Читать книгу Два голоса, или поминовение - Владислав Броневский - Страница 222

Письмо пишу из дали далекой,

из комнаты соседней,

из-за стены, где встречусь с тревогой,

узнаю столько волнений.

Пишу через стену к тебе и думаю:

если б и гибель над миром нависла,

эти слова – холщовые, грубые, —

как из клише, я успел бы оттиснуть.

Все было: домик, и кот, и пёс,

и столько счастья всюду,

что нынче до боли хочется слёз,

без слёз – трудно.

Меня из этого дома когда-то

взяли насильно, сразу...

И этим стихом моим, всем его складом

я лишь тебе обязан.

Вторую ночь зеваю сам

и спать жене мешаю.

Да ну! – какой там сон к чертям:

июль, а пахнет маем.

Под синевой покос на склоне,

увяли стебельки.

Была погода благосклонна —

с твоей руки.

Красиво было? Определённо,

тут – правды проблески:

Велосипед в траве. Влюблённость.

И облако.

Стихи всё короче,

все меньше дней впереди...

Мой ветер юный, дни и ночи

гуди!

Я вспыхну мгновенной искрой,

если нужен кому этот дар.

Вей, мой ветер, шалый и быстрый,

несущий пожар.

Стихи не угаснут вовеки,

сколько б ни кануло дней,

но ты, но ты, мой ветер,

вей!

Пробудить в себе звуки Шопена

или Норвида с «Памятью Бема»,

и на миг – если только возможно —

повстречаться с твоим Утешителем скорым —

Адамовым Водным Простором,

чтобы в во́ды пролить серебристые

твои слезы – Лучистые, Чистые…

Ты об этом мечтаешь, художник?

Как это славно – глаза откроешь,

и сразу – целый мир пред тобой,

и ты его в радость уронишь,

и ты его оденешь в любовь.

Но золото может покрыться шлаком,

если ты закроешь глаза.

Радость? Она затянется мраком.

Любовь? Ее обольет слеза.

Так пусть же до полного ослепленья

будут открыты глаза твои:

на радость жизни, радость творенья —

на все, что достойно любви.

Он не был мне первым встречным,

я знал о нём многое: вроде

того, как штаны через плечи

стянуть и как жизнь проходит,

я знал: он, шутя, в апельсине

найти мог волшебное что-то —

и все мы – в пляс, до бессилья,

я знал, что шекспировский Боттом,

с ослиной на час головою,

в горячей его и честной

душе уживался с героем,

что носит портрет принцессы.

Уберечь от забвенья мечтал он

весь мир и тебя, Наталья...

«До свиданья, мой друг, до свиданья»,

прочней ностальгия с годами.

Как мне нравятся эти березы —

бают, бают, навевают грезы.

Все они – кресты погибших наших,

наших лучших, рядом с нами павших.

О любви, о войне, о смерти

тихо шепчут мне березы эти.

Каждая из них прекрасней мая,

тихо шепчет, крону поднимая.