Читать книгу Кардиец. Ученик философа - Вячеслав Фролов - Страница 6

– Усмири свои крылья Танатос!

Дай ещё хоть одно мне мгновенье

Удержать в своём разуме смутном.

Вот развеется память людская

И последняя радость затихнет.

Подожди, хоть немного жестокий,

Дай же мне хоть вздохнуть напоследок…

– Нет! Закончилось время, о смертный!

Пойдём вдаль к руслу тёмного Стикса,

там ещё можешь посокрушаться

над судьбой, что случилась, что было.

Помни ты, пока можешь, безумец!

Всё прошедшее и всё, что настало,

это есть, это данность, о смертный!

Прядь я срезал, одна лишь дорога,

Моя сила вам неотвратима!

Целый день тянулась процессия людей Македонии, желающих проститься с усопшим царём. Разное говорили, но всем языки-то не обрежешь и не завяжешь двумя узлами. А жаль! Стоило наверно! Потому что говорили всякое. И даже то, что убийца хотел отмстить другому. Вроде как Атталу, царскому родственнику. Тогда зачем убивать царя, если хочешь отомстить Атталу? Ведь в событиях на конюшне царь не участвовал!

– Всё это очень подозрительно! Или убийца был настолько же глуп и труслив, как Гармодий и Аристогитон31, убившие Гиппарха?

– Умные люди судачат, что главных убийц искать надо среди знатных.

– Но кто же их искать-то будет? Да и многим знатным была выгодна царская смерть. Если смотреть, то почитай каждого второго подозревать можно. Вот стратегов, например. Да хоть одноглазого Антигона. Вон он стоит зыркает единственным бурцалом.

– Ты так пристально на Антигона не смотри. Этот разбойник не любит пристальных взглядов. Этот кого хочешь отправит к Аиду!

– Аттал – родственник царский сбежал в Персию. Почему сбежал? Или взять, к примеру, старого стратега Пармениона. Этот сам кого хочешь порешит! Упаси олимпийцы встретиться с таким бандитом среди ночи! Ой, что я говорю! – рядом проходили гоплиты из охраны царя. Покойного царя. – С кормильцем нашим, с соколом ясноглазым, с героем лучезарным, – было сказано громко, чтобы охрана слышала, – лучше никогда не встречаться, ибо только взглядом одним разденет, да без гиматия оставит. – Это уже сказано тише, чтобы слышали только те, кто вокруг.

– Да люди-то поговаривают, что может и сам царевич к этому причастен, врут, конечно, стервецы! Ой, врут! Да и самого царского убийцу – Павсания растерзали охранники.

– А с другой стороны, вот была у царя охрана, а что толку? Не уберегли разгильдяи! Подозрительно это всё! Ох, рьяно молчит охрана! – Так примерно думал каждый проходящий мимо умащенного тела царя.

– Дураки! Чего зря болтаете? Царевич не причастен. А вот мать его… ругалась с покойным по три раза за день. Подозрительно всё это! Не иначе она решила извести бывшего мужа. А царевич вон какой молоденький! Просто бог с Олимпа!

– Неее! Это Аттал, вражий сын подослал убийцу. Я точно знаю! Мне рассказывала сноха моей соседки, с которой мы вместе воду набираем. А уж она-то всё знает. У неё рабыня, которая дружна с рабыней… так вот та слышала ….

Рядом с телом стояли полу или совсем обнажённые плакальщицы, обязанные рвать на себе волосы и одежду. Одежду-то они порвали, это видно. А вот волосы берегли, только вид делали. Ну кому же захочется волосы-то рвать? Одежду снова купить можно, а порвать старую легко, всё равно за похороны хорошо заплатят. А за волосы плати не плати – волосы свои. Жалко, конечно! Да и больно к тому же!

