Читать книгу Шоу на Тропических островах - Владислав Славинский - Страница 2

Лазурь безмятежного голубого неба, пронизанного теплыми лучами, сияла, наполняя душу ощущением непонятного счастья. Нипочему, за так. Как в детстве. Дюбуа вскинул голову, чтобы уже лететь туда, в сияющую даль, вслед за Мадонной в солнечном плаще и за ее младенцем, где всем будет дано прощение, а затем жизнь вечная… Та самая Мадонна, которую Бакунин предлагал когда-то дрезденским демонстрантам нести впереди толпы – жандармы и солдаты не посмеют в нее стрелять!

Слава Богу – не послушались!

Нет-нет, подумал Дюбуа, та, что в раме, от Рафаэля – она для всех. Все ее видели, знают если не по картине, то по репродукциям, открыткам, виртуальным музеям. А эта хоть и похожа, но моя, личная. И мой Бог…

– А, это, чего… – сказал сосед Дюбуа слева и икнул, – ни черта ни осталось, что ли, больше… И денег нет ни цента, хрен…

Первыми исчезли божественные Лики, растворяясь в пространстве и оставляя медленно гаснущий след, затем потемнели лазоревые небеса, и только клочья золотых облаков, брошенные на произвол судьбы в ставшем вдруг непроглядно черном мире, еще дрожали там и сям, отбрасывая вокруг себя отблески теплого света. Но вот и они не выдержали и начали движение по часовой – сначала медленно, а затем все быстрее и быстрее, сбиваясь в светящийся ком, как будто какая-то чудовищная сила втягивала их в свой космический водоворот, заставляя с бешеной скоростью нестись через пространство. И втянула в стеклянную колбу электрической лампочки под потолком – заглушила цоколем, ввернула в патрон и выкачала воздух.

Теперь не рыпнешься! Как это в школе учили: "Светить всегда, светить везде"? Пока спираль не сгорит, а потом на помойку…

Дюбуа очумело тряхнул головой. Сказочное видение исчезло и осталось только удушливое облако спиртовых паров. Лампа, сожравшая волшебную картинку, одиноко торчала из патрона над запертой на замок дверью, ведущей на чердак. Светила она теперь тупо и ровно, освещая серую площадку лестничной клетки на последнем этаже старого здания, какими застраивали столицу Тропической республики проклятые колонизаторы, троих таких же серых, случайно встретившихся людей, сидящих на апельсиновых ящиках, и ещё самое красивое, с яркой этикеткой – то, что надежно объединяло их всю ночь, а теперь, под утро, бесполезно валялось на полу, отброшенное, опустошенное до последней капли. Прозрачное, насквозь просматриваемое, лишенное и внутреннего смысла, и очарования тайны. Как и стеклянная лампа наверху – ни абажура, ни плафона, ни, на худой конец, матового слоя. Одна наглая спираль, раскаленная, как щипцы у инквизитора, светила Дюбуа в левый глаз, небрежно оставленный без защиты козырька криво натянутой бейсболки.

Внезапно хмель прошел, и у Дюбуа стало страшно тоскливо на душе. До чего я докатился, подумал он – я, вчерашняя звезда кабаре "Свиное рыло". До пьянки с алкашами на лестнице. Но ведь вчера все было, кажется, чинно-благородно? Встреча старых друзей – одноклассников.

Да! Все было хорошо, пока Том Брингс к Анри Леману не стал приставать – с кем он, да за кого. Кретин. Ему-то какая разница? Проклятье, что ли, наших Островов – обязательно делиться на своих и чужих? В стаи сбиваться и морды друг другу бить? Я вот тоже ни за кого, ну и что?

Долго, мучительно и безуспешно Серж Дюбуа пытался вспомнить, как он сюда попал.

Нет, все-таки, кто эти люди на лестнице? Черт его знает. А кто я, подумал Дюбуа? Тоже…

Безработный комик – блеск! Фигляр и клоун!

Плотный алкогольный туман в голове стал потихоньку редеть, и в разрывах мути начали проявляться разрозненные куски вчерашнего дня. Точно, вначале все было хорошо и здорово. Сдвинули столики в подсвеченном теплом полумраке – не в обшарпанном баре для безработных и актеров, а в небольшом респектабельном ресторанчике недалеко от центра, где свисают с потолка шары неярких желтых ламп, и вспоминается из школьного детства, да и вообще из жизни, только хорошее и нестрашное. Веселились от души, затем разбились, как водится, на кучки… Вот потом-то, ближе к концу, Брингс, нажравшись виски и надувшись от спеси, как индюк во дворе церкви Святого Франциска, прицепился к Леману насчет политики – то ли за кого он «за», то ли против кого он «против». А я рядом с ними сидел, подумал Дюбуа – и зачем влез, если я ни за кого? Ни за левых, ни за крайних, ни за зеленых. Но против дураков, поэтому…

Да… А Леман в ответ улыбался Брингсу.

– Ты что на меня наезжаешь бульдозером, как на своей стройке, – спросил Леман, – с кем я и против кого?

– Ты, Анри, не волнуйся, – вставил Дюбуа, – Томми посади в бульдозер, он не уедет никуда. Он такой строитель, который по стройплощадкам не шляется. Это он для сайта, для фотографии каску надел, новенькую, из магазина… Его дело – вложить бабло. На это бабло возведут курятник в сто тридцать пять этажей, распродадут по кусочкам, а он получит бабло с черточкой, которое в несколько раз больше просто бабла. А какие там в тракторе педали да рычаги, он и не видел никогда – на хрена ему!

– Иди-ка ты, Серж, в задницу, со своими подковырками – сердито отмахнулся Брингс, взгляд которого стал заметно стекленеть, а кулаки сжиматься. – Я хочу, чтобы Анри ответил, он у нас умный. Инженер по этим....пи-пи-пи… Все вы умные, только денег что-то нет у вас… Но Анри самый умный – пусть и обрисует, так сказать, гражданскую позицию…

– Хоть и до черта у тебя деньжищ, Томми, хоть с черточкой, хоть без, – вздохнул Дюбуа, – а пить нормально не научился. Я в следующий раз виски приносить не буду. Там ноль семь всего и было, а тебя уже понесло на почве мании величия… Чего ты к нему, правда, прицепился? Давай я тебе обрисую!

– А, – Брингс махнул рукой, – ты обрисуешь, комик хренов! Нет, Анри Леман у нас всегда самый умный был. И я хочу, чтобы мне Анри ответил – вот на чьей он стороне в наше непростое время? Или, хотя бы, как он себе дело представляет… – Брингс икнул. – Может, он тоже шпион блефускианский…

– Я? – спросил Анри Леман с лёгкой улыбкой. – Я шпион, конечно… Черт! Как это ты догадался, Томми?

– А он же сказал, – снова влез Дюбуа, – ты самый умный среди нас. Это само по себе подозрительно… Среди умных вообще верных и преданных мало, они, гады, именно что себе на уме…

– Сгинь, клоун! – досадливо отмахнулся Брингс.

Наверное, здесь меня и заело по-настоящему, вспоминал Дюбуа.

– А если посерьёзнее, – сказал Леман, – я вообще ни на стороне. Я не знаю, как вы поймете… Я вообще представляю совсем по-другому. Ты, Том, привык на все смотреть слишком конкретно… Под нос себе и не дальше. Вот кусок, и я его хватаю. Зато этот кусок у тебя уже не вытащишь, это точно. А дальше следующий и тэ дэ.

– Зря ты так говоришь, Анри, – начал наливаться кровью Брингс, – кусок схватить непросто. Это очень непросто, я бы сказал, а уж удержать… Что-то у вас всех это не очень получается!

– Да ведь я и не хочу, Том, такой жизни! Ты меня спрашиваешь о политике, а я, правда, по другому все это вижу… Хоть ты и говоришь, что я самый умный, а я не знаю, как объяснить.

Да… Брингсу вообще тяжело было что-нибудь втолковать. Ещё в школе.

– Ну вот, помнишь, в детстве мы играли в солдатиков… – продолжил Леман. – Расставляли их, к примеру, красных против зеленых, или железных против пластмассовых. И вот, представь, наши солдаты воюют – хотя бы в нашем воображении, но идет бой. Как и положено, ни на жизнь, а на смерть! Так ведь нас учили? А вокруг живет совсем другой мир, которому до нашей игрушечной войны дела нет – вот кошка прошла мимо, на улице вечер наступил, родители пришли с работы, чай зовут пить… Это в нашей квартире, а есть еще дом, двор, улица, город и тэ дэ до бесконечности.

– И все слои Шаданакара, – невинно тараща глаза, вставил Дюбуа

– Ты от меня хочешь, Том, чтобы я на уровень солдатика спустился и его бы глазами на жизнь теперь смотрел – за зеленых я или за пластмассовых. А того, что выше, просто не видел бы. Забыл бы, как будто и не знал никогда. Знал бы только одно – там, за холмом, проклятый враг! Вернее, за проливом. Ну надоело же!

– Там, за холмом, проклятый враг! – продолжил Дюбуа, – рычаги на себя – и вперед! Обитаемый остров Тропик – айленд, мать его!

– Но только так не получится у меня, или, значит, я зря жил все эти годы. Да и ты, Том, не дурак.

– Том не дурак, – сказал Дюбуа, – поэтому он под дурака и косит. Так сейчас и надежней, и выгодней. Дураки нынче больно в цене! Интеллектуальная редукция… Ты хочешь, чтобы он свою империю строительную профукал из-за паршивых идеалов демократии? Он, видишь, даже выпивки с собой не взял, хотя всем говорилось со своим приходить – а все, чтобы мы посмотрели, за каким он рулем приехал. Переулок «Хаммером» перегородил, машины там по тротуару пробираются. Хоть все равно нажрался – чужим, ну да ладно, ему не привыкать… Да он «Зиг хайль» кричать будет, если потребуют, только б у него эту тачку его не отобрали, пентхаус на крыше. Вот его что пугает! Он Агентства по рейтингу боится всерьёз – гораздо больше, чем мифических врагов за проливом! Только ты смотри, Том, как бы у тебя эта ослиная маска к роже не прилипла. Власть переменится – долго отдирать придется…

Брингс, плотный, сытый, налился тяжёлой темной кровью и плотно сжал бокал.

– Если бы это был не ты, Серж, заехал бы я тебе в морду. А впрочем…

Он на удивление резко встал, зацепив животом стол, чтобы схватить Дюбуа за лацкан пиджака, но тот, сидя на своем стуле, довольно ловко увернулся, зацепил под столом ноги Брингса своими и резко дернул на себя. Брингс плюхнулся обратно на плюшевый диван, схватился за стакан, чтобы выплеснуть то, что в нем было, в ненавистную морду оппонента, но стакан был пуст.

– Тихо вы! – шикнул Анри. – А ты, Серж, правда, думай, что говоришь… Я от Брингса ничего не хочу, и от тебя тоже, живите вы оба, как хотите. Ты вот напоил всех этим виски… Я просто хотел сказать, что жизнь сложнее устроена, чем мы вообще можем понять… но попытаться-то можно? Это вообще самое интересное, что в ней есть. А у нас вместо этого деградация – снова свои и чужие? И злобы столько, что морды друг другу бьём? У меня просто чувство, что мы много лет жили, и все зря. Медленно, поскальзываясь, ноги выдирая из грязи, но шли к свободе, по склону вверх – а потом надоело. Тяжело – и мы по той же грязи вниз, весело и со свистом…

– А эти хотят ниже подножия, тащат совсем уж в болото, лишь бы… – Дюбуа кивнул головой на портрет Председателя Директории, висящий на стене. – Ладно, Томми, все. А то ещё узнают, что ты слушал и молчал…

Брингс, снова сжав кулаки, выпучил глаза, как вытащенная на палубу глубоководная рыба, но тут Марина Велли подсела к ним на бархатный диванчик.

– А вы, ребята, чего тут сидите отдельно от всех? Серж, у тебя говорят, виски есть шотландский. Разговоры у них тут… Небось о политике, да, Том? Бросьте вы эту чушь. Анри, что там нового среди роботов? Я слышала, Фрателло целое шоу затеял… Вот, вместо Сержа… Серж, налей… я с тобой выпью. Смешно… Расскажи, как ты в кабаре «другу народа» по морде дал.... Из-за женщины?

Да, племянничку Лори – из-за Дженни Рыжей. Наверное, зря. Я её и знал-то сто лет назад, когда влюблена она была в этого… Джимми? Все ждала, когда вернётся он из-за границы. А с этим сынком она и так неплохо справилась. Слизняк, да ещё пьяный в дупель, сотрудничек… Нет, а все равно – приятно! Даже сейчас....

А дальше? Дюбуа попытался поудобнее сесть на ящике, опершись лопатками о кирпичную стенку, откинул голову назад и прикрыл глаза. Нет, не вспомнить сейчас…