Читать книгу Шоу на Тропических островах - Владислав Славинский - Страница 1

Сердце то почти останавливались, то начинало прыгать в груди, как резиновый мячик внутри коробки, которую трясёт в руках свихнувшийся шизофреник! Если я переживу эту ночь, подумал Роулз, я буду жить долго. Если.

Блуждали по потолку причудливые желтые пятна от проезжающих фар, со стороны двора загромыхал грузовичок, лязгая железом, как танк первой мировой войны, хлопнула дверь внизу, впуская какого-то запоздалого постояльца, совсем уж ночного шатуна – и сразу же взвыл развинченный мотор лифта. Потом еще кричали за окном – сначала бездомный кот, затем такой же бездомный пьяница. Или наркоман под кайфом – разве их разберешь сейчас?

Проклиная неутихающую ночную жизнь, Роулз мучительно старался уснуть, то погружаясь в полудрему, то вновь выныривая на поверхность – и даже не заметил, когда появился этот собеседник. И удивился не нежданному гостю, а своей реакции – чуть ли не радостной. Пошлем к известной, не Божьей, матери, лучшее в мире образование, плюнем в научную картину мира – ведь на огонек безверия, разочарования и тоски к нам частенько заходит самый обыкновенный черт! Чему-таки тут изумляться?

– Вот вы и неправы, гражданин, – сказал черт, усаживаясь в кресле по-турецки, – фигню изволили сморозить – с… Безверие тут как раз и не при чем. Черт, как известно, подручный одного из главных слуг Бога, Сатаны – низринутого в ад за бунт против хозяина.

– И правильно, – буркнул Роулз, – потому что не хрен…

– Так что ваш покорный слуга – всего лишь малая часть обратной стороны Божественного. Зло без добра никак существовать не может, как у монеты аверс и реверс – или, если вам так угодней будет, орел и решка-с… Диалектика, знаете ли – не приходилось слышать? Единство противоположностей и их неутихающая борьба…

– Заткнись, – сказал Роулз, усаживаясь на кровати, и зевнул, – мы не на тренинге по мотивации. Ты еще взвой: «Мы все – одна команда!». Слышать этого не могу, тошнит…

– Банальности на то и существуют, чтобы от них клонило в сон, – кивнул черт, – но вас же, если не ошибаюсь, достала бессонница? Так чем же вы недовольны?

– Лучше уж просто считать овец, – усмехнулся Роулз, – нет фальшивой интеллектуальности. А то у нас любят запутать любой очевидный вопрос в словах, нагородят теорий, чуть ли не от Платона – и все, чтобы доказать, что не тебе должны, а ты, оказывается, должен… Пошел вон!

Черт и не думал убираться. Роулз вздохнул.

– Ну, хорошо. Если уж мы все равно не спим… Скажи тогда: черти могут контактировать с материальным миром на физическом уровне? В частности, человеческий виски ты пьешь?

– Человеческий? – переспросил черт, покосившись на початую бутылку кентуккийского бурбона на потертой столешнице.

И два гостиничных стакана рядом. Отель заштатный – а логотип на стаканах ставят. Как он называется, кстати? Не разобрать сейчас. Судя по обстановочке, вряд ли «Наполеон».

Черт плотоядно сглотнул слюну, резко двинув кадыком.

– Если человеческий, то да. А то, простите за каламбур, какой только не встретишь чертовщины – напишут «виски», а намешают заварки и технического спирта… Нет – со своей стороны, мне радостно, конечно! Любые проявления зла, смятения, хаоса и, особенно, мелкого жульничества… А вот я был на вашей родине, в Республике Тропических островов, так там ходят устойчивые слухи, что раньше в тамошний ром, мол, добавляли димедрол!

Два стакана. В одном на донышке, другой чуть пригублен. Почему?

– Не доказано, – буркнул Роулз, – но это сатанизм, точно. Полное варварство!

– Это вообще зачем?

– А чтобы граждане, выпив, ложились спать – а не шли бы бить стекла или соседские морды. А главное, упаси Бог, бунтовать против своей же, народной, власти!

