Читать книгу ВИТЧ - Всеволод Бенигсен - Страница 8

Максим вдавил большим пальцем черную кнопку звонка. По ту сторону что-то закудахтало, и через пару секунд дверь распахнулась. На пороге стоял коротко стриженный блондин сорока с небольшим лет. У него был идеально ровный загар, белоснежная улыбка в тридцать два зуба и явно недешевая дизайнерская одежда. На последнее у Максима был наметанный глаз, ибо в Израиле он работал ночным охранником дорогого бутика.

– Вы Зонц? – спросил Максим, невольно любуясь голливудской внешностью хозяина.

– А вы Максим, – утвердительно сказал блондин и улыбнулся во весь рот. – Проходите. Рад, что пришли без опоздания. Не люблю опозданий. Кстати, можете меня звать просто Изя. Но это как вам удобнее.

«Еврей, что ли?» – подумал Максим, но спросить не решился, так как имел в студенческие годы неприятный инцидент, когда задал этот же вопрос молодому филологу Лазарю Абрамову. Тот оказался не только не евреем (Лазарь в честь Кагановича, а Абрамов – просто фамилия), так еще и антисемитом, который дико оскорбился и больше с Максимом не здоровался. Изя так Изя. Зонц так Зонц.

Максим прошел внутрь, удивленно вращая головой по сторонам, – в квартире не было мебели. Никакой. И вообще явно шел ремонт. Заметив смущение гостя, Зонц рассмеялся.

– Не обращайте внимания. Я большей частью за городом живу. А сюда недавно въехал, еще не обставился. Но плюс очевиден – можно не разуваться.

Максим прошел вслед за хозяином вглубь квартиры. Под ногами зашуршали мятые газеты, и в нос ударил запах краски. Из голых стен проросшими семенами торчали корешки электропроводки. Размеры жилья поражали. Широкий просторный коридор, вполне тянущий на отдельную комнату, разветвлялся, вырастая в две большие комнаты, каждая из которых вела еще куда-то.

«Однако товарищ явно не бедствует», – подумал Максим с легкой завистью. Одновременно он попытался стряхнуть прилипший к подошве правого ботинка газетный лист. Что не без труда удалось.

Зонц, однако, прочитал его мысли.

– Я работаю в администрации президента. Занимаюсь культурой.

– Похоже, культура стала прибыльным делом, – хмыкнул Максим. – Я-то был иного мнения.

– Это смотря как ею заниматься, – рассмеялся Зонц.

Они прошли в самую дальнюю и, похоже, самую маленькую комнату, где стоял небольшой потертый кожаный диван – единственный представитель класса бытовой мебели. На него Зонц и усадил Максима.

– Чай, кофе?

– Кофе, если можно.

Зонц исчез. Максим пошарил глазами по пустой комнате, а затем уставился на единственный достойный внимания объект – серую стену с несколькими разноцветными мазками эмульсионной краски – видимо, пробовали цвет или, как говорят художники, колер.

Вскоре появился Зонц с дымящейся чашкой кофе и пепельницей.

– Вам, вероятно, хочется узнать, почему я пригласил вас для беседы с глазу на глаз, хотя мог прекрасно рассказать вам все по телефону.

Если честно, Максим с большим интересом послушал бы, как можно, занимаясь культурой, заработать себе на такую квартиру, но он подавил в себе этот меркантильный позыв.

– На то есть несколько причин, – не дожидаясь ответа, сказал Зонц, присаживаясь на подоконник и закуривая. – Во-первых, я должен был вас увидеть лично. Мало ли. Не люблю, знаете ли, общение вслепую. Во-вторых, насколько я понимаю, вам нужны участники альманаха «Глагол». Куперман, Блюменцвейг, Файзуллин и прочие. Без них книги не будет.

Максим заинтересованно приподнял голову – для постороннего человека Зонц был неплохо осведомлен.

– Вас удивляет моя информированность? – в очередной раз прочитал мысли собеседника Зонц. – Все очень просто. А может, и не очень. Начнем с того, что ваши бывшие приятели и будущие персонажи вашей же книги находятся на территории России. Более того, они проживают в одном месте.

– Тюрьме? – испуганно спросил Максим, ибо это было первое, что пришло на ум.

– И да и нет, – замялся Зонц. – Точнее, так. Они находятся в одном небольшом закрытом городе. Я не знаю деталей, но подозреваю, что в свое время их всех туда свезли с целью изолировать от общества. Вроде ссылки. Правда, ссылки довольно жестокой, так как, насколько я понимаю, все это скорее напоминало трудовой лагерь.

«Так вот куда полетел самолет», – подумал Максим.

– Любопытно, что произошло это в советские времена, а они до сих пор находятся там.

– Как это? – вздрогнул Максим.

– Видите ли… этот город есть в некотором роде заповедник или, точнее, музей. Музей уникальный, ибо подобных экспериментов с творческой интеллигенцией никто нигде больше не проводил. И жители этого города, некоторые из них – ваши друзья, берегут и охраняют этот музей. Как своего рода памятник тем ужасным годам, которые они там провели. Мемориал, одним словом. Суть заключается в том, что культурный отдел при президенте, который я возглавляю, хотел бы провести… хотел бы оформить этот музей как действительно культурно-исторический памятник. Для этого нам надо привести город в порядок, подправить коммуникации, сделать ремонт. В общем, превратить его в культурный объект общероссийского, а возможно, и мирового масштаба.

– И при чем тут я? – спросил Максим, удивившись, что еще в состоянии задавать вопросы после всей информации, которую обрушил на него Зонц.