Рядом с умершим стоял среднего роста, судя по мускулам, сильный молодой человек. Это был сам царевич Александр. По нему было видно, что опечален, скорбит по умершему отцу. За ним стояли знатные юноши, которые тоже были сильно удручены происходящим. На другой стороне, чуть поодаль стояла группа женщин. Впереди была красивая не молодая, но ещё достаточно свежая царица Олимпиада. Вернее, бывшая царица. Ибо усопший успел развестись, жениться и сделать ребёночка – дочку. И всё это за один год. Не зря его называли великим! Всё успевал. Правда и святотатцем называли, но это только завистники! Жена Клеопатра – молодая женщина, стоявшая за Олимпиадой, смотрела безо всякой печали, а вполне с интересом на всё происходящее. Или просто она ещё не научилась скрывать свои чувства. Ну, так и не научится.

Тело на носилках взяли несколько дюжих молодцов и понесли, а вся процессия двинулась вслед. Сначала за телом шли родственники, потом знатные особы – царь всё таки. А уже все остальные проследовали, кто как попало.

* * *

Погребальный пир шёл уже давно. Царица Олимпиада сидела рядом со своими детьми Александром, его сумасшедшим братом Филиппом Арридеем и дочерью Клеопатрой. Как истинная царица она держала себя скромно, величаво и недобро поглядывала на соперницу. На молодую и привлекательную царицу, которую тоже звали Клеопатра. Фантазия македонцев проста, не как у изнеженных эллинов. Есть несколько имён ими и будут называть детей. Зачем придумывать что-то новое? Клеопатра – жена покойного рассуждала про себя, каким образом устроить свидание почившего мужа с его старой, но ещё привлекательной женой Олимпиадой. Что лучше сможет решить эту проблему – зелье или острый бронзовый кинжал? А вот самой Олимпиадой уже были отданы соответствующие распоряжения, что все дела между царицами решатся мирно и полюбовно. Как обычно бывает в Македонии. И слуги, надеясь на обещанную щедрую плату обязались, что после траурной церемонии дочь Клеопатры уснёт навсегда на руках у матери, а сама мать повесится. Ну что же поделать? Две матки не живут в одном улье! Эту истину знает каждый малолетний македонянин.

Тризна по убиенному царю Филиппу будет продолжаться долго. Много царских родственников будет казнено, а некоторые представители высшей аристократии спляшут пляску на крестах во время распятия, ибо распятие считалось очень позорной казнью. А какой же казнью прикажете успокоить милую родню? Напоить их до смерти? Но тут надо понимать, что это Македония – центр мира, куда там Дельфам! Македония – центр эллинской цивилизации, поэтому некоторые специфические особенности – избавление от надоевшей родни не умаляют пафосности царских похорон. Как известно в центре мира – Пелле: началась коронация – головы летят.

За родственником жены покойного – Клеопатры, сбежавшим Атталом, уже были посланы соответствующие люди. Они найдут и того, кого надо найти даже в закоулках Тартара. Хотя, там прятаться никто не захочет. Этих умелых людей подбирал лично молодой, но очень смышлёный секретарь царя. Бывшего царя, то есть усопшего. А теперь он секретарь молодого, ещё пока не помазанного на царство, наследника. Неподалёку восседали гетайры – товарищи царевича. С некоторыми он воспитывался и играл ещё в детстве. Вино постоянно подливалось в чаши знатных юношей и между ними шёл оживлённый, тихий разговор.

– Убийца Павсаний был человеком Аттала. – говорил еле слышно Гефестион своим спутникам. – И этот заговорщик Аттал бежал. Зачем бежал если не виновен?

Ему возражал Птолемей:

– Этого гада, Павсания, видели с человеком Циклопа. Тот отдавал Павсанию деньги. – сказавший быстро выпил и обернулся не подслушивает ли их кто. – Вопрос такой: зачем Павсаний будет брать деньги у Циклопа? То – то и оно!

– Я думаю, Птолемей прав! – поддержал товарища Кратер. – У царя Филиппа были подозрения о воровстве Монофтальма. И царь хотел уже арестовать и допросить Антигона одноглазого. Да вот не успел!

