Читать книгу Обрывки - Вячеслав Михайлович Ренью - Страница 6

Часть1. «У попа была…»
Судьба

Оглавление

Хорошо когда у человека есть мечта. Нет! Это не просто хорошо! Это – прекрасно! Особенно если мечта высокая и звенящая. В этом случае можно холить и лелеять её, можно стремиться к ней по мере сил, и даже иногда достигать ее, если она не слишком заоблачная.

Мечты не лопаться точно мыльные пузыри. Одна беда – мечты могут тихо умирать. В этом случае приходит судьба и владеет человеком полностью и безраздельно, то, вознося свою жертву вверх то, мучая и пытая её.

Пытки бывают разными. Например, пытки щекоткой – весело и со вкусом, или пытки насекомыми, тоже ничего – по крайней мере, маленькие, неприкаянные жучки и паучки останутся сыты. А в феодальном Китае вообще придумали потешный вид пыток. Скажите, что может быть веселее, чем взять и покончить с собой на зло врагу. Пришел на порог его дома, обожрался немытым рисом и помер. И пусть супостата всю жизнь мучает совесть. А ведь можно ещё для всеобщего веселья устроить многократный спуск причинным местом по наклонному бревну, утыканному гвоздями….

Абсолютно случайно и между делом Андрей «проглотил» книжицу о пытках народов мира и, подумав немного, решил, что в палачи он, пожалуй, работать не пойдет. Не понравилась ему данная специальность и все тут. Посудите сами: спецодежда вечно грязная, дышать под колпаком трудно, опять таки гаишники из-за чертова колпака на улицах не узнают, да и работу на дом брать – только родственников и близких нервировать. Вон папа каждый день полный портфель бумаг с работы таскает, а потом сидит с ними допоздна. Он у Андрея бухгалтер. Бумаги перебирать – это тебе не головы рубить! Сидит папа себе, ни кому из домашних не мешает и…пусть сидит, главное, что бы сидел дома, а не в другом месте.….

Работать учителем в школе Андрей тоже не собирается. Где, где, а там точно одни специалисты по пыткам собраны! Скажите, ну разве кому ни будь в здравом уме и с добрым сердцем придет в голову поднимать детей в такую рань. А если ты сова, если читал под одеялом до часу ночи …? Мало того, так ещё и тяжеленную сумку с учебниками каждый день таскать заставляют. Впрочем, с учебой у Андрея проблем никогда не было. Все школьные предметы давались ему легко и без скрипа, а по физике так и вообще через клетку в журнале пятерки стояли. Благо, что на первой парте сидел. Только учительница отвернется, будьте любезны, Андрей Вячеславович, получите пятерочку. Шутка.

Но самым любимым предметом у него долгое время была – история. Книги о сфинксах, курганах, раскопках, пунических войнах и прочих исторических безобразиях абсолютно вытеснили всю прочую литературу из повседневного рациона, да так что учителя забили тревогу. После серьезного вмешательства отца тревогу решили считать ложной, а место, на котором сидят – временно нетрудоспособным. Но любовь к предмету, открывающему путь в затянутые паутиной ворота прошлого, не умерла, а только ушла в подполье. Да и не могло быть по-другому! Мощным источником, питавшим эту любовь, была личность учительницы.

Вера Васильевна, жгучая стройная брюнетка, фактурной наружности одним только внешним видом могла влюбить в свой предмет кого угодно. А как она одевалась! Какой удивительный шарм распространяла по классной комнате. Просто – заслушаешься! Сорок пять минут урока пролетали как одно мгновение.

Два года назад, на летних каникулах, ребята под руководством учительницы умудрились даже сходить в «настоящую» археологическую экспедицию на раскопки древних курганов. Там они познакомились с «живыми» археологами, и Андрей заболел этой профессией серьезно. Решил готовиться к поступлению в исторический институт.

Первый звонок в выпускном классе прошел весело и бестолково, впереди был целый учебный год, а жизнь казалась ясной и замечательной. В кабинет истории Андрей въехал на плечах одного из одноклассников, но тут же опомнился. Нельзя. Святыня!

Он уселся за свой стол чинно и важно, но в последний момент не удержавшись, по традиции дернул за косу соседку по парте.

– Павлов, твои шутки остались на уровне первого класса.

– Верочка, постоянство залог стабильности. Стабильность признак мастерства.

Может быть, в другое время они ещё долго спорили, незлобно подтрунивая друг над другом, но тут дверь с шумом распахнулась, и в класс колобком вкатилось нечто неряшливо– растрепанное.

О боже! Оно совсем не было похоже на их любимую Веру Васильевну! Оно и не могло быть на неё похоже. Это было существо абсолютно с другой планеты. Планеты варваров и варварок. Нечто лишенное половых признаков.

– Дети, – как ни странно человечьим голосом заговорило чудовище. Лишенный эмоций голос навевал тяжелые сны. – С этого дня уроки истории у вас буду вести я. Мы с вами будем изучать новейшую историю.

Сказала и не обратила никакого внимания на мизансцену «К нам едет ревизор», исполненную, думается, не хуже чем, в знаменитом спектакле, постановки театра имени Вахтангова.

В жизни случается всякое, например любимая учительница ни с того ни с сего уходит в декретный отпуск, или вдруг появляется непонятно откуда новейшая история. Кстати это как? Она что, новее новой? Прямо из разряда «живее всех живых»

Впрочем, может, и не стоило так убиваться несчастному юному созданию? Погрустили, повздыхали – дальше побежали?

Может быть, только доподлинно известно, что по истечении несколько месяцев Андрей переключился на фантастику Лемма, бросив недочитанным собрание сочинений Яна, а через пол года наука о прошлом навсегда вычеркнула из своих рядов, возможно, самого гениального продолжателя дел великого Никколо Макиавелли.

Как ни прискорбно мечта увяла сама собой точно экзотический комнатный цветок, переживший бурную весну, и незаметно зачахший к началу активного жизненного цикла.

Близилось окончание выпускного класса, когда большинство его сверстников уже примеривали на себя кто высоты родного неба и бескрайнего космоса, а кто глубины закромов Родины, как говорится от каждого по способности. Андрей находился на абсