Читать книгу Когда цветут кувшинки - Владислав Фомичев - Страница 1

Сначала был только мрак. Но стоило Дельфине прикрыть глаза – и он уступал место воспоминанию, вгрызающемуся в разум, как ржавая игла под ноготь. Всё произошло в одно мгновение – удар, крик, пламя – но память, словно издеваясь, раз за разом прокручивала этот миг, растягивая его до мучительной ясности. Будто сама Тьма пожелала, чтобы она никогда не забыла.

Во сне страх подкрадывался к горлу, сжимал его, как холодные пальцы. Она знала: за закрытыми веками её ждёт то же – огонь, кровь, голос, выкрикнувший последнее слово. Но просыпаться было ещё страшнее. Потому что после пробуждения приходило понимание: это не кошмар. Это – реальность.

На этот раз ей даже не дали открыть глаза самой. Резкий скрип – дверь распахнулась, и сердце рванулось в груди, как у зверя, загнанного в угол.

Но в проёме стояла не угроза.

– Внизу никого, – сказала Джесс, захлопывая за собой дверь.

Голос подруги вернул ей дыхание. Дельфина села на край скрипучей кровати, будто сила покинула тело.

– Может, мне сдаться? – прохрипела она

Джесс не медлила ни секунды. В два шага подлетела к подруге – и звонкая пощёчина распласталась по щеке Дельфины.

– Ты с ума сошла?! – прошипела она. – Я из-за тебя всё бросила. Всё! Ты втянула меня в это – значит, теперь мы будем бороться вместе. До конца. До самой последней твари, что осмелится встать у нас на пути.

Дельфина сжалась, прижимая ладонь к пульсирующей щеке. Она ничего не ответила – только опустила взгляд. Слёзы вырвались помимо воли.

Ярость Джесс сменилась внезапным раскаянием. Она опустилась на колени и прижалась к подруге.

– Прости… Я не хотела, – прошептала она, – просто… ты не смеешь сдаваться. Не ты.

– Я не хотела, чтобы ты страдала, – Дельфина захлёбывалась. – Я не хотела, чтобы ты потеряла всё…

– Я знаю, – тихо ответила Джесс.

– Я больше не могу…

– Сможешь. Пока мы вместе – сможешь.

Они сидели в этой крохотной комнате, где едва помещались две кровати и старое запотевшее окно, с которого не открывался никакой вид. Только крыши. Только серость. Тишина длилась несколько минут.

Наконец Джесс поднялась. Погладила Дельфину по щеке и поцеловала в лоб.

– Нам пора. Я внизу, закажу завтрак.

Уже на пороге, она обернулась.

– Я тебя люблю.

Когда дверь захлопнулась, Дельфина вытерла слёзы и встала. Слова подруги будто зажгли в ней искру. Она не имела права сдаваться. Не теперь.

На двери висело старое, мутное зеркало, покрытое пятнами и царапинами, словно и оно не раз страдало от грубых рук. Дельфина остановилась перед ним, машинально потянулась к щеке, но тут же вздрогнула от боли. Кожа там пульсировала, уже наливалась синевой от удара, но не этот свежий след заставил её задержать взгляд.

В зеркале отражалась не она – отражалась девочка, стоявшая в углу, с поджатыми плечами и дрожащими руками, стараясь не смотреть в глаза зверю, что называл себя её отчимом. Стук шагов по полу. Скрип ремня. Зловещая тишина перед бурей. И снова – удар. Сначала по спине, потом по руке, которой пыталась прикрыться. Потом – по лицу. Метко, с яростью, с холодной, выверенной жестокостью.

Звук этих ударов будто снова наполнил комнату. Звонкий, хлёсткий.

Она моргнула. Девочка исчезла. Осталась она – постаревшая, измученная, с потухшим взглядом, но ещё живая. Пока живая.

Дельфина провела пальцами по щеке. Та горела – не только от удара Джесс, но и от призраков прошлого, которые всё ещё жили в её теле. Это было похоже на метку. Метку того, кем она стала. Ведьмой. Беглянкой. Убийцей.

Стиснув зубы, она отвернулась от зеркала. Боль отдала в висок, но она не остановилась. Собрала всё, что у неё было, сунула в сумку и вышла из комнаты.

Внизу действительно было пусто. Лишь хозяин таверны мрачно протирал стойку. Джесс сидела в дальнем углу, почти в тени, за столом с двумя мисками чего-то, напоминавшего мясную кашу.

– И что у нас за план? – прошептала Дельфина, усаживаясь рядом.

– Сначала – еда, – ответила Джесс, пододвигая ей миску. – Может, это наш последний завтрак.

Есть не хотелось. Уже много дней её желудок сжимался от страха, а не от голода. Но она знала – без сил не выжить. Взяла ложку. Проглотила.