– Уф-ф… – черт, притворно испугавшись, перевел дух. – Слава богу, что эта порочная практика ушла в прошлое. Зачем тогда вообще пить? Ведь смысл не в том, чтобы за свои же деньги наглотаться горечи, а в последующих непредсказуемых приключениях! Разного рода, – черт хихикнул, отчего-то ехидно подмигнув Роулзу, – и это совсем не обязательно мордобой! И что в таком случае делать черту, веселые затеи которого самый живой и горячий отклик спокон веку находили именно в сердцах пьяниц? Особенно у вас на Островах, с дьявольской точки зрения совершенно замечательных!

– Что значит – у вас? – возмутился Роулз. – Ты сам-то кто такой? Эфиоп?

Сам он уже забыл, когда последний раз был на родине, но сейчас был почему-то уверен, что черт – его соотечественник. Другое дело – благородный Люцифер или хитрый Мефистофель. Это, кстати, один и тот же персонаж, или нет? Последний, по крайней мере – настоящий оперный злодей, в красном, с козлиной бородой. “Люди гибнут за металл!" – приятно и смотреть, и слушать. А мелкие, вертлявые зеленые черти могут выскакивать только из бутылок виски или же дрянного тростникового рома, который тамошние карикатурные патриоты возвели отчего-то в ранг национального достояния.

– Вы, как всегда, заблуждаетесь, гражданин… гм, гражданин…– заерзал, заверещал было черт, – и вот совсем другой голос, очень низкий, на грани инфразвука, закончил:

– Джеймс Роулз.

И страх прогнал остатки сна! Ледяная зыбь прошла по коже, разогнав мурашки по спине и отозвавшись во рту противным вкусом вдруг подкатившего несчастья!

– Если, конечно, я не ошибаюсь…

С трудом преодолев мгновенно охватившее его оцепенение, Роулз приподнялся и сел, вжавшись спиной в обшарпанную спинку гостиничной кровати, вцепившись пальцами в край одеяла, которое захотелось ему натянуть на голову.

– Не ошибаетесь, – ответил он, стараясь говорить спокойно, хотя горло его давил спазм.

– Да, мы не ошибаемся.

Не надейся – какие уж тут ошибки. Не в канцелярии.

– Джеймс Роулз, сотрудник парижского филиала транснациональной корпорации «R», инженер по робототехнике. Я также не ошибусь, месье Роулз, если скажу, что формально вы французский подданный, фактически – космополит, гражданин мира, а уроженец – Республики Тропических островов. Тропик-Айленд – раз уж весь мир теперь говорит на плохом английском… Что еще? А, сержант запаса тамошней армии.

Первый гость, безобидный черт с рожками, куда-то исчез, расхотелось, видно, ему, пить виски. Не так уж он был плох, с тоской подумал Роулз – как приятно было поболтать с ним бессонной ночью. А лица того, кто сидел перед ним сейчас, было не разглядеть – только черный силуэт на фоне залитого мертвым лунным светом окна.

– Тропик – айлендс. "Эс" на конце, множественное число, – сдавленно произнес Роулз, – "острова". Из-за этой буковки некоторые граждане там глотки друг другу готовы рвать. Имеется в виду территориальный спор за остров Парадиз, расположенный на равном расстоянии между Тропик-айленд и Блефуску. Впрочем, что я вам… А что касается меня – все верно…

Он криво усмехнулся и нашел в себе силы добавить:

– Анкета, видно, в деле есть, гражданин начальник.

– Там, откуда мы прибываем – прибываем, Роулз, а не являемся, – нет ни граждан, ни начальников, ни анкет. Вся ваша мишура, знаки отличия и денежные знаки – нам это до фонаря, как выражаетесь вы на вульгарном слэнге сервис-инженеров! Всякие там звездочки из позолоченной жести, яркие лейблы, дорогие часы… Все это – не больше, чем радужные разводы на тонкой пленочке мыльного пузыря человеческой жизни. При определенном освещении они, не спорю, довольно красиво переливаются…

– А потом – чпок! – вставил мелкий черт, вынырнувший из-за спины главного. – Проснулись, ха-ха, а у вас ничего и не болит…

Позвольте – а этот шут гороховый, что, еще здесь? И он тоже будет присутствовать?

