Читать книгу Бедный Рюрик - Владислава Николаева - Страница 6

Последний месяц зимы завещал свои дожди марту, который продолжали по недоразумению звать в этих краях весной. Жизнь шла своим чередом, изменчивая погода помогала времени куда-то двигаться, придавая однотипным шагам стрелок какой-то смысл, наделяя их реальным лицом. Смотрите люди – время не абстракция, жизнь правда течёт и меняется.

Да. Течь начало с февраля. Сначала дожди пробивали скважины в плотных слоях снега. Оптимистам казалось, земля вскоре покажется, город оживится стойкой местной травой, и весна наступит в этом году пораньше. Однако поначалу поддающийся натиску осадков следующего сезона снег через несколько дней утратил свою мягкость, спрессовался и застыл в промежуточном состоянии между снегом и льдом. Его поверхность, хоть и истыканная скважинками, как дерево, изъеденное жучком, была скользкой, травматические отделения больниц регулярно пополнялись. Последовавшие в марте дожди уже не вызывали оптимизма. Снег был закалён против них, капли падали на него, как на асфальт, превращались в лужи и никуда не стекали и не всасывались. Застрявшим в пробках людям вновь казалось, что жизнь никуда не движется, а стрелки часов отсчитывают что-то абстрактное, не имеющее отношения к реальности.

Что-то изменилось с нетипичного случая. Какой-то воротила с Красного проспекта, большой босс, из тех, что вращаются в таких кругах, что простые люди о них ничего не знают, вывел на улицу своих людей, и они взломали снег кирками и хомками. Неожиданным субботником была преображена территория порядка двух сотен квадратных метров. Тяжёлые брикеты, иначе не скажешь, плотного грязного снега погрузили в несколько грузовиков – некоторые люди говорят, их было три, но есть те, что свидетельствуют о по меньшей мере восьми-десяти – и вывезли по пробкам в Несыть.

Некоторые, неравнодушные к городской и вообще отечественной истории, добавляли, что реку следовало бы переименовать. Прилично ли цивилизованным людям продолжать «радоваться» тому, что местная речка представлялась предкам ненасытной до крови врагов, и они всё подливали и подливали её туда? Нет, цивилизованным людям это решительно не нравилось, и гордиться тут, учитывая современную геополитику, было нечем. Среди цивилизованной культурной общественности нашлись специалисты, допущенные в городские архивы. Мэр подтвердил готовность изменить название на исторически более раннее, и в Историческом клубе было назначено официальное собрание, на котором голосованием предстояло выбрать конкретный вариант, включая точное написание.

На собрании присутствовал сам мэр, его заместители, областной министр культуры, министр речных сообщений, представитель географического общества, четыре профессора истории из местных вузов, группа археологов с молодыми студентами и много кто ещё. Несомненно среди них были и другие важные люди, пусть и менее публичные. Например, на крайнем месте слева, примерно в центре зала, сидел очень пожилой человек в тёмной одежде. Рядом с ним, у его плеча, умудрялись теряться два шкафоподобных телохранителя. Дочь мэра спросила у отца, кто он. Мэр профессионально оценил облик мужчины, прежде он работал в прокуратуре, но не смог назвать имени, хотя почему-то чувствовал, что должен был бы его знать.

– По-моему, аристократ, – заключил он и подумал, что человек мог приехать из другого города ради собрания.

Дочь мэра скрыла разочарование. Ей хотелось знать имя.

Мэр в своём заключении, не даром начинал в прокуратуре, должен был быть прав. Лицо пожилого мужчины было очень старым, но тем не менее что-то в нём было похожее на бронзовое изображение профиля на щите, выставленном в честь собрания чуть левее пюпитра в высокой стеклянной витрине. Щит с профилем война в шеломе нашли на раскопках в городе, изделию было более тысячи лет. Находка произвела фурор, и мэр, большой патриот, неизменно отказывался вывозить его из города ради выставок, подозревая, что щит может как-нибудь навсегда застрять в каком-нибудь крупном иногороднем музее.

Наконец настал момент, ради которого все собрались. За пюпитр встал уважаемый профессор в пожелтевших очках. Мэр представил его общественности на случай, если облысевший профессор не известен ей в лицо. Профессор почему-то не поблагодарил его за упомянутые в его отношении эпитеты. Зал вежливо поаплодировал. Мэр не придал значения, списав на академический ажиотаж и старость, и, улыбаясь, отошёл ближе к витрине с щитом.

Профессор сообщил, что изучил с коллегами имеющиеся в архиве подлинные летописи и карты и имеет сообщить – до невоспитанного и невежливого «Несыть» река не имела чести никак называться.

Мэр почувствовал себя неловко. Все смотрели на него, надеясь, что он предложит какое-то разумное решение, и мэр подумал, что довольно часто и быстро у него получается предлагать такие решения, и сейчас нужная идея придёт ему в голову… Но пожилой аристократ в тёмной одежде бесшумно поднялся со стула, тонкая улыбка на его лице показалась более весёлой, чем прежде, и он, немного сутулясь, неторопливо пошёл к выходу в сопровождении телохранителей. Мэр понял, что ничего не предложит общественности.

Всё течёт, всё меняется, так заявляет погода, когда человеческие глаза отказываются верить в достоверность хода часовых стрелок. Жизнь течёт многими реками. Плывущие по каким-то из этих рек люди сказали бы, что мэру бы следовало больше заботиться об уборке города, чем переименовывать Несыть, как выяснилось, в Несыть.

Идея уборки оказалась заразительной и Красный проспект стремительно явил из-под снега свои символично красные пешеходные пути, усугубив пробки по всей длине Советского шоссе колоннами самосвалов с лежащим плитами снегом. Несыть охотно заглатывала снег самосвал за самосвалом. Языки трепали, что она вот-вот выйдет из берегов, но то были недоброжелатели, люди, не разумеющие значения слов. Несыть, может, не самое лирическое название, но вполне правдивое. Быстроватая для равниной реки Несыть проглотила-таки всё, что ей бросили, и таки способствовала окончательному наступлению весны. Но это было уже во второй половине мая.