– А вот тут мы и переходим к теме нашей встречи. Вы ведь прекрасно знали Купермана.

– Ну, прекрасно – это сильно сказано, – поспешно открестился Максим, который не любил брать на себя лишнее. – Но в общем неплохо.

– Ну, Купермана, Файзуллина… Неважно. Важно то, что все они оказались людьми довольно упертыми и… не желают покидать свой город-лагерь-музей. Они вообще как будто немного законсервировались там. А для проведения ремонтных и прочих работ нам необходимо на время… подчеркиваю, только на время, недели на две, выселить немногочисленное население города. Дадим им жилье на первое время, в городе… ну и так далее. Но они люди старой закваски, никому не верят, подозревают худшее…

– То есть?

– То есть то, что, сделав полноценный музей, мы уже не позволим им там дальше жить. А это неправда. Более того, они как свидетели, как участники того трагического эксперимента будут нам очень полезны. Короче говоря, нужен человек, которому они верят, которого знают, которому доверяют. И такой человек есть. Это вы. Ведь они вам доверяют?

– Доверяют, наверное, – пожал плечами Максим и тут же почему-то вспомнил, как Куперман в свое время отказался дать ему машинописный экземпляр «Архипелага ГУЛАГ», мотивировав это как раз тем, что совершенно не доверяет Максиму.

– Вот видите, – обрадовался Зонц. – Задача вам вполне по силам. Более того, воспринимайте ее как некую культурную миссию. Что же взамен? – спросите вы.

Максим совершенно не собирался задавать этот вопрос, но из вежливости кивнул. Похоже, Зонц обладал способностью угадывать лишь некоторые мысли собеседника.

– Взамен вы получаете возможность со всеми ними встретиться, обсудить вашу будущую книгу, взять интервью, восстановить события далеких семидесятых и так далее.

– Это очень мило, конечно, – выдавил после длинной паузы Максим. – Но все же мне многое непонятно.

– Вот и проясните на месте.

– Я не о том. Ведь был еще и Яков Блюменцвейг, мой однокурсник, который тоже летел в Мюнхен. Но, насколько я знаю, он живет своей жизнью и ни в каком закрытом городе не находится.

Зонц усмехнулся и задумчиво потеребил кончик носа.

– Да. Блюменцвейг – в некотором роде исключение. Врать не буду. У нас имеется список всех сосланных в этот город. И в этом списке присутствует и Блюменцвейг. Но, к сожалению, нам не удалось выяснить, каким образом Блюменцвейг покинул лагерь. Возможно, вам, в смысле нам, удастся узнать это на месте.

– Я к тому, что если Блюменцвейг жив, то мы могли бы взять его с собой. Он был бы более убедителен, нежели я. Ведь он тем более знает всех, раз тоже был там. Только его тоже надо найти.

Зонц вздохнул, затушил сигарету и тут же вытянул из пачки новую.

– Когда-то давно, еще в девяностых, я работал в Министерстве культуры. К нам постоянно ходили какие-то деятели, которые просили то дать им помещение под театральную студию, то организовать какой-то фестиваль, то профинансировать какой-то проект. Среди прочих был и некто Блюменцвейг. Я его хорошо запомнил: нагловатый, нервный и слегка неадекватный. Он попросил дать помещение для репетиций его «Театра дегенератов». Я еще спросил, откуда такое странное название. А он сказал, что название не странное, а очень даже логичное, ибо труппа целиком состоит из дегенератов.

– То есть как? – изумился Максим.

– А вот так. У меня, говорит, в труппе дауны, олигофрены, дебилы – одним словом, полные и непроходимые идиоты с точки зрения вашего «здорового» общества. Есть даже один аутист. Кстати, гениально играет князя Мышкина. Он весь спектакль молчит, а текст идет закадровым, так сказать, голосом. В общем, после короткой, хотя и увлекательной беседы я отказал Блюменцвейгу. Но вовсе не из-за специфики театра, а просто потому, что мы тогда отказывали всем.

– И что? – спросил Максим, который под впечатлением от рассказа вспомнил знаменитую антисемитскую брошюрку Блюменцвейга.

– А то, что Блюменцвейг – сам псих. Деятельный псих. Я бы даже не стал ему ничего предлагать. Зачем? Полагаться на него мы не можем, а зря время тратить… Впрочем, если вам любопытно, я могу рассказать вам о нем побольше. И даже дать его координаты.

– Серьезно? – обрадовался Максим.

– Но прежде скажите, мы можем на вас рассчитывать?

– Ну конечно.

– Тогда я предлагаю отметить это скромное соглашение небольшим ужином. Признаться, я с утра ничего не ел. Как насчет итальянской кухни?

– Не имею ничего против, – пожал плечами Максим, который тоже почувствовал внезапный приступ голода.

– Отлично, – соскочил с подоконника Зонц. – Тогда по коням.

– Простите, а как называется этот город?

– Какой? А-а…

Зонц с легким прищуром посмотрел на Максима, словно не был уверен, можно ли тому доверять столь конфиденциальную информацию.

– Привольск.

– Привольск?

– Да. Привольск-218.

– А почему 218?

– Этого я не знаю. А вам что, не нравится число?

– Да нет… просто удивлен, что он с числом.

– Ничего удивительного. Закрытые города все имели числа. А этот к тому же был еще и лагерем. По совместительству, так сказать.

И Зонц улыбнулся своей обворожительной улыбкой, хотя в данном контексте она была довольно неуместной.