Читать книгу Военврач. 2000—2005 - Вячеслав Дегтяренко - Страница 7

На санитарном УАЗике

День медицинского работника отмечают в третье воскресенье июня с 1981 года. И в Чечне тоже. Начался он с построения дивизии на взлётно-посадочной полосе, из которой временно сделали плац.

– Я сколько раз говорил, что выезды за пределы гарнизона, тем более в Грозный, могут быть опасными для жизни, – после приветствия продолжал комдив – сорокадвухлетний генерал-майор. – В городе ещё есть одиночные группы боевиков, которые зарабатывают себе на жизнь тем, что снимают на фото убийства наших военнослужащих. На прошлой неделе я доводил до командиров частей, что на рынке Грозного были убиты трое военнослужащих нашей дивизии, одна из них женщина. Они совершали там покупки. Наверное, командиры частей не довели мой приказ о запрете выхода за пределы гарнизона. Командир медбата, дайте команду вынести тела погибших.

Перед импровизированной трибуной поставили станки Павловского, которые служат армии ещё со времён первой мировой. На них разместили двое носилок с убиенными. Обезображенные лица ничем не прикрыты, из ран виднеется запёкшаяся кровь вперемешку с мозговой тканью. У одного парня потерялся глаз, у второго отсутствуют уши и нос.

– Эти двое вчера были застрелены на рынке Грозного, когда покупали черешню. Их что – плохо кормят? Или им черешни захотелось? Они что – забыли, что они не в армии США служат? У нас клубникой не кормят! Посмотрите каждый, как закончилась их жизнь. И что мне теперь их матерям писать? Погиб как герой? Пусть каждый пройдёт и посмотрит, и передаст другому, как бесславно закончилась жизнь этих солдат. И запомните напоследок – враг вас раньше увидит и учует.

Мы не спеша проходили мимо погибших солдат. Никто не скомандовал снять головные уборы. Эти трупы были в назидание живым и должны были нас учить. Противоречивые чувства разрывались у меня внутри. Разве так прощаются с погибшими? Разве их вина в том, что Родина, отправляя себя защищать, не может обеспечить их элементарными витаминами, продуктами питания, обмундированием? На их месте мог быть любой из нас. Ведь позавчера на том же рынке я обменивал три блока сигарет на клубнику, сметану и черешню. На дворе июнь, а нас кормят прогорклыми сухарями, картофельным порошком и килькой в томате. Вокруг Ханкалы пропадают черешневые сады, которые были брошены дачниками. На гарнизонном рынке фрукты стоят в десять раз дороже чем в Грозном, да и зарплату нам третий месяц не платят. Подсказал впереди идущим, что надо снять кепки, так принято прощаться с погибшими. Произвёл ли урок комдива впечатление? Вот уж не знаю.

Вчера узнал, что ребята из медбата ездили за медицинским имуществом в разрушенные городские больницы, которые не подлежат восстановлению. Омоновцы сжигают мебель или меняют её на водку. Они и рассказали, как ориентироваться на разрушенных от бомбёжек улицах.

– Проедешь блокпост шестьдесят два, это новосибирцы. Дальше повернешь налево. Доберешься до тридцать четвёртого. Это туляки. Затем всё время прямо. Там спросишь, где стоят кемеровчане. У них штаб прямо в больнице. Возьми с собой бутылку, – инструктировал начальник рентгенологии.

Вместе с двумя проверенными временем солдатами выдвинулись на тёмно-зелёном КАМАЗе с закрытым фургоном в Грозный. По пути заехали на рынок, где бойцов радостно принял чеченец с типичным именем Абдула.

– Что привезли, ребятки? Бензин, соляра, масло. Всё куплю.

И он действительно всё купил, вместе с моими сигаретами Ява, которые выдавались вместо сахара по десять пачек на месяц. По отношениям между ними видно было, что подобные сделки купли-продажи не впервой.

– Мы вам сколько должны, товарищ старший лейтенант? Вы комбату не расскажете?

– Нисколько, поедем теперь в больницу.

К больнице добрались спустя полтора часа плутания. Её здания были разрушены авиаударами. В уцелевшей части базировался отряд ОМОНа из Кемерово. Кратко объяснил, кто мы и откуда. Затем меня провели в комнату к командиру, увешанную коврами ручной работы с саблями и кинжалами. Она больше была похожа на шейховские апартаменты.

– А, медик, это хорошо! Давай, за ваш праздник, по рюмочке! Серёга, проведёшь, покажешь, где и что у нас есть.

Серега проводил меня по этажам больницы, коротко инструктируя.

– Туда не высовывайся! За тем окном наблюдает снайпер. В ту комнату не заходи, там звуковые мины. Аккуратно, не наступи на растяжку, а то без пальцев на ноге останешься, и пригибайся почаще.

Я был уже не рад, что захотел каких-то стульчиков и шкафчиков. Но не отступать же. Отобрав стол, два шкафа, лаборантские стулья, я пошёл за ребятами, курившими в кабине.

– Ну что, хлопцы, давайте поработаем теперь на медслужбу.

Повторяя инструктаж омоновца, туда не ходи, туда не ступай, ввёл ребят в паническую атаку.

– Товарищ старший лейтенант, мы дальше не пойдём. Нас мама дома ждёт, до дембеля полгода осталось.

– А меня, что думаете, не ждут? Выполняйте приказ, да осторожнее будьте. Бензин сливать вы мастера, а как доброе дело сделать для самих себя, так вы в кусты! Вперёд, не дрейфьте, я с вами рядом буду.

Так мы перенесли этот медицинский скарб в наш фургон. И – в Ханкалу. До начала комендантского часа оставалось сорок минут, а после пяти вечера без спецпропусков по Грозному не проедешь.

– Тормози, – командую я водителю.

– Зачем, опасно здесь, частный сектор?! – сопротивляется чумазый водитель.

– Тормози, говорю, вон видишь, розы растут! Сегодня день медика, неудобно без цветов в часть возвращаться.

Пока я срезал штык-ножом колючие стебли цветов, в соседних дворах началась перестрелка, в ста метрах взорвались две гранаты. Ещё минута – и мои ребятишки оставили бы меня ночевать здесь одного. Когда я запрыгнул в кабину КАМАЗа, они смотрели на меня с выпученными от страха глазами. До Ханкалы мы неслись под девяносто.

– О, доктор, спасибо за розы! Откуда такие красивые? Даже комдив нам не дарил таких шикарных, – по-детски радовалась букету медсестра Ольга Владимировна.

– На рынке заказал, из Моздока лётчики привезли.

– А медицинское имущество где взяли?

– Да ребята с медбата подкинули. У них лишнее, списано, не выбрасывать же.

Расставив мебель в медицинском пункте, накрыв столики белыми простынями, ушёл в жилую палатку праздновать профессиональный праздник.

Среди ночи, меня разбудили крики медсёстры, доносящиеся со стороны медпункта.

– Спасите, помогите!

Надев брюки, выбежал на улицу.

– Что случилось?

– Начальника штаба бьют. Драка у него с майором из дивизии. Меня не поделили. В медпункте дерутся. Всё разобьют там сейчас.

– Нет уж, я здесь лишний буду. Пусть бьют, всё одно казённое.

Начальник штаба был сильнее на этот раз. По случаю одержанной победы он ушёл глушить эргэдэшки в поле. Утром я зашёл в наш образцово-показательный медицинский пункт, где должны были проходить сборы для начмедов частей дивизии. Всё было перевёрнуто кувырком, мебель разбита, перекись и зелёнка разлиты. У начальника штаба следы победы на лице и через тональный крем сияла гематома под глазом. Но он мужественно улыбался, в нём чувствовался оскал тигра-победителя. В своих приключениях он выпрыгивал с четвёртого этажа «Титаника», стрелял на ходу из УАЗика, прыгал из борта мчащегося грузовика и отделывался небольшими повреждениями. Мотивы всегда были одни и те же, так же как и условия их возникновения. Женщины и алкоголь.

