Читать книгу Когда цветут кувшинки - Владислав Фомичев - Страница 2

Солнце только-только пробивалось сквозь щели в досках амбара, когда скрипнула дверь.

Дельфина проснулась мгновенно – от хруста. Сердце ударило в груди так громко, что она испугалась, что его услышат. Рядом Джесс, сбив одеяло из соломы, крепко спала, уткнувшись в плечо подруги.

Шаги. Тяжёлые, неровные. Дощатый пол застонал под чужими сапогами.

– А ну-ка вылезай, кто там! – раздалось хриплым голосом. Мужской. Старческий. Но вовсе не слабый.

Дельфина замерла. Она хотела нырнуть в темноту, раствориться в сене, стать воздухом. Но было поздно – в проёме показалась фигура.

Старик. Высокий, жилистый, с густой, седой бородой и испачканным в земле плащом. В одной руке он держал фонарь, а в другой – кривой, ржавый серп.

– Чужаки… – протянул он, сузив глаза. Свет фонаря дрожал, прыгая по лицам девушек. – А ну, отвечайте: вы кто такие и чего в моём амбаре забыли?

Джесс вскочила, заслонив собой Дельфину.

– Прости нас, пожалуйста, – сказала она быстро. – Мы просто… мы сбились с дороги. Мы не хотели ворваться. Просто… спрятаться. На одну ночь.

– Воры? – Старик шагнул ближе, с подозрением в голосе. – Беглянки? Ведьмы?

Дельфина вздрогнула.

– Нет, – выдохнула она. – Мы просто… просто устали. Мы весь день были в пути, а когда стемнело немного заплутали и вышли на вашу ферму. Мы не хотели зла.

Мужчина долго молчал. Освещал их лица, словно выискивая ложь в каждом мимолётном движении.

– Заплутали, значит, – наконец произнёс он. – Ну что ж. Бывает.

Он опустил серп.

– Этот мир с ума сошёл. Один другому не рад, стучит, сдаёт, убивает. А девчонки, глядите вы только… вроде не ведьмы.

Он мотнул головой:

– Ладно. Уходить – уходите по-тихому. А коль голодные, то пройдём в дом. У меня там каша осталась. Куры не расклёвывают – так хоть люди доедят.

– Вы… пускаете нас? – не поверила Джесс.

– Пока вы не сунули мне нож под рёбра, я человек добрый, – буркнул он. – Только и запомните: ферма – не убежище. Долго здесь не живут, если за ними по следу идут.

Он развернулся и пошёл, хромая, обратно к дому.

Они переглянулись. Джесс едва заметно кивнула. А Дельфина поднялась медленно, с опаской – будто что-то в ней не позволяло довериться доброте просто так.

Дом Варна вырос из темноты как призрак старых времён – двухэтажный, крепкий, с закопчёнными ставнями и покосившимся флюгером на крыше. Но внутри не было ни холода, ни запустения: за порогом девушек встретило тепло, пахнущее печёным хлебом, копчёным мясом и сушёными травами.

– Ну же, заходите, – сказал старик, открывая дверь шире. – Холод не терпит колебаний.

Они прошли внутрь, и Дельфина почувствовала, как потихоньку оттаивают пальцы. Комната была просторной: очаг потрескивал жаром, вдоль стен тянулись полки с банками и керамикой, а в углу стояла добротная дубовая лестница, ведущая на второй этаж.

– Я Варн. Живу тут не один, – сказал старик, наклоняясь к очагу, чтобы подбросить дров. – Жена моя, Фиона, наверху. Болезнь её скрутила – не двигается, не говорит… Но глаза у неё живые. Всё понимает, я уверен.

Он поставил на стол глиняный кувшин с водой, достал из печи свежую лепёшку.

– Можете остаться у меня на пару дней, если надо. Дом большой, комнаты пустуют. Раньше тут мои сыновья жили… – он замолчал, как будто сам себе оборвал мысль, и махнул рукой. – Да и не в этом суть. Я тут один со всем хозяйством, да ещё с Фионой. Всё разом не потянуть.

Он уселся за стол, уставившись в огонь.

– Завтра на заре поеду в город. Урожай везу продавать – осень не ждёт. Возвращусь дня через три, может четыре. Так что если останетесь, прошу вас… приглядывайте за домом и за Фионой. Её не нужно никуда переносить, просто покормить, лицо умыть… Поговорить с ней, может. Она слышит.

Он поднял глаза, и в них было что-то тронутое – печаль, усталость и надежда, что всё ещё может быть не напрасно.