– Иди в задницу! – с досадой отпихнул его темный гость, помолчал и сказал :

– Вы, конечно, уже поняли, Роулз… Нет? Вы умный человек – должны были догадаться…

Сердце Роулза, кажется, почти остановилось, и по спине градом побежал ледяной пот. Обидно, мелькнуло в голове, и глупо. Ладно бы еще, с гранатой под вражеским танком… Или, на худой конец, как маршал Фош – комически, но до известной степени красиво…

– Нет, – чуть слышно произнес он, – вы не можете вот так, сразу.... Без предупреждения!

– Мы все можем, – без выражения вставил гость.

– Но ведь для этого надо что-то… Перестрелка, удар ножом, катастрофа, наконец. А я… ну да, выпил лишнего. Может быть… Был праздник. Корпоративная вечеринка, так там и все… Но я ведь не настолько, чтобы…

Гость пожал плечами и вроде как усмехнулся.

– Слушайте, – шепнул Роулз, – я вас прошу! В последний раз поверьте мне. Больше, я клянусь, никогда… Ни разу в жизни, ни капли!

Гость очень низко, механически и без выражения рассмеялся. Даже не рассмеялся, а просто сказал:

– Ха-ха-ха!

Исчезли уличные звуки, ночной Париж за окном перестал существовать – только кровь пульсировала в висках, отдаваясь в мозгу гулкими ударами, как будто били старинные часы – с каждым разом громче и громче! Роулз закрыл глаза, подумав – понятно, зачем их завязывают перед расстрелом. Невыносимо, должно быть, видеть черные стволы – в последний миг, чтобы никогда больше… Или, как сейчас – черный, безликий, безжалостный силуэт тупой судьбы. Вот и узнаю, как там все… Теперь лучше не тянуть – ну?

– Зарекалась свинья в грязи не валяться! – произнес ехидный, писклявый, знакомый голос.

Позвольте, снова подумал Роулз – опять эта поросячья морда? Но у меня только одна жизнь, и какой бы она ни была – я не дам превратить ее конец в анекдот!

Он решительно открыл глаза. Черный гость без видимых усилий держал зеленого с рожками двумя пальцами за воротник, а тот покачивался в воздухе, поджав ножки – и на глумливой чертовской мордочке застыло выражение сокрушенного раскаяния.

– Тьфу, черт – простите за каламбур, конечно! Всю игру мне испортил… Да вы должны были сами догадаться. – вновь заговорил гость. – Сообразить по вот его присутствию… – он без злобы приподнял зеленого с рожками еще выше в воздух.

Черт, улучив момент, потихоньку подмигнул Роулзу и тут же вновь напустил на себя вид величайшего смущения.

– Разве можно допускать таких к таинствам? – гость вздохнул и продолжил:

– То, чего вы все так боитесь, когда-то случится и с вами – но не сегодня и не сейчас. Это дело серьезное, а клоуны всё же уместны в цирке, а не в суде. Сегодня я пришел не за этим – а если и пришлось вас немного напугать, то не ваши ли предки говорили: пока гром не грянет, мужик не перекрестится. И, да, простите – я, кажется, немного ошибся с тембром…

Когда гость снова заговорил, голос его гораздо больше напоминал человеческий. Был он по прежнему низким и уверенным, вроде как у Джорджа Зарецки – но леденящего ужаса больше не вызывал.

– Предвижу ваш вопрос, Роулз. Когда это должно произойти, мы знаем – но, не волнуйтесь, никому не говорим. Впрочем, в вашей жизни я вижу некоторую поливариантность, несколько точек с возможностью выбора – такое иногда случается…

– Нет, вы скажите им! – заверещал удерживаемый за ворот бес. Какое всё-таки это милое, забавное существо, наполненное беззлобной, безобидной иронией. И сердце, уже почти остановившееся, снова застучало и пошло ровней.