02.07.2000 г., н. п. Ханкала

Вчера в Аргунской комендатуре подорвался водитель-смертник на «КАМАЗе», начинённом тротилом. Это городок в семи километрах от нашего лагеря, и мы видели этот взрыв. Как будто маленький ядерный грибок поднялся высоко в синее небо и на мгновение закрыл диск заходящего солнца. Пострадало триста шестьдесят милиционеров, вэвэшников, из которых на месте погибло двадцать с небольшим.

Второй день идут бои за Аргун. Вчера чеченцы взяли селение Новогрозненское. Ежедневно слышны перестрелки на окраине Ханкалы. Враги представлены интернациональным составом: поляки, прибалты, арабы, украинцы. Наши ребята в эфире часто ловят арабскую, английскую и украинскую речь.

Местный климат мне показался суровым. Дефицит воды привёл к вспышке кишечных инфекций. Почти у трети личного состава поносы. Вероятно энтероколиты и дизентерии. Меня тоже постигла эта участь, и две недели я занимаюсь самолечением. Хотя опять же, смешно, половина батальона лечится у меня и только если понос с кровью – отправляю больных в медбат.

Часто бывают пыльные завесы, когда видимость сто метров и меньше. Сюда добавить горящие нефтяные факелы со всех сторон и – картина из преисподней. Хотя мне кажется, что я привык к грохоту вертолётов, ночным САУшкам, шуму дизельной станции, мышам, жаре и прочим особенностям полевого быта.

Обещанных денег не платят. Вместо так называемых боевых (990 рублей в сутки) офицерам выдают в месяц по тысяче рублей (45 долларов). Остальное обещают потом. Кормят также невкусно и однообразно. В соседствующих с Ханкалой и минными полями садах (покинутых заминированных дачах) аккуратно собираем абрикосы, черешню, сливы. Иногда на деревьях замечаешь растяжки. Как правило, их вешают на самых урожайных кустах. От кого не знаю. Слышал, что у химиков двоим солдатам оторвало пальцы. Овощи покупаем или обмениваем на сигареты на рынке. В месяц мне положено два блока сигарет «Ява» или семьсот грамм сахара и, как некурящий, я выбираю сигареты.

Утром по привычке в качестве зарядки бегаю десять-пятнадцать километров по бетонке дивизионного плаца и взлётно-посадочной полосе. Для чего – не знаю, но чувствую себя значительно лучше. Заразил бегом ещё нескольких офицеров, – в компании начинать веселее, так как для многих мои беговые объёмы кажутся недостижимыми.

Лето выдалось не очень тёплым. Хотя я ещё не знаю, какое оно должно быть здесь. Частые дожди сменяются жарой и духотой. Трава выросла под два метра. В ней можно потеряться.

За амбулаторным журналом. Через минуту над головой пролетит пуля

Побывал в Грозном. От многих районов остались лишь руины. В центре процветает торговля ширпотребом, продуктами, топливом. Рынки, киоски, кафе, ездит городской транспорт в виде маршруток. Днём там относительно спокойно. Лишь иногда кого-нибудь застрелят или ранят, а по ночам нашим ОМОНовцам приходится несладко. Весь город поделен на сектора и охраняется блокпостами. Их-то и обстреливают нарушители мира в республике.

Сегодня за сорок. Брезент палатки спасает от солнечных лучей. Чтобы не было душно, мы приподняли её полы, что создаёт хоть какую-то вентиляцию. Я смотрю, как горячие струйки воздуха колышатся от невидимого ветра. Пахнет нефтью, медицинским лизолом. Вокруг лагеря застыла вуаль из пыли от колес БТРов и гусеничных траков. Стрекочет батальонный дизель, который выдаёт лагерю электричество. После обеда есть полтора часа на сиесту, так как работать в таких условиях невозможно. Где-то стреляют одиночными «калашниковы». Может, тренировка в тире, может, кому заняться нечем.