– Платить не могу, – добавил он. – Но жильё, тепло и еда будут ваши. А если что нужно – скажите, я из города привезу.

Дельфина посмотрела на Джесс. Та, не говоря ни слова, кивнула. После бегства, страха, сырости амбара и шагов, преследовавших их сквозь лес, этот дом казался почти святым местом. И старик – не чудом, а человеком. Настоящим, простым, с грубой ладонью и голосом, в котором звучала жизнь, прожитая с болью и добротой.

– Мы останемся, – сказала Дельфина тихо. – Спасибо, Варн.

Он улыбнулся впервые.

– Вот и славно. А теперь поешьте, согрейтесь. Комната ваша будет наверху, напротив нашей спальни.

Варн долго не говорил, лишь шагал по деревянной лестнице, скрипевшей под его тяжестью. Девушки шли за ним молча, держась ближе друг к другу. Дом был просторным, с высокими потолками и широкими окнами, сквозь которые в комнату падал мягкий, медовый свет. Воздух пах сушёными травами, печным дымком и чем-то почти забытым – спокойствием.

Старик остановился у двери на втором этаже и обернулся к ним.

– Она не говорит… уже много лет, – тихо произнёс он. – Но слышит всё. И чувствует. Я… я просто хочу, чтобы вы знали.

Он толкнул дверь плечом.

Комната встретила их тишиной и светом. Стены были выкрашены в тёплый, выцветший цвет, пол покрыт самотканым ковром, на тумбе у кровати стоял глиняный кувшин с полевыми цветами – ромашками, васильками и несколькими маковыми головками. Рядом – сложенная стопкой свежая простыня, аккуратно перевязанные пучки трав, горящая свеча, будто кто-то только что её зажёг. Всё здесь дышало заботой.

На широкой кровати, укрытая одеялом до пояса, лежала женщина. Лицо у неё было тонким, почти прозрачным, как у фарфоровой куклы. Глаза – ясные, голубые, с тонкой сетью морщинок вокруг. Она не могла повернуть головы, но, услышав шаги, медленно перевела взгляд на дверь.

– Фиона, – мягко сказал Варн, входя в комнату, – это Дельфина и Джесс. Они немного побудут с нами. Помогут по хозяйству. Я подумал… ты будешь не против.

Он подошёл к кровати, сел на край и нежно взял жену за руку. Она слабо моргнула. Варн провёл пальцем по её щеке – с таким бережным трепетом, будто касался лепестка.

– Видите, – обернулся он к девушкам, – она всегда была самой сильной из нас двоих. Даже теперь. Не сдаётся.

Дельфина опустила взгляд. Сердце сжалось. Этот человек – солома в седых волосах, мазоли на руках, – он жил в тени боли, но не утратил тепла. И продолжал любить так, будто каждый день – последний.

Фиона снова посмотрела на них. И в её взгляде, несмотря на неподвижность, была тёплая, почти материнская доброта.

– Мы… поможем, чем сможем, – тихо сказала Джесс.

Варн кивнул. Он всё ещё держал жену за руку, как будто боялся, что отпустишь – и всё исчезнет.

Прошло несколько дней. Тревога и страх, что ещё недавно гнали их прочь сквозь лес, начали понемногу отступать, как ночной туман под утренним солнцем.

Жизнь в доме Варна текла неспешно, но не была праздной. Каждому нашлось дело – простое, земное, но в этом была своя правда, своя целительная сила.

Утром, чуть забрезжит рассвет, Варн с Джесс выходили во двор. Старик кряхтел, поднимая деревянные ящики с яблоками и пучками трав, а Джесс ловко набрасывала платок, закатывала рукава и помогала с погрузкой телеги. Работала она охотно, с тем упрямым рвением, которое росло из глубины боли. Каждое движение словно доказывало себе: она может. Она выстоит.

– Осторожнее с капустой, – ворчал Варн, но в голосе его была улыбка.

Пока они ехали на рынок в соседний город, Дельфина оставалась дома.

Она подметала деревянные полы, мыла полки, растапливала печь, стирала одежду, варила густые супы и компоты. А главное – ухаживала за Фионой. Сначала боялась: как прикоснуться, чтобы не сделать хуже? Но потом научилась. Движения стали мягкими, почти привычными. Она заплетала Фионе волосы, меняла простыни, рассказывала, что было утром – как птицы пели под крышей, как за огородом показалась лиса. И, казалось, Фиона её слышала: моргала чуть чаще, смотрела дольше, чем обычно.