– Скажите-скажите! У них, изволите ли видеть, любопытство сильнее страха! Они, не к ночи будь помянуты, инженер по высоким технологиям. По анималоидам, зверям цифровым, значит, наладчик, по андроидам электронный папа. Лучше б своих завел, ей Богу, вот и воспитывал бы… А то Божьих тварей копируют, совершенствуют, Господа нашего решили они переплюнуть… В ихнем мире давно так – сперва скотину выпустят, потом вокруг загон начинают строить! Законы, запреты, всякие там Конвенции, уголовные кодексы… Вот и они с товарищами, как и все эти светлые умы, научные проказники: сначала сделают, а потом смотрят – что же дальше будет? Как дети, право слово! Ну, а что будет – жопа, прости Господи, больше ничего…

Главный гость без видимых усилий двинул кистью, и зеленый черт улетел куда-то назад.

– А вы, простите, если главный, хоть раз сказали бы ему, – пожаловался Роулз, вдруг почувствовав приступ несвойственной ему развязной болтливости, как в кабинете онколога, получившего ответ на анализ и протягивающего руку с поздравлениями, – он все на свете превращает в фарс, хоть драму, хоть трагедию…

– Вас, уроженца Тропических островов, это удивляет?– усмехнулся гость. – Впрочем, проблема превращения великих идей в балаган к нашему разговору имеет достаточно близкое отношение.

Он какое-то время молчал, глядя то в окно, то в сторону, и, наконец, снова заговорил, задумчиво, и как бы ни к кому не обращаясь:

– Да… Когда этот эксперимент начинался, никто не мог толком предсказать, что получится, если забавное смышленое животное подключить к вселенскому облаку разума, космической базе данных…

– К мировому духу? – спросил Роулз.

– Можно сказать и так – хотя я, не скрою, думал, что вам привычнее научная терминология.... Подключить – в ограниченном режиме доступа, естественно! Всем было интересно – вы нас поймете, Роулз – а первые результаты вообще вызывали эйфорию. И хвост отпал, и шерсть исчезла. Прошло совсем немного времени – по нашим меркам, разумеется – и вот оно уже на задних лапах! А в передних палка – красота и блеск – и вот оно уже учится сбивать бананы с веток! Ну, а потом, и очень скоро – с плеч чужие головы… Но как раз на это тогда и не обратили должного внимания…

– Я об этом слышал, – сказал Роулз, – в определённой точке, как говорится, что-то пошло не так. Вместо духовного совершенствования цивилизация двинулась по пути голого технического прогресса, поставленного на службу агрессии, честолюбию и алчности. И они раскрутили его темп до невероятной степени. Все больше чудес технологии оказывается в лапах обезьян – но вернуться назад уже нельзя. Эксперимент пошел вразнос, вышел из-под контроля и больше не интересен его создателям. Кажется, в религиозной философии это называется деизмом: когда-то Бог создал мир, а потом плюнул – и больше ни во что не вмешивается.

– Бог… – задумчиво протянул гость, – да, пусть будет Бог, раз вам все же так привычнее. Я вижу, церковная терминология глубоко укоренилась в вашем сознании, Роулз, несмотря на естественнонаучное образование. Пусть будет Бог – так оно и проще, и недалеко от истины. Терминологические споры постоянно приводят к конфликтам между сторонами, доказывающими друг другу, в сущности, одно и то же. Яркий пример в истории – религиозные войны. Сколько голов снесено, крови пролито, но ведь в главном-то все сходились: земная смерть – не конец жизни, а начало нового существования.

– Так правда это или нет? – быстро спросил Роулз. – Хоть вы скажите!

– А я вам уже сказал – придет время, и вы все узнаете…

– А-ааа.. – разочарованно вставил Роулз, – так и попы говорят. Каждому воздастся по вере его…

– Ну, или взять то, что вам ближе – войну Тропической республики с островом Блефуску за остров Парадиз. Начинаясь, как экономический спор за обладание курортной жемчужиной, этот конфликт тоже приобрел характер почти религиозный – где никакие аргументы не действуют, а есть лишь слепая вера в собственную правоту.

– А теперь победа и не нужна! – мрачно сказал Роулз.– Ни одной из сторон. На хрена – развалины восстанавливать? Война гораздо полезней для властей – что с той стороны, что с этой. Овцы блеют в ужасе и друг к дружке жмутся, когда за проливом вечный кошмар – безжалостный враг! И стричь себя дают безропотней.