– У нас всего три золотых и сорок восемь серебряных, – сказала Джесс и выложила на стол мешочек.

Дельфина узнала его сразу. Небольшой, тёплый от тела подруги, мешочек из тёмной ткани с вышитыми золотыми нитями кольцами. Её сердце сжалось. Это был тот самый – свадебный. Они вышивали его вместе, сидя у окна вечером, смеясь и мечтая о будущем. Тогда в нём хранились не просто монеты – в нём жила любовь, надежда, тихое счастье, которое, казалось, было совсем рядом.

А теперь он лежал на грубом деревянном столе в чужой таверне, почти пустой. И ради неё.

– Джесс… – Дельфина смотрела на мешочек так, будто он прожигал ей душу. – Прости… Прости, что лишила тебя всего. Будущего. Его.

Слова срывались с губ вместе с всхлипами. Она уткнулась лицом в ладони.

Джесс быстро убрала мешочек за пазуху, будто пыталась скрыть его, стереть напоминание.

– Не говори так. Сейчас главное – ты. Ты жива. И я рядом. Всё остальное… я сама так решила.

Дельфина лишь качнула головой, всё ещё не в силах справиться с горечью. Она знала: такую жертву нельзя отдать обратно. Никогда.

– Мы могли бы купить лошадь, – сказала она, – но тогда не останется ни на еду, ни на ночлег. А пешком – значит, дольше и опасней.

– Убегать куда? – Дельфина всхлипнула. – Они везде нас найдут. Мы будем вечно скрываться… от таверны к таверне. До тех пор, пока…

– Пока не достанут? – перебила Джесс. – Нет. Есть шанс. На юго-востоке, у подножья Бесконечных гор, есть монастырь Белатрис. Один торговец рассказал о нем моему муж… мне… уединённое место, почти на границе. За службу – еда и крыша. Там нас никто не найдёт. Времени выиграем достаточно.

В таверну вошли двое мужчин, и воздух сразу словно сгустился.

Первый был низким, но плотным, с бочкообразной грудью и руками, как обтёсанные пни. Его лицо заросло щетиной, на шее висела верёвка с засохшими амулетами – дешёвыми, якобы оберегающими от ведьминой порчи. Глаза у него были мелкие, колючие, всегда щурящиеся, будто он в любую секунду готов кинуться на добычу. Шагал он медленно, но с какой-то хищной тяжестью, как медведь, который знает свою силу.

Второй – полная противоположность. Высокий, жилистый, с длинными руками и оскаленной ухмылкой, он двигался легко и быстро, будто всё в нём состояло из сухожилий и злобы. Лицо у него было узкое, вытянутое, с кривыми зубами и парой старых, заживших шрамов, один из которых пересекал верхнюю губу, из-за чего его речь звучала гнусаво и хрипло. Глаза – бегающие, не задерживались ни на чём дольше мгновения. Он больше напоминал голодного ворона, готового клевать всё, что плохо лежит.

Они оба были одеты в поношенные, тёмные кожаные куртки, с пятнами грязи и засохшей крови на рукавах. Мечи – короткие, ржавые, но явно часто использовавшиеся – висели на поясах, словно продолжение их самих. От них пахло потом, дешёвой выпивкой и чем-то ещё – чем-то звериным и недобрым.

Когда они вошли, трактир будто приглушил дыхание. Даже старый Бен за стойкой на миг замер, прежде чем фыркнуть и начать готовить заказ.

Эти двое не выглядели как простые пьяницы – в них чувствовалась опасность. Такая, что даже уставший ветеран постарался бы не встречаться с ними взглядом. Таких не брали в армию, таких избегали даже охотники. Они жили за счёт чужой боли и не скрывали этого.

Худощавый шагал легко, почти танцуя, будто наслаждаясь каждой секундой своей дерзости. Его сапоги скрипели по полу, руки болтались по бокам, но пальцы подёргивались, будто он был вечно на грани схватки или готов схватить первое, что попадётся под руку – кружку, чужой кошель или чью-нибудь грудь.

Он подошёл к столу, запрокинул голову набок и осклабился, открывая гнилые зубы. Один глаз подёргивался от старого тика, второй смотрел на Джесс и Дельфину как волк, впервые увидевший овцу, не загнанную до смерти.

– Доброе утро, милые леди, – протянул он с голосом, словно смазанным тухлым жиром. – Не хотите ли скрасить день двум утомлённым, но полным страсти мужчинам?

Он сделал движение бёдрами, будто танцевал перед ними мерзкий, непристойный танец, и громко фыркнул, сам наслаждаясь своим «шармом». От него разило прокисшим пивом, потом и мясом, давно застрявшим между зубами.