Иногда Дельфина ставила у окна табуретку и читала вслух – старые книги с пожелтевшими страницами. Голос её был тих, но ровен. Она и сама не замечала, как теряется в словах, уносясь в другой мир – не полный крови и страха, а в мир, где всё ещё возможны надежда и доброта.

По вечерам Варн возвращался с дороги уставший, но довольный. За столом ели втроём: девушки, старик – и тишина, в которой не было холода. Только огонь в печи потрескивал, и ветер чуть стучал в окна.

Иногда Джесс рассказывала шутки с рынка, и Варн хохотал, откидываясь назад. Иногда Дельфина пекла лепёшки с мёдом, и тогда в доме пахло сладким детством, которого у нее никогда не было.

Жизнь была хрупкой, как чашка, склеенная заново. Но всё ещё держащей форму.

И в этом, пусть ненадолго, находилось странное, почти забытое чувство. Будто можно жить. Просто жить.

Каждый вечер, когда небо начинало бледнеть и затихали последние крики ворон, Джесс и Дельфина покидали ферму.

Они шли по тропке сквозь высокий бурьян, за калиткой огорода, где поле сгорблено уходило в лес, и дальше – к небольшой полянке, спрятанной между старых деревьев. Здесь не было чужих глаз, только шёпот ветра в кронах и запах сухих трав.

Сначала всё было просто. Джесс обучала Дельфину основам самообороны – как поставить ноги, как увернуться, как ударить ладонью в грудь, чтобы сбить с ног. Дельфина отмахивалась, хмурилась, но училась быстро. Страх, застывший в её теле, медленно вытеснялся чем-то другим – чем-то горячим, жгучим.

– Не думай, бей, – приговаривала Джесс, – но бей, когда надо. И только тогда.

На третью ночь они перешли к главному.

– А теперь… давай попробуем твой огонь, – тихо сказала Джесс, будто сама боялась слов.

Дельфина колебалась. Она вспомнила, как однажды огонь вырвался сам. Когда страх стал яростью, когда руки горели и её отчим кричал. Она помнила запах палёной плоти. Вкус ужаса на губах.

– Я не знаю, как, – прошептала она.

Они стояли на поляне, тишина дышала вокруг, словно лес сам затаился.

– Вспомни… его лицо, – сказала Джесс.

Дельфина замерла. Лицо отчима всплыло в памяти, будто его вырезали ножом из самой тьмы. Его тяжелая рука. Глухой хруст. Вонь перегара. Его смех, когда она плакала.

И вдруг – жар. Изнутри. Как будто под кожей вспыхнул уголь.

Она вытянула руку вперёд. Пальцы дрожали.

– Дельф… – начала Джесс, но не успела.

Огонь рванул из ладони – не шар, скорее рывок, рыжий язык пламени, что полоснул по траве и погас. Воздух над землёй задрожал.

Тишина. Дельфина осталась на месте, задыхаясь. На щеках – слёзы. От страха. И облегчения.

– Видела? – прошептала она. – Я… смогла.

– Да, – ответила Джесс, подходя ближе. – Но нужно научиться контролировать. Не давать этому… сжечь тебя изнутри.

Они стояли рядом, две тени среди ночи. Над ними сияли звёзды. А в груди Дельфины, где прежде был только холод, теперь горел огонь.

Прошёл месяц.

Солнце стало тише, дни короче. Над полями всё чаще ложился утренний туман, и листья начинали желтеть по краям, словно уставшие от лета. Урожай был собран – Варн, Джесс и Дельфина трудились не покладая рук. Солнечные грозди винограда, крепкие яблоки, вязанки чеснока и лука – всё это находило своё место: что-то увозилось в город и продавалось, что-то складывалось в погреб на зиму.

Ферма теперь дышала уверенностью. В доме пахло сушёными травами и свежим хлебом, полы скрипели по-доброму, а у камина каждый вечер кто-то сидел с вязанием или книгой.

Варн, возвращаясь с базара, всё чаще улыбался – редкость на его лице. Он доверял девушкам и не скрывал этого.

Фиона, лежащая в своей светлой комнате, тоже словно оживала. Её взгляд стал живее, губы – мягче, и каждый день, когда Дельфина заходила сменить бельё или поговорить, в комнате витал тот тихий, глубокий покой, который бывает только у людей, умеющих любить несмотря ни на что.

А ночами – тренировки.

Полянка за лесом стала почти священной. Там, под луной, Джесс всё увереннее ставила удары, учила Дельфину защищаться, падать, уклоняться. А Дельфина – училась не просто вызывать пламя, а чувствовать его.