– Да? – в голосе гостя прорезались иронические нотки, – А мне казалось, что Бог, добро и справедливость на стороне Тропик-айленд! Да ведь слепому видно, что это остров добра и света – за что его и ненавидят в остальном развратном, грязном мире! И больше всего – в Блефуску, где…

Роулз кивнул и саркастичным тоном продолжил:

– Где естественным образом находят приют гнусные отщепенцы, не нашедшие себе места на светлой тропиканской земле. Где в церквях проповедуется сатанизм, а во время тайных ритуалов насилуют девственниц и купаются в крови детей, украденных на тропиканском побережье. Блефускианское население – народом его назвать нельзя – квинтэссенция всякой мерзости, воплощение неумной хвастливости, жадной хитрости и тупой жестокости. На их острове вообще живёт довольно много людей с крысиными головами. Достаточно сказать, что они всегда разбивают яйцо с тупого конца – и это последнее особенно бесит любого честного тропиканца!

– Вот-вот, – усмехнулся гость, – я вижу, вы, что называется, в теме. Рассказать вам о том, что о своем острове вы услышите в Блефуску, если вдруг там окажетесь?

– Я бывал… Но ведь это двадцать первый век – не шестнадцатый!

– Да! И, вы знаете, действительно надоело! Много раз мы пытались что-то исправить – но сейчас, и правда, хочется плюнуть! Живите сами, как хотите и как умеете!

– Мы и не умеем, и плохо получается – но все хотят. И обезьяна ведь не виновата, что застряла на полпути между своей животной природой и чистым мировым разумом.

– Да уж, – усмехнулся гость, – какие чудеса приспособляемости! Всё же полным провалом эксперимент считать нельзя! Уже одно то, что вы постоянно находитесь в этом положении и не сходите с ума…

– Не все, – вставил Роулз, – иногда мне кажется, что я…

– Да, я знаю, – перебил его гость, – иногда это заметно, и даже слишком.

–Но, постойте, – сказал Роулз, – что касается войн, убийств, ненависти… Я полагал, что вы должны радоваться, когда… – он чикнул по горлу воображаемым ножом.

– Как любит говорить Дон Фрателло, авторитетный бизнесмен с ваших Островов: вы все время принимаете меня за кого-то другого. Возможно, это из-за того, что мы прибыли вместе с Зеленым… – гость кивнул за кресло. – Объяснять действительное устройство мира, при всем вашем любопытстве, довольно долго, и в общем, вы ни черта в нем не поймете. Скажу только, что тот дьявол, понятием которого вы привыкли оперировать, кроме всего прочего, действует ведь в мире людей. Не будет вашего мира, не будет и его. А к чему всё движется, было ясно уже давно…

– Слушайте, сэр! – осмелев, сказал вернувшийся к жизни Роулз. – Ночь кончается! Если вы пришли не за этим, – он провел рукой по горлу, – может быть, всё – таки объясните, зачем?

– А затем, – усмехнулся гость, – что про эксперимент все-таки не забыли окончательно. Иногда в него считают нужным вмешаться.

– Еще немного поиграть?

– Эта затея для нас, Роулз, теперь как чемодан без ручки – нести тяжело, а бросить жалко! Поэтому иногда его и стараются направить – если уж не по широкой и светлой дороге счастья, то, по крайней мере – куда-то от пропасти вбок.

– Не слишком-то у вас выходит! – теперь с иронией говорил Роулз.

– Не скажу, что блестяще – но всё же, Роулз, мы пока еще говорим с вами. На свете, который уже несколько раз мог взорвать сам себя.

– Ой, а я знаю, что он спросит! – радостно вынырнул из-под локтя демиурга мелкий бес и закачал, замаячил в полумраке рожками. – Он спросит: ваши рулевые тоже все там пьяные, что ли? Обколотые шизофреники? Я вас умоляю! Хотя, что греха таить… Взять хоть двадцатый век!

– Брысь! – двинул локтем демиург, и зелёный, ойкнув, исчез за спинкой, бубня что-то про "великое тропическое возрождение."