– Бери свои яйца в кулак и кати их подальше от нас, а не то они у тебя будут всмятку, – выплюнула Джесс, хищно усмехнувшись и вытянув кинжал из-за пояса.

Он не испугался, но и шаг назад сделал. Ухмылка на секунду сползла с его лица, как жир с холодной похлёбки.

– Эх, горячая штучка, – процедил он. – Такие даже интересней.

Из-за стойки донёсся голос трактирщика:

– Каспер, отвали от клиентов, пока я тебя сам не вышвырнул.

– Бен, дружище, я только поздороваться, – заулыбался бандит и подмигнул Дельфине. – Если что мои яйца покатились к бару.

И, пошатываясь, он отправился к своему товарищу, оставив за собой шлейф вони, грязи и мерзости.

Скрипнула дверь. В таверну вошёл человек в дорожном плащ-пыльнике, насквозь промокший от недавнего дождя. Он был худ, но движения его были точны, будто он уже тысячу раз делал одно и то же – открывал двери, вешал объявления, уходил. Лицо скрывала широкополая шляпа, а в руках он держал свёрнутый пергамент с печатью.

Посыльный молча прошёл мимо столов, не обращая ни на кого внимания, подошёл к доске объявлений, висящей между двумя кривыми окнами, и прикрепил новый лист. Его гвозди вбивались в дерево с сухим щелчком, как выстрелы в тишине.

Каспер, сидевший за стойкой, хмыкнул и кивнул на новоприбывшего:

– Гляди-ка, кого принесло. Интересно, кого на этот раз зажравшиеся охотнички разыскивают? – Он поднялся со скрипучего табурета и пошёл в сторону доски, шаркая подошвами, как ребёнок, учуявший новый способ развлечься.

– В награду предлагают пятьдесят золотых за живых. Ведьмы, – коротко ответил посыльный, не оборачиваясь.

– Пятьдесят? – Каспер присвистнул. – Да за такие деньги можно месяц жить в борделе и умереть с улыбкой на лице.

Он сорвал листок с доски, пробежал глазами текст, и его губы растянулись в широчайшую ухмылку. Затем он вдруг расхохотался – громко, с надрывом, хлопая себя по бедру.

– Дай гляну, – гудел сзади его напарник, Дик.

– Да тут одна из них как будто знакома… – Каспер медленно обернулся, прищурившись в сторону дальнего угла. Его глаза остановились на Дельфине.

– Шлюхи нынче дорогие, – проворчал он, словно размышляя вслух. Потом резко сорвался с места. – Хватай их, Дик!

Он бросился вперёд, как в азартной игре, словно хватал не ведьм, а кубики, выпавшие со стола. Его глаза горели – не жадностью даже, а тем безумным восторгом, с каким ребёнок находит новое развлечение. Как будто всё происходящее было не на жизнь, а на забаву.

– Давай, давай, птички, сыграем! – выкрикнул он, вытаскивая нож из-за пояса.

Каспер двинулся первым – стремительно, точно кошка на запах крови. В его руке мелькнул нож, а на лице растянулась хищная ухмылка. Джесс оттолкнула табурет, встала между ним и Дельфиной. В её руках – кочерга, тяжёлая, закопчённая.

– Назад! – крикнула она, но голос её дрогнул.

Каспер не остановился. Он метнулся вперёд, ударил по кочерге. Сыпанули искры. Джесс вскинула руки, снова удар – прямой, по плечу. Раздался хруст. Он зарычал, как зверь, и ударил её кулаком в живот. Джесс согнулась, осела на пол.

– Джесс! – вскрикнула Дельфина.

Её пальцы сами схватили бутылку – пальцы, давно уже не чувствовавшие тепла. Метнула. Стекло ударило его в висок, разлетелось. Каспер пошатнулся, кровь залила глаз, но он только оскалился. Смех его был безумным.

И тут появился другой – Дик. Широкоплечий, с дубиной в руках. Он влетел в них, как стена. Удар – и Дельфина отлетела к стойке спиной. Глухая боль прорезала её до самого позвоночника.

И тут, в этом глухом ударе, в раскатах боли, изнутри поднялось нечто – древнее, страшное. Вспышки – не света, а памяти. Рука отчима, сжимающая волосы. Хриплый смех над её плачем. Плеть, спускающаяся по коже. Крики, запертые в горле. Всё это вспыхнуло в ней, как костёр в сухой траве.

Дик схватил Джесс за волосы, выволок её, будто куклу. Она брыкалась, царапалась, укусила его. В ответ – удар. Хруст. Кровь из носа хлынула ручьём.

Дельфина вскрикнула – но это был не крик. Это был срыв, надлом. Грудь вспыхнула изнутри, словно там пульсировал тлеющий уголь. Воздух стал вязким, тяжёлым. Пыль на полу затрепетала, кружки на полке дрогнули.