Она понимала: сила появлялась не от злобы, как ей казалось вначале. Она рождалась из боли, да, но настоящей искрой была решимость. Желание защитить, спасти, выстоять.

Теперь её ладони уже не дрожали. Пламя собиралось в них, как послушное животное, пусть и дикое. Пока что она умела зажечь огонь, поджечь сухую траву, на несколько секунд окружить себя жарким вихрем. Это было немного. Но и не ничто.

– У тебя всё получается, – говорила Джесс после каждой тренировки, поправляя волосы и тяжело дыша. – Ты не монстр, Дельф. Ты – сила.

И Дельфина, впервые за долгое время, в это верила.

Солнце еще только поднималось над лесом, окрашивая верхушки деревьев мягким, золотистым светом. Воздух был свежим, пахло мокрой листвой и землёй. Варн шёл немного впереди, неся плетёную корзину, а Дельфина, опустив взгляд, сосредоточенно всматривалась в мох – искала грибы. Они шли молча, как будто эта тишина между ними была обычной. Но внутри у неё уже давно шевелилось что-то нехорошее – словно лёгкий холодок под сердцем.

Когда корзины почти наполнились, и на полянке стало тихо, Варн остановился. Он встал прямо, по-стариковски кряхтя, и посмотрел на Дельфину. Его глаза были полны чего-то странного – не злости, не жалости… чего-то уставшего и тяжёлого.

– Прости меня, девочка, – хрипло выдохнул он, словно через боль. – Я… я рассказал про вас.

Дельфина медленно выпрямилась. Гриб в её руке выскользнул, упал в траву.

– Что ты сказал?..

– Охотники. Я увидел объявление в городе. За вас – награда. Большая. На такую я бы мог… – его голос дрогнул. – Мог бы оставить поле, перестать ездить соседним городам, чтоб заработать хоть какой медяк. Быть рядом с Фионой до самого конца. Посвятить ей все оставшееся время, купить ей лекарства… тепло… покой…

Он говорил, как человек, у которого не осталось выбора. Как будто пытался себя оправдать – и не мог.

Дельфина смотрела на него с ужасом. В ушах зашумело, мир начал рассыпаться.

– Джесс… – выдохнула она.

– Охотники должны были…

Он не успел договорить. Девушка выронила корзину, грибы рассыпались, покатились по влажной траве. Она бросилась назад, прочь из леса, срывая дыхание, сжимая кулаки так, что ногти впились в ладони.

"Нет. Нет. Только не Джесс…"

Сквозь деревья уже виднелся край поля. Дом. Крыша. Воздух был слишком тихим. Пугающе тихим.

Когда она выскочила на опушку, сердце остановилось на миг.

Возле дома стояли три чёрных коня.

Слишком поздно.

Дельфина ворвалась в дом, толкнув дверь так, что она с грохотом ударилась о стену. Внутри пахло дымом, сырой землёй и потом. Солнечный свет лился сквозь окна, освещая ужас, развернувшийся посреди уютной комнаты.

Джесс стояла на коленях у очага, её руки были скручены за спиной, а к горлу прижат нож. Охотник с пустыми глазами, сжатой челюстью и лицом, искажённым фанатичной решимостью, держал её крепко. Другой – массивный, с коротко остриженной бородой и кольчугой поверх чёрного камзола – раскладывал на столе кованые цепи. Третий стоял прямо, словно скала, в самом центре комнаты. Он обернулся на Дельфину, в его взгляде сквозила ледяная решимость.

– Схватить ведьму. Эту – убить, – произнёс он, как приговор.

– Нет! – вскрикнула Дельфина, бросаясь вперёд, но уже было поздно.

Охотник, державший Джесс, не дрогнул. Он провёл лезвием по её горлу в уверенном, выверенном движении. Алый ручеёк брызнул на деревянный пол.

Но прежде чем сталь разрезала плоть, Джесс успела повернуть голову – её глаза встретились с глазами Дельфины.

– Живи… – прошептала она, чуть слышно, но ясно.

А потом – хрип. Тело Джесс обмякло. Её душа выскользнула, как дым.

Мир вокруг померк для Дельфины. Всё слилось в один сплошной гул. Крик внутри её, громче любого звука, поднимался откуда-то из самой темноты сердца. Грудь сжала боль, такая, что почти физически разрывала её изнутри.

И тогда… огонь ожил.

Крик внутри Дельфины прорвался наружу не звуком – огнём.

Её грудь выгнулась, пальцы дрогнули, и из её рта, глаз, самой кожи вырвался жар – первобытный, живой, не подчинённый разуму. Пламя вспыхнуло с оглушительным рёвом, будто в комнате рухнуло само солнце.

Первым загорелся тот, кто держал Джесс. Его лицо, ещё мгновение назад искажённое торжеством, вспыхнуло, как сухая трава. Он закричал – коротко, пронзительно, и тут же повалился, превращаясь в пылающий силуэт. Пламя пронеслось по его телу, съедая плоть и ткань, пока он не стал обугленной грудой на полу.

Второй, что раскладывал цепи, успел отпрыгнуть, но было уже поздно. Жар ударил его в грудь, сорвал с него часть плаща, и язык пламени лизнул лицо. Он закрылся руками, рухнул на пол, катаясь и шипя, как раненое животное. Волосы на виске обуглились, кожа на щеке вздулась пузырями.

Третий охотник остался стоять. Пламя ударило в его доспех, но он держался на расстоянии, не дрогнув, как будто он мог укрощать огонь. Его глаза сузились, когда он посмотрел на Дельфину.

Она стояла посреди комнаты, тяжело дыша, огонь всё ещё плясал на её плечах, в глазах сверкали отблески боли и ярости. Рядом, на полу, Джесс лежала в крови, неподвижная, но лицо её было спокойно. Покой, которого она не знала при жизни.

Дельфина не сводила взгляда с охотника, что остался. Тот медленно вытащил меч.

И в этот миг весь дом будто затаил дыхание.

Комната вспыхнула, как факел. Шторы загорелись мгновенно, пламя перебросилось на балки потолка, и сухое дерево взвыло в огне. Воздух наполнился жаром, чадом и криками. Дельфина стояла, не чувствуя ни рук, ни ног – только дрожь в груди и гул крови в ушах.

Где-то за спиной застонал обожжённый охотник. Дельфина повернулась к двери и рванулась прочь, через коптящийся проём, по полу, усыпанному пеплом и каплями крови.

На пороге она столкнулась с Варном.

– Что ты наделала?! – закричал он, лицо его перекосилось от ужаса.

Внутри, за его спиной, бушевал огонь, словно сам ад раскрыл пасть.

– Фиона! – взревел он и, не колеблясь, бросился в объятый пламенем дом.

– Нет! – вскрикнула Дельфина, но он уже исчез в дыму.

Она осталась стоять, будто вкопанная, глядя, как пламя поглощает всё то, что ещё вчера было домом, убежищем, теплым островком в холодном мире.

Позади ржали и били копытами испуганные лошади охотников. Не чувствуя под собой ног, с глазами, полными слёз и золы, Дельфина вскочила на ближайшую. Она рванула поводья и, не оглядываясь, с хриплым дыханием пустила животное вскачь к лесу.

Ветер бил в лицо, слёзы текли по щекам. Всё горело за её спиной: дом, её покой, Джесс.

Позади раздался топот. Один из охотников, уцелевший в огне, вскочил в седло и помчался за ней. Его чёрный конь мчался по дороге, словно сама Тьма пустила за Дельфиной пса.

Она не оглядывалась. Лошадь под ней срывалась в бешеный галоп, копыта скользили по влажной земле. Сердце грохотало в груди, рот пересох, но впереди уже вырастала преграда – быстрая, широкая река, разлившаяся от осенних дождей.

– Нет… – прошептала она, сдёргивая поводья.

Позади – крик:

– Я тебя всё равно достану, ведьма!

Не раздумывая, Дельфина соскочила с лошади. Земля ушла из-под ног, когда она бросилась в воду. Ледяной удар – как тысяча игл под кожу. Она вздохнула – и наглоталась воды. Течение подхватило её, закрутило, потащило вниз, в темноту. Мир померк. Только холод, боль и бешеный инстинкт.

«Джесс… живи…»

Из последних сил она рванулась вверх. Лёгкие вот-вот лопнут. И вдруг – воздух! Захлёбываясь, кашляя, с волосами, прилипшими ко лбу, она поползла к берегу, хватаясь за мокрые корни и мох.

Скатившись на мягкую землю, она пару мгновений лежала, дрожа, но вскочила – не было времени.

Сзади, с того берега, охотник натянул поводья. Его голос пронзил туман:

– Ты не уйдёшь! Я тебя найду. Где бы ты ни пряталась!

Дельфина побежала, тяжело дыша, с обмороженными пальцами и пульсом в ушах. Лес принял её. Тьма сомкнулась вокруг.

Но сердце её ещё билось. А значит – она жива.