– Нет, – упорствовал Гефестион. – Это точно Аттал! Помните на свадьбе царя что он ляпнул? Он же тоже Аргеад и сильно жаждал занять место Филиппа.

– Подождите! – сказал Селевк. – А что ляпнул мятежник Аттал? Меня при этом не было.

– Тебя не было? Ну тогда ты пропустил самое интересное. – вставил ещё один из товарищей Александра Леоннат. – Ладно слушай. – и Леоннат начал рассказ о событиях годичной давности: – На новой свадьбе царя Аттал решил выпить за новобрачных. И когда он поднял тост, произнёс: «Молю богов, как и все македонцы, чтобы наконец-то у славного царя Филиппа и Клеопатры родился законный наследник!» И выпил. Ну тут Александр и вспылил: «Я что же по-твоему незаконный? Ты свинья, хочешь сказать, что я ублюдок?» И запустил Атталу кубком прямо в рожу!

– Правильно! Как говорит Аристотель: «Чтобы пробудить хоть малейшее раскаяние негодяя, надо дать ему пощёчину!» – сказал Пердикка.

Все, сидевшие за столом товарищи Александра и слышавшие рассказ Леонната тихонько засмеялись. Но тут же вспомнив, где находятся, прикрыли рты руками.

– У Аттала даже кровь пошла, когда Александр запустил в него кубком. – Сказал, задыхаясь от смеха и сдерживаясь при этом Птолемей. – Думали, что челюсть сломана.

Остальные сидевшие за столом, тоже сдерживались и закрывались руками с кубками. Смеяться на поминальном пире – верх кощунства! Но что же поделать если молодёжи смешно вспоминать былое?

– Тут вспылил уже Филипп. – продолжил свой рассказ Леоннат. – Конечно, разозлишься! Твой сын на свадьбе расквашивает наглую морду твоему тестю или кто он там, опекун? А часть этих предателей подняла кубки, приветствуя речь Аттала. Филипп взбесился и бросился на сына, но споткнулся да упал.

– Был сильно пьян. – вставил реплику Птолемей, продолжавший хихикать на поминках.

Леоннат же продолжал. – Александр, разозлённый наглой речью и тем, что отец заступился за мерзавца, и тем, что Аттала поддержали аристократы сказал: «Ну куда тебе покорять кого-то, если ты сам не держишься на ногах?» Тогда Филипп ещё больше распалился и стал кричать, что он лишает сына наследства. Александр топнул ногой и убежал. А Филипп напился ещё сильней и несколько раз это повторял. Аттал всю церемонию только больше распалял ненависть отца.

– Вот гады! – произнёс Селевк, гораздо громче – стоило бы всех ублюдков, кто поддерживал Аттала казнить, как заговорщиков!

– Дак мы-то как раз и казнили! – произнёс Пердикка.

– Это ты про Павсания – убийцу? – спросил Птолемей. – Тогда уж прямо скажи не казнили, а убили. Ты и Леоннат.

– А что тебе не нравится? – стал немного громче возмущаться Пердикка. – Какая разница? Главное, что покарали за преступление!

– Поторопились! – сказал Селевк. – Надо было скрутить и допросить.

– Да заткнитесь вы! – сказал Александр, недовольный смешками и болтовнёй в кругу товарищей и услышавший последние слова. – Вы на похоронах, а не в театре!

Юноши замолчали, но периодически тихо прыскали от смеха, прикрываясь руками с кубками. Возможно, воспоминания о разбитом лице Аттала, побуждали их смешливость.

Церемония шла своим чередом. Были сказаны торжественные слова. Даже те, кто искренне ненавидел Филиппа за казни своих сородичей, расписывали как они скорбят всем сердцем. И более всего, распинались об осиротевшей Македонии. Обещали всяческую поддержку царице Олимпиаде и естественно, желали поддержать молодую царицу Клеопатру. Обе вдовы со скорбными лицами принимали изъявления верноподданических чувств и изредка рыдая, сквозь слёзы бросали друг на друга «нежные» взгляды.

