убогой и скорбной жизни, которая ждет изгнанника. Бог говорит о жизни без плодов дерева жизни, о жизни без смысла.

Все, приходящие в мир, приходят, чтобы жить. Все приходят жить, но не познавать. И он хотел жить, присваивать плоды дерева жизни. Но изгнан был из рая, из жизни и принужден к познанию. Оставшиеся в раю срывали плоды дерева жизни, брали даром цветущую красоту юных дев, а он был принужден к познанию добра и зла. Изгнаннику доступны только плоды дерева познания. Дерево познания возвышается вне рая, вне жизни и есть, по сути, дерево смерти. Бог сказал об этом дереве: «не ешь от него, ибо в день, в который ты вкусишь от него, смертью умрешь» (Быт.2,17). Жизнь за пределами рая, вне вечной жизни есть сущее небытие, познание. Есть только жизнь. Бытие и небытие, жизнь и смерть есть противоположные возможные формы жизни. Смерть, сущее небытие есть состояние остановленной жизни. Бытие и небытие есть потребление и познание, жизнь мирская и жизнь мыслящая. Индивид, обретающий плоды познания, есть умерший для мира. Бог не обманывает, когда говорит, что обретающий плоды дерева познания «смертью умрет». Только не познание есть причина прекращения жизни, но наоборот, прекращение жизни есть причина познания. Мышление есть жизнь в другом измерении, жизнь в себе, в уме, но не практическая жизнь во внешнем пространстве. Для внешнего мира, для жизни молодых жизнерадостных тел индивид, живущий в себе, умер, его нет в мире. Про изгнанника можно сказать, что он ушел из жизни, чтобы жить духом, познавать. Индивид, уходя от мира в себя, уходит в другое измерение жизни. Мышление, самопознание есть единственная реальная потусторонняя жизнь. Представление обывателей о потусторонней жизни как «загробной», наступающей после физической смерти индивида, есть беспочвенная фантазия. Бытие и небытие есть райская жизнь и жизнь на краю земли, в изгнании. Бытие и небытие есть и различные состояния психики: бытие есть рефлекторное потребление, бессознание, а небытие есть познающая жизнь, мышление. Бытие и небытие как противоположные формы жизни не могут сочетаться в одной жизни. Но познающий индивид знает и свою действительную жизнь как небытие, и знает бытие как свой идеал. Только индивид, живущий совершенной жизнью, не знает ни бытия, ни небытия, ни идеала, ни действительности.

Ребенок спрашивает своих родителей: «Зачем они, мать и отец, ходят каждый день на работу?» «Чтобы зарабатывать на жизнь, чтобы жить» – отвечают ему родители его. Ребенок был удовлетворен таким ответом, ведь он не знал еще, что жизнь проходит. Теперь, когда детство прошло и отрок понял, что и жизнь проходит, понял, что индивид смертен, все действия людей стали казаться бессмысленными, их усилия, труды стали казаться тщетными. Оттого и жаль людей. Отрок, знающий преходящесть и вечность, знающий смертность людей, спрашивает: «Зачем живут люди?». В преходящести смысла нет, смысл – в вечности. И в самом деле, для чего преходящее, для чего существует то, что заканчивается? Предыдущее для последующего, а то – в свою очередь для последующего и так выходит, что преходящее, можно сказать, служит вечному сущему, служит вечности. Преходящее событие есть материя вечности. Только о вечном не задают вопроса «зачем», только вечное есть сущее для себя, а преходящее – для последующего и, в конечном итоге, для вечности. Имеет смысл только вечная жизнь, а жизнь преходящая бессмысленна. Вечная жизнь есть и беспредельная жизнь, а преходящая жизнь имеет предел. Преходящая жизнь есть определенная, ограниченная жизнь. Предел преходящей жизни положен изгнанием из рая и «пламенным мечом обращающимся, чтобы охранять путь к дереву жизни». Смысл преходящего события – в вечности, определяется вечностью. Преходящее сущее имеет смысл, если оно служит вечности. Иначе, если преходящее существует только для себя, если не переходит в какой-нибудь форме в вечность, оно бессмысленно.

