Читать книгу Два голоса, или поминовение - Владислав Броневский - Страница 116

В иерусалимском переулке

грусти чуть заметные следы...

Незаметно день смолкает гулкий,

вечер опустился на сады,

и сменяются легенды снами,

полными библейской тишины,

и лаванды дышат перед нами,

вдосталь ароматами полны.

Будто ниткой серебристой поднят

месяц к полуночным небесам,

Орион с Медведицей сегодня

дальний север указуют нам.

И на север улетают мысли,

суетливой мечутся толпой,

устремляются к родимой Висле

и к моей Варшаве дорогой.

Мы сидим с тобою, друг любимый,

тишиной захваченные в плен...

И внезапно в тишь Иерусалима

ворвался с мазуркою Шопен.

Хорошо играет незнакомый,

сердцу очень близкий пианист,

и звучит напев родного дома,

серебрист и, словно детство, чист.

Он мазурский, он куявский, что ли,

из родимых прилетел сторон,

нам о нашей неизбывной боли

и о радости напомнил он.

Он поет о молодой невесте,

он поет о конюхе больном,

о глухом отчаянье предместий

и о сердце страждущем моем.

Бабушка не раз мазурку эту

в темной комнате играла мне,

где казненных братьев два портрета

с давних лет висели на стене.

Спят два брата, в кунтуши одеты,

похоронены в саду родном...

Неожиданно в скитаньях где-то

бабушка заснула вечным сном...

Тяжко-тяжело басы нависли,

неуемна трель высоких нот,

скоро сердце по родимой Висле

вдоль лесов сосновых поплывет.

Сердце, ты скитаешься по свету,

ты – бродяга па пути большом,

ты взволновано мазуркой этой,

как скрипичным заперто ключом.

Ночь полна блаженного досуга,

пианист играет в поздний час...

Но не слишком ли, моя подруга,

эти клавиши терзают нас?