Самую длинную и торжественную речь произнёс Антигон одноглазый. Саму Македонию он называл самой наинесчастнейшей после потери такого царя. И поклялся Зевсом и остальными олимпийскими богами, что грязные убийцы – заговорщики ответят по всей македонской строгости. А в славословии он превзошёл всех аристократов. Естественно, больше всего он пел дифирамбов Александру. Даже весёлых и беспечных друзей царевича стало клонить ко сну.

И вот, слава олимпийцам, наконец-то всё закончилось. Приглашённые стали расходиться и снова пошли горячие уверения в дружбе и любви. Множество аристократов разошлись покачиваясь.

Антигон, до нельзя довольный собой подошёл к Александру и спросил:

– Ну как? – спросил одноглазый царевича. – Понравилась моя великолепная речь? Я из-за всех сил пытался вызвать жалость к участи страны…

– Да, – съязвил Селевк. – твоя речь была великолепна! На тебя действительно было жалко смотреть!

После этих слов единственный глаз Антигона стал наливаться кровью. Александр приказал им замолчать. Селевк должен был извиниться перед Антигоном, а Антигон как более мудрый обязан простить молодого повесу. Селевк отказывался извиняться перед главным заговорщиком и изменником. – Если он устраивает заговоры против Филиппа, то точно так же будет устраивать заговоры против Александра, когда тот станет царём. – ответил упирающийся Селевк.

– Какой заговор? Какая измена? – вскричал Циклоп. Исполнившись праведного македонского гнева Одноглазый начал возмущаться, что его пытаются оклеветать враги. Он всей душой за нового царя! Этот юнец должен ответить за свою ложь!

Снова Александру пришлось мирить разбушевавшихся воинов, одного зрелого и умудрённого опытом, другого молодого, неразумного и языкастого. Тогда уже вмешался Гефестион.

– Это ты, с мятежником Атталом, затеял афёру по убийству царя. – сказал горячий Гефестион Циклопу, поддерживая товарища. – А глупый Павсаний был лишь игрушкой в ваших руках.

– Ах, ты мерзкий щенок! – стратег распалялся не на шутку. – Да я всегда был верен Филиппу! Это дурак Павсаний и изменник Аттал всё затеяли. Ты ответишь, щенок за свой поклёп! Я не виновен в его смерти, вот и царь Александр может подтвердить! – сказал одноглазый и показал на царевича.

Олимпиада и Клеопатра, две живые вдовы усопшего сразу же очень пристально посмотрели друг на друга, а потом на Александра.

– Он правду говорит, Александр? – спросила царица Олимпиада. – Ответь, он правду говорит? Он виновен в смерти отца?

– Нет, конечно же! – спокойно ответил царевич. – Мама, ты прекрасно знаешь, что всё затеял изменник Аттал. – Ни один мускул не дрогнул на лице наследника и он продолжил спокойным голосом. – И грязный изменник ответит за свои злодейские козни! – Александр продолжал успокаивать и увещевать властным тоном разбушевавшуюся грозу. – Чем больше вы распространяете друг про друга бредни, тем хуже делаете для страны и для себя. Мятежника поддерживают изменники, их надо выявить, а вы, мои сподвижники, друзья и родственники, те на кого я должен опираться, зря обвиняете друг друга. Именно на наши склоки надеются заговорщики и хотят нанести удар. Нам всем следует держаться вместе. Приказываю вам, пожать друг другу руки и всё забыть! Иначе всем может быть плохо!

Циклоп первым, нехотя протянул руку молодому Селевку, тот пожал протянутую руку и признался, что был не прав. А потом, стыдясь своей горячности отошел в сторону. Александр сказал, что все могут расходиться. А он должен дать Антигону – стратегу кое какие распоряжения и посмотрел на своего секретаря. Тот еле заметно кивнул и тоже пошёл прочь.