«Зачем жизнь» есть первый вопрос самопознания. Прежде тождественная в себе, жизнь разделилась на две стороны, идеальную и действительную, и стала искать отождествления. Отрок обрел себя смертным индивидом в, ставшем чуждым, вечном мире. Разделение жизни, прежде тождественной в себе, есть возникновение сознания, начало самопознания. Отрок изгоняется Отцом Всеобщим из вечности и должен найти свой путь в жизнь. Индивид осознает себя изгнанным и утратившим вечную жизнь уже будучи разделенным с Вечным Отцом. Пробудившееся сознание есть осознание изгнания из жизни вечной, утраты Вечного Отца. Изгнанник стал спрашивать: «Зачем преходящая жизнь?», стал искать путь вечной жизни. В изгнании он осознает, что имеет смысл только жизнь для вечности, служение вечности. Искать смысл своей жизни, ответ на вопрос «зачем жизнь» – значит искать путь в вечную жизнь, путь возвращения к Вечному Отцу. Каждый индивид есть, по природе своей, деятельное полагание себя в вечность. Остающиеся в раю, живущие благополучной половой жизнью размножаются и достигают тем самым вечности. Ему, изгнаннику из жизни, был недоступен этот путь. Ему нужно было искать свой путь в вечность, искать – зачем он, искать свое наполнение жизни, отвечать своей жизнью на вопрос «зачем жизнь». В нем рождался дух познания, возникало стремление к пониманию, но отрок в то время – в пору весны своей юношеской и весенних гроз еще не сознавал этого.

Жизнь есть полагание себя в вечность. Если индивиду недоступен путь жизни, то он вступает на путь познания. Кто не может жить, тот размышляет о жизни и деятельностью познания вносит свой вклад в вечную жизнь, живет для вечности. Вопрос «зачем живут люди, если они умирают» есть осознание отроком своего прехождения в вечности, осознание того, что преходящая жизнь имеет смысл, если она утверждает вечность. Это вопрос о своем назначении, смысле, о том, зачем он в мире, вечном и бесконечном. Жить нужно не бездумно, но целеустремленно, не развлекаясь, но трудясь. Ему и не удалось бы жить бездумно: жизнь в изгнании подчинена одной цели – возвращению в жизнь. Смысл имеет та преходящая жизнь, которая устремлена в вечность. Смысл имеет только вечная жизнь, но не преходящая, не временная. У человека должно быть дело для вечности. Отроку думалось, что не зря жили люди, оставившие для вечности плоды своего труда – творцы, исследователи природы, мыслители.

Смысл – мысль, понимание, понятие. «Смысл жизни» означает то же, что мысль о жизни, понятие, истина жизни. Индивид, задающий вопрос о смысле жизни, думает о совершенной, истинной жизни. Вопрос этот означает состояние недоумения, непонимания и начало мышления о жизни. Имеющее смысл – то, что может быть понято, отождествлено. Один из смыслов «понятного» – приемлемое, приятное. «Понять» в этом значении – значит «принять». Не имеет понимания, смысла зло, приносящее страдание, неприятное, как то, что не может быть принято. Зло как состояние неблагополучной жизни не имеет смысла, оправдания, понимания. Страдание и неудовлетворенность есть состояние непонимания, недоумения. Неблагополучный индивид не имеет радости удовлетворения желания, соединения с благом. Изгнанник из жизни страдает, потеряв привычную, соответствующую ему среду жизни. Он не может принять среду, которая ему противоречит, с которой нет соединения. Противоречие есть состояние непонимания, недоумения и вопроса жизни о себе, о своем смысле, вопроса «зачем». Состояние противоречия есть жизнь в форме вопроса, мысли жизни о самой себе. Каким-то образом природа индивида определяет возникновение мышления, если жизнь его неблагополучна. Нужно понять природу самопознания, переход жизни в форму мышления.

Индивид, по природе своей, должен к чему-то стремиться. Стремление есть действительное движение к предмету влечения, к вещи, состоянию. Осуществленное стремление заканчивается состоянием удовлетворенности и покоя. Жизнь есть соединение с необходимыми предметами среды, потребление. Остановленная жизнь не имеет возможности осуществления идеи, желания, влечения и не имеет состояния удовлетворенности. Индивид переживает в себе свое разделение со средой, с благом. Невозможность практики, разделение индивида с благом есть единство состояний чувственного созерцания и умозрения, форма самопознания. Мышление имеет форму переживания своего отрицательного практического опыта и мечты о благополучной, совершенной жизни. Мышление вначале оперирует образами, метафорами, а позднее и понятиями.

Неудовлетворенная жизнь задает вопрос «зачем жизнь» о смысле самой себя. Необходимо понять, почему возникает этот вопрос. Для понимания необходимо сравнить состояния благополучия и неблагополучия. Благополучие есть покой и удовлетворенность. Неблагополучие – беспокойство и недовольство собой. В потреблении беспокойство желания погашается. Отсутствие потребления, неудовлетворенность есть разделение желания и осуществления. Желание есть, а осуществления нет. Желание длится и принимает форму постоянного существования. Желание не имеет в совершенной жизни существования, но это незаметный идеальный момент, не имеющий длительности. То, что не осуществлено практически, материально, то осуществляется как мечта, представление идеала. Неосуществленное желание имеет форму представления, мысли об осуществлении, воображаемого соединения с благом. Неблагоприятное течение жизни есть временной разрыв возникшего желания, побуждения и осуществления: осуществления желания нет, оно отодвигается в будущее на неопределенное время. Неудовлетворенное желание есть состояние остановленного времени жизни. Остановленная жизнь есть остановленное время. Время совершенной жизни тождественно в себе, поскольку неразрывно – в нем нет разделения и различения прошлого, настоящего и будущего времен. Осуществление желания есть отождествление прошлого и будущего времен, непрерывное, не имеющее в себе различия и осознания, течение времени. Остановленное время есть разделенное и поэтому определенное в его моментах время, «распавшаяся связь времен». Разделение жизни есть разделение сознания. Неосуществленное желание есть представление осуществления, знание идеала. Разделяются и взаимно определяют друг друга действительность несовершенной жизни и представление совершенства, идеал.

Индивид, оказавшийся волею судьбы вне общей жизни, бездеятелен. Он не находит себя в своей деятельности, не знает, для чего, для какого дела он живет. Он бы хотел жить деятельно соответственно своему возрасту, но не может вследствие своей необщительности, неумения жить. Деятельность благополучных подростков есть общение со сверстниками, полнота практической жизни. Смысл жизни индивида состоит в том, что он делает, не думая о смысле, безмысленно, соответственно своему желанию. Не безразлично индивиду, чем ему заниматься, но жизнь должна соответствовать идее, склонности души. Смысл, следовательно, в осуществлении идеи, в своем деле, которое нужно найти. Только та деятельность дает удовлетворение, которая соответствует идее. Необходимый удел неблагополучного индивида – искать свое дело, свой смысл, назначение, мыслить о жизни. Поиск смысла есть поиск наполнения своей жизни. Идея в индивиде ищет свое осуществление. Удел неблагополучного подростка – жить в себе, в уме, в представлении, переживании, мышлении. Жизнь не может быть совсем бездеятельной, поэтому она принимает форму мышления, если не может быть практической. Смысл практической жизни – соединение с благом, удовлетворение потребности. Благополучные особи вопрос о смысле жизни не задают, но они безмысленны. Вопрос «зачем жизнь» есть начало самопознания, поскольку должно быть найдено свое дело для вечности, путь полагания. Смысл жизни есть путь, форма полагания индивидом себя вне себя. Жизнь, задумывающаяся о своем смысле, есть уже другая жизнь – не практическая, но духовная, мыслящая. Смысл любой жизни – служить своим делом вечности, продолжать и утверждать жизнь. Но духовная жизнь имеет особенный смысл и особенное служение. Духовная жизнь есть самопознание, и в этом состоит ее смысл и служение вечности. В конечном итоге на вопрос «зачем жизнь» каждый индивид отвечает самой своей жизнью, тем, для чего действительно она была, какими деяниями была наполнена. Ответ дает индивид своему Божественному Отцу и тому отроку, который будет спрашивать, стоя у могилы – «Зачем человек жил?». Но не по хотению индивида жизнь его складывается, не в его власти то, как он жизнь проживет. Есть иллюзия у благополучных индивидов, что они сами определяют свою жизнь и живут так, как хотят сами. И действительно, благополучная жизнь есть тождество идеи, желания и действительной жизни. Совершенная жизнь свободна, потому что она соответствует идее. Жизнь благополучных индивидов соответствует их стремлению, они свободно плывут по реке времени. Иллюзия тогда возникает, когда они начинают мнить себя творцами своей судьбы. В действительности никто не является вершителем своей жизни, своей судьбы, но все во власти Божественного Отца.