– Значит, вы хотите сказать, что на меня хотите возложить эту миссию? Это я должен послужить движению вашего эксперимента по верному пути? Потаскать для вас каштаны из огня?

Гость молчал.

– Спасибо!– хмуро продолжил Роулз. – Это почетно, конечно, но именно сейчас у меня, к сожалению, спину прихватило. Не чувствую в себе сил спасать человечество. Обратитесь в Голливуд!

– А за спасение всего человечества сразу с вас никто и не спросит. Помните: "Кто спасает одну душу – спасает целый мир?" Вот со своей и начните…

– А то ходят, как охламон, коньяк жрут с Вернером, над клиентами издеваются, – затараторил из мглы Зеленый, – приличными буржуа. Робота выдали за судью – а никто и не заметил.

– Не за судью. Чего врать-то? – обиженно вставил Роулз.

– Опять же, женщины… – не переставал трещать черт. – Съехавши господин с катушек – подумаешь, разработки его прикрыли! У ихних предков, извиняюсь, всю страну прикрыли – а они ничего… За баранку – и вперед! Газданов, Шихматов, адмирал Старк, даже княгиня Волконская – таланты были, аристократы духа, небось, их не менее…

– Вот видите, Роулз! – сказал главный. – Потом вокруг оглядитесь – а там, глядишь, и пойдет!

– А нельзя ли, в порядке исключения, всего один раз, чтобы кто-то другой…

– Нет! – коротко сказал демиург.

– Видите ли, – снова вылез Зеленый, – это что ж получится? Раз уступишь одному, тогда и остальные… – но тут главный так щелкнул его по лбу, что он моментально исчез.

– Вы бы хоть намекнули, – вздохнул Роулз, подумал и добавил, – сэр. В каком направлении действовать – для спасения… А то нынче жизнь такая – ни черта в ней не поймешь. То есть, извините, конечно…

Ночной гость некоторое время молчал, не отвечая, а потом спросил:

– Что есть истина? Даже Христос не ответил Пилату на этот вопрос. И если бы я вам хотя бы намекнул – нарушил бы сам смысл эксперимента. Вы же инженер, мехатроник – вот и разгадывайте механику судьбы. Сами разберетесь. Понятно?

– Спасибо, сэр, за разъяснение – учтиво кивнул Роулз, – понятно.

Да, действительно – что ж тут непонятного…

– Единственное, с чем мы можем вам помочь – с так называемыми совпадениями, случайными встречами… Да, и не вздумайте улизнуть! Не получится. А начнем мы, пожалуй, прямо…

Демиург протянул руку вбок и нажал какую-то кнопку. Раздался противный звук, потом еще один, еще и ещё…

Мутная пелена сна упала не сразу. Роулз непонимающим взглядом долго и оцепенело смотрел на пустое кресло, и только затем, наконец, перевел глаза на светящийся, вибрирующий телефон.

Черти звонят – с того света? Он обреченно взял трубку, нажал "прием" и поднес к уху.

– Роулз! – сказала на том конце эфира секретарша Зарецкого Лиз. – Вы нам нужны, и, желательно, срочно!

Срочно? Надо же!

– Ага, – нарочито лениво протянул Роулз, – Just, in moment. Как только, так сразу, мон колонель, уже практически бегу. – Он с характерным звуком зевнул в трубку. – А нам – это кому? У шефа еще кто-то?

– Мистер Зарецки настоятельно просил вас быть к двенадцати, – Лиз слегка смутилась, но тут же снова набрала звенящую высоту, – к двенадцати ноль-ноль. Половина рабочего дня уже прошла! Я звонила в ваш отдел, вас не было ни там, ни дома. И лучше бы вы пришли раньше, потому что и у меня тоже есть к вам несколько вопросов по поводу…

– Угу, – перебил её Роулз, отключаясь – скажите шефу, к двенадцати буду.

Фу ты, ну ты, ножки гнуты, говаривал в таких случаях политический авантюрист отец Григорий! За что и был отравлен, застрелен и утоплен. Роулз стряхнул с себя остатки сна.

И зачем я ему понадобился? Знает ведь, что вчера было.

Начинается?