Читать книгу Орлеанская девственница. Философские повести (сборник) - Вольтер - Страница 13

Я расскажу вам без затей напрасных,

Что утром два затворника прекрасных,

Запретной негою утомлены,

Лежали рядом, тесно сплетены,

И видели счастливейшие сны.

Ужасный шум заставил их проснуться.

Кругом сверкают факелы войны,

Смерть торжествует, стоны раздаются,

Повсюду кровь и павшие видны.

То конница британцев оголтелых

Осилила отряд французов смелых.

Французы, оттесненные назад,

С мечами наголо летят по лесу;

Британцы, их преследуя, кричат:

«Умрите иль отдайте нам Агнесу».

Но где она? Кто знает, наконец?

Старик Колен, пастух, седой мудрец,

Сказал им: «Господа, пася овец,

Я видел, как вошла в ворота эти

Красавица, милее всех на свете».

Тут англичане радостно кричат:

«Она в монастыре, сомненья нету,

Идем, друзья!» Безбожным нет запрету;

Перелезают стены, все громят,

И волчья стая – посреди ягнят!

Бегут, предавшись дикому веселью,

Из спальни в спальню и из кельи в келью,

В часовню, в погреб, в монастырский сад.

Бесстыдники хватают, что придется!

Сестра Урсула, о сестра Мартон,

В очах у вас смятенье, сердце бьется,

Вы мечетесь – враги со всех сторон,

Бежать хотите, путаетесь в юбке,

Но все напрасно, бедные голубки!

Вы обнимаете алтарь святой,

Слова молитв коверкая с испугу.

Но тщетно обращаетесь с мольбой

Вы к своему небесному супругу.

Господне стадо на его глазах

Неистовые нечестивцы, ах,

Насилуют на самых алтарях,

Не слушая их крик, их лепет детский.

Я знаю, что иной читатель светский,

Бесстыдный человек, монахинь враг,

Плохой шутник, напыщенный дурак,

Смеяться станет. Головы пустые,

Им все смешно! Но, сестры дорогие,

Вам каково, красавицам таким,

Застенчивым, невинным и простым,

Вздыхать и биться, сердцем холодея,

В объятьях беспощадного злодея,

Снося противных поцелуев грязь!

От крови свежепролитой дымясь,

С огнем в глазах и на устах с проклятьем,

Они мешают ненависть с объятьем,

Неистовствуют, Бога не страшась.

Колючи бороды, свирепы руки,

Дыханье их – отрава и тоска,

Тела – огонь. Их красная рука

Лаская, причиняет только муки.

Они похожи в этот миг совсем

На демонов, ворвавшихся в Эдем.

Ликуя, злодеянье с наглым взором

Невинных упивается позором.

Мартон, свершительницей добрых дел,

Барклай неумолимый завладел,

Шипэнк жестокий и Уортон проклятый

Гоняются за кроткою Беатой.

Толчки, проклятья, слезы, крик, огонь.

Вот в суматохе на сестру Безонь

Напали двое, спереди и сзади;

Студент напрасно молит о пощаде:

Они не слушают его рассказ.

Настигли хищники в смятенном стаде,

Агнеса благородная, и вас,

И вы своей не избежали доли –

Быть грешницей помимо вашей воли.

Начальник святотатцев, рослый бритт,

Бросается к сопернице Харит.

Ему, о дисциплине помня свято,

Агнесу уступают два солдата.

Святое небо и в разгаре бед

Нам иногда ниспосылает свет.

В тот час, когда исчадья Альбиона,

Невинность попирая и закон,

Творили мерзость посреди Сиона, –

С высот небесных Франции патрон,

Добряк Денис, насильем возмущен,

Дав ослабеть недружественным узам

Георгия – противника французам, –

Стремительно из рая мчится вон.

Луча полдневного он не седлает

На этот раз для спуска – оттого,

Что тотчас бы заметили его.

Он с богом тайны{198} в договор вступает.

Загадочное это божество

Мошенникам нередко помогает

(И это очень жалко), но порой

Его услуги ищет и герой;

В дворце и церкви – он повсюду нужен

И с нежными любовниками дружен.

Дениса в облако он поместил

И незаметно наземь опустил,

Святого окружив глубокой тайной,

С предосторожностью необычайной.

В окрестностях Блуа, глухим путем,

Святителю Иоанна повстречалась,

Которая, на конюхе верхом,

Проселочной дорогой пробиралась,

Моля усердно, чтоб помог творец

Ей отыскать доспехи, наконец.

Едва Денис заметил в отдаленьи

Свою избранницу, он ей кричит:

«О Девственница, Франции спасенье,

Невинных и монархов крепкий щит,

Иди! Я долее терпеть не в силе.

Иди! И прояви священный гнев.

Иди! Пускай спасительница лилий

Спасет моих благословенных дев.

Вот монастырь! Там зло одолевает:

Скорей!» И Девственница поспешает.

Святой Денис, ей заменя слугу,

Погонщика стегает на бегу.

И вот Иоанна посреди военных,

Которые терзают дам почтенных.

Была она без платья. Некий бритт

Ее увидел. Гнусный безобразник

Подумал, что она пришла на праздник.

Ему по вкусу героини вид,

И в наготе, его привлекшей взгляды,

Он грубо ищет низменной услады.

Ему ответом был удар меча

В нос! Негодяй упал с лицом багровым,

Ругаясь громко непристойным словом,

Тем, что, довольно коротко звуча,

Таит намек на родственные узы;

Его, к несчастью, любят и французы.

«Остановитесь, нечисти сыны,

Побойтесь Бога, дети Сатаны!» –

Кричит сурово этим оголтелым

Иоанна над его кровавым телом.

Но нечестивцы, занятые делом,

Не слушают ее призыва. Так

Побеги молодые жрет лошак

И окрика садовников не слышит.

Иоанна, разъяренная вдвойне

При виде их бесстыдства, гневом пышет

И, с помощью Дениса, вся в огне,

Летит отважно от спины к спине,

От ребер к ребрам и от шеи к шее,

Святым копьем разя все горячее.

И тот, который только начинал,

И тот, который вот уже кончал,

Ударом страшным по спине, по ляжке,

Повержен – всякий на своей монашке;

И, похотью еще напоены,

Летят их души в лапы Сатаны.

Один Уортон, злодей, могучий телом,

Покончивший всех раньше с гнусным делом,

Жестокий воин, Исаак Уортон,

С монашенки вскочил один лишь он;

Схватив оружье и меняя позу,

Иоаннину встречает он угрозу.

Вы наблюдали бой свирепый весь,

Святой Денис, французов покровитель!

Почтительно прошу, не подтвердите ль

То, что Иоанна совершила здесь.

Вскричала удивленная Иоанна:

«О мой Денис, мой дорогой святой,

Вот мой нагрудник и камзол, как странно!

Да ведь на нем и шлем небесный мой!

О, что я вижу! Негодяй проклятый

Тобой подаренные носит латы!»

Все это было верно. Дело в том,

Что (вы, читатель, не забыли это)

Агнеса их надела и потом

Была Шандосом вскоре же раздета.

Оруженосец рыцаря Уортон

Теперь был в эти латы облечен.

Иоанна д’Арк! На удивленье миру

Ты занесла десницу из десниц

За честь, за королевскую порфиру

И за невинность сотни голубиц,

Которых твой патрон хранил неважно.

Он молча созерцает, как отважно

Ты собственные латы сгоряча

Разбить готова взмахами меча.

В ужасном подземелье Этны дальней

Вулкана одноглазые друзья

Стучат по искрометной наковальне

Куда слабее, чем рука твоя,

Когда они, сильны, свирепы, дики,

Куют оружье своему владыке.

Надменный бритт, закованный в булат,

Смущенный, отступает шаг назад,

Дивясь тому, как ловко и как метко

Его колотит голая брюнетка.

Обезоружен этой наготой,

Боясь ее коснуться, как святыни,

Он держит меч трепещущей рукой

И только защищается отныне,

Любуясь прелестями героини.

Отсутствие Дениса-добряка

Меж тем святой Георгий замечает;

Он понял тотчас же, что помогает

Французам их патрон исподтишка.

Законною тревогою объятый,

Он озирает горние палаты

И наконец, сомнения гоня,

Велит подать известного коня{199}.

Коня подводят, и, закован в латы,

С копьем в руке, святой во весь опор

Пускается в неведомый простор,

Где сонм шаров светящихся мелькает,

Которые мечтательный Рене{200}

В тончайшем прахе, в вихревой волне

Без устали вращаться заставляет{201},

Несчетных звезд неистовый циклон,

Где все покорно воле притяженья

Иль, может быть, прославленный Ньютон,

Полету твоего воображенья.

Разгневанный Георгий на лету

Одолевает эту пустоту

И скачет по святителеву следу,

Когда Денис уже трубит победу.

Так ночью зажигает небосвод

Лучами ослепительного света

Внезапно налетевшая комета

И поражает ужасом народ;

Трепещет папа; в горе, поселяне

Неурожай предчувствуют заране.

Едва святой Георгий вдалеке

Узрел Денисов облик, для примера

Он грозное копье потряс в руке

И произнес, совсем как у Гомера{202}:

«Соперник немощный, Денис, Денис,

Поддержка нечестивцам и смутьянам,

Ты, значит, потихоньку сходишь вниз

И пакостишь героям англичанам!

Ты думаешь соперничать с судьбой

Своим ослом и женскою рукой

И не страшишься справедливой мести

Тебе, Иоанне и французам вместе?

Уже твоя трясучая башка

С убогих плеч однажды отлетела;

Ее вторично отделить от тела

Не постесняется моя рука;

Достойный пастырь воровского края,

Которому ты милости творишь,

Снеси ее еще разок в Париж,

Держа в руках и нежно лобызая».

Ответил, руки к небесам воздев,

Патрон прекрасной Франции смиренно:

«Святой Георгий, мой собрат почтенный!

Ты все еще не позабыл свой гнев?

Давно в раю мы обитаем оба,

А в сердце у тебя все та же злоба.

Как! Мы, которым ото всех почет,

Почиющие в драгоценных раках,

Не сеем мира, а, наоборот,

Проводим время в бесполезных драках?

Зачем упорно хочешь ты войны

Взамен спокойствия и тишины?

Зачем святителей твоей страны

Мутить обитель рая так и тянет?

Безбожники британцы! Есть предел

Долготерпенью. Гром небесный грянет,

И за свершителей ужасных дел

Молить всевышнего никто не станет.

Ужасен будет грешников удел.

Заступник рьяный адовых исчадий,

Святитель желчный, я тебя молю,

Будь кротче! Не мешай мне, бога ради,

Помочь своей стране и королю!»

При этой речи, от волненья красный,

Георгий вспыхнул яростью ужасной;

И, слушая, что говорит француз,

Он всей душою рвется в бой опасный,

Предполагая, что соперник – трус.

Он на него летит, мечом сверкая,

Как сокол, пташку встретив на пути.

Денис, благоразумно отступая

И времени напрасно не теряя,

Осла крылатого зовет: «Лети,

Лети сюда, чтоб жизнь мою спасти».

Так говоря, он позабыл, конечно,

Что жизнь его не прекратится вечно.

Осел наш возвращался в этот миг

Из солнечной Италии обратно

(Зачем, куда – читателю понятно).

Дениса доброго услышав крик,

К святителю он быстро подлетает,

С лазурной высоты спускаясь вниз.

Взобравшись на спину ему, Денис

Булат британца павшего хватает

И, яростно размахивая им,

Вступает в бой с соперником своим.

Георгий, обозленный, наступает

И делает мечом ужасный взмах

Над головой святого. Но сноровка

Не помогла. Тот уклонился ловко,

И голова осталась на плечах.

Вновь всадники несутся друг на друга,

Сверкают лезвия, звенит кольчуга.

Какая мощь, какая красота!

Упоены отвагою своею,

Стараются попасть в забрало, в шею,

В сиянье, в пах и в прочие места.

Оспаривая друг у друга славу,

Они победы отдаляли миг,

Как вдруг неистовый раздался крик:

Осел запел ужасную октаву,

Которая все небо потрясла;

И Эхо повторило крик осла.