Каспер медленно обернулся к ней. Его лицо было в крови, а глаза – в каком-то мрачном восторге. Он протянул к ней руку. Пальцы почти коснулись подбородка.

И тогда Дельфина почувствовала, как нечто внутри вырывается вперёд. Тепло в груди стало жаром, жар – пламенем. Ещё миг – и она бы вспыхнула вся, как сухой клочок бумаги.

Но прежде чем она успела – Джесс снова поднялась. С ножом. Он был кухонный, тупой, со сколотым лезвием. Она вонзила его в бедро Дика, резко, с яростью.

Дик завопил. Отпустил её.

– Беги! – закричала Джесс, кровь стекала по её губам.

Дверь таверны распахнулась с треском – деревянные петли завизжали, как раненый зверь. Джесс вылетела первой, схватив Дельфину за руку. Та споткнулась, но подруга потянула её вперёд, и они вместе бросились прочь – прочь от криков, разъярённых голосов и скрежета выхватываемого железа.

Серое утро с глухим туманом сдавливало улицу. Дома стояли, будто немые свидетели, холодные, чужие. Из-за спины раздался мужской рёв:

– Стоять, ведьмино отродье!

– В лес! – выдохнула Джесс. – Живо!

Башмаки хлюпали по влажной земле. Пыль ещё не успела подняться – ночь только отступила, солнце не пробилось сквозь тяжёлые серые облака. Грязь цеплялась за ноги, подол платья Дельфины разорвался о колючки у дороги. Но она даже не почувствовала – в груди стучал страх.

Слева темнел лес – плотный, сырой, будто только вынырнувший из сна. Девушки свернули туда, нырнув между деревьями. Ветви тянулись, царапали руки и щёки, оставляя на коже тонкие кровавые следы. Туман здесь был гуще, как молоко, и скрывал их силуэты, словно укрывал от глаз преследователей.

– Они идут! – шепнула Джесс, оборачиваясь. В её голосе дрожал ужас.

Позади, между стволами, мелькнул силуэт – тяжёлые шаги, звон металла, кто-то ругался, спотыкаясь о корни. Один из бандитов. Возможно, не один.

– Быстрее… – прохрипела Дельфина, сбиваясь с дыхания. – Мы не успеем…

– Успеем! – Джесс почти зарычала, хватая подругу за запястье и таща за собой вглубь чащи.

Ночь стекала на землю тяжёлой тьмой. Луна пряталась за облаками, и лишь редкие просветы в небе давали достаточно света, чтобы различать очертания деревьев. Лес позади словно сгинул в другой мир – чернильный, вязкий, наполненный дыханием опасности. Девушки шли молча, подгоняемые страхом, который не отпускал с самого утра.

Вскоре впереди показался силуэт – крыша, аккуратно сложенные дрова, низкий плетень. Дом. Сбоку – амбар, высокий, крепкий, с толстыми брусьями и тяжёлой дверью. Над усадьбой не поднимался дым, окна были тёмными – спали. Или ушли? Нет… В воздухе ещё витал запах очага, сена, лошадей.

– Жилая ферма, – прошептала Дельфина, с тревогой оглядываясь. – Но, кажется, все спят.

– В амбар, – тихо сказала Джесс. – На ночь. До рассвета. А потом – уйдём.

Они перелезли через плетень, стараясь не задеть ни одну ветку, не спугнуть сонное молчание дома. Под ногами похрустывали обломки веток, в темноте резало глаза – но страх двигал вперёд. Где-то в курятнике раздалось испуганное кудахтанье. Девушки затаились. Тишина. Никто не проснулся.

Амбар открылся с лёгким скрипом. Внутри пахло сеном и лошадьми. В углу стояла телега, на гвоздях висели сбруи, мотки верёвки, мешки с зерном. На полу – свежая солома. Видно было: место ухоженное. Но сейчас, в эту ночь, оно стало их убежищем.

Они устроились в дальнем углу, под самым углом крыши, где свет не пробивался даже через щели. Дельфина свернулась первой, обняв колени.

– Если нас найдут…

– Не найдут, – перебила её Джесс. Голос был тихим, но твёрдым. Она села, глядя на распахнутую щель между досками. – Не здесь. Не этой ночью.

Мир будто затаил дыхание. Ветер, шептавший в кронах, стих. Дом молчал. Всё вокруг дремало, как зверь, уткнувшийся мордой в лапы.

А две беглянки, затерявшиеся в этом чужом покое, наконец позволили себе выдохнуть. В ту ночь Дельфина в первые за долгое время канула в сон не прокручивая в голове, как она убивает своего отчима.