Георгий побледнел. Денис смышленый,

Использовав момент, удар нанес

И отрубает у героя нос{203}.

Обрубок катится, окровавленный.

Хоть нету носа, но отвага есть;

В душе Георгия пылает месть.

С проклятием он Бога поминает

И, яростный удваивая пыл,

Заступнику французов отрубает

Тот член, что Петр у Малха отрубил.

Святой осел пронзительно завыл,

И райские чертоги содрогнулись.

Небесные ворота распахнулись;

Блистательный архангел Гавриил,

Своими огнезарными крылами

Спокойно рассекая высоту,

В пространстве показался над бойцами,

Неся в руке лилейной ветку ту,

Что веяла когда-то, зеленея,

В божественной деснице Моисея,

Когда он в море, покидая Нил,

Египетское войско утопил.

«Что я тут вижу? – закричал сердито

Архангел на дерущихся святых. –

Как! Слава аналоев золотых,

Смиренье, крест – все вами позабыто!

Приличны страсти и огонь войны

Для тех, что женщинами рождены.

Пусть, вечно недовольные собою,

Безумцы смертные, земли сыны,

С мирскою ратоборствуют судьбою.

Но вас зачем сражаться черт понес!

Чего вы меж собой не поделили?

Блаженство ли наскучило вам, или

С ума сошли вы? Боже! Ухо! Нос!

Как вы решились, дети совершенства,

Позабывая вечное блаженство,

Сражаться, крови не щадя своей,

Из-за каких-то жалких королей!

Довольно! Слушаться меня живей,

Иль с раем вам придется распроститься.

Я вам приказываю помириться.

Вы, господин Денис, берите нос

И помолитесь, чтобы он прирос.

Георгий-злюка, ухо подберите

И поскорей на место водворите».

Денис послушный тотчас же спешит

Исполнить все, что Гавриил велит.

Георгий тоже поднимает ухо

С травы. Соперники бормочут глухо

«Oremus», умилительный для слуха.

Все пристает прекрасно. Все спешит

Немедленно принять обычный вид.

И нос и ухо прирастают плотно,

От ран не остается и следа:

Настолько тело жирно и добротно

У жителей небесных, господа!

Тут Гавриил начальническим тоном

«Теперь поцеловаться!» – говорит.

Добряк Денис, не помнящий обид,

Охотно, первый, поцелуй дарит.

Георгий отвечал ему со стоном,

Клянясь в душе, что после отомстит.

Затем архангел следом за собою

Велит лететь смирившимся святым

В цветущий рай дорогой голубою,

Где чаши с нектаром готовят им.

Вы сомневаетесь, читатель строгий,

В моих словах? Я, право, не солгал.

У стен, что ток Скамандра{204} омывал,

Не раз в боях участвовали боги.

И разве не поведал вам Мильтон

Про ангелов крылатый легион{205},

Который бился в голубых просторах?

Как щепками, швырял горами он

И применял, что много хуже, порох.

Коль Сатана и Михаил сошлись

Когда-то в небесах, чтоб насмерть биться,

Тем более Георгий и Денис

Могли друг другу в волосы вцепиться.

Но если мир на небесах зацвел,

То человеческий унылый дол

Был, как обычно, преисполнен зол.

Благочестивый Карл к Агнесе милой

Летел мечтой, страдая с прежней силой.

А между тем Иоанна с торжеством

Работала блистающим мечом;

Ее соперника ждала могила:

Она ему то место отрубила,

Которым монастырь позорил он;

Пошатываясь, Исаак Уортон

Роняет меч, проклятье изрыгает

И, нераскаявшийся, умирает.

Монахинь древних величавый строй,

Увидев, что неистовый герой

Лежит во прахе, кровию измазан,

Воскликнул «Ave», в радости живой,

Что, чем грешил злодей, тем и наказан.

Сестра Беата, чей девичий стыд

Не пощадил неумолимый бритт,

Благодарила небо с тихим стоном,

Тайком любуясь яростным Уортоном,

И причитала сладко, прочим в лад:

«Увы! Никто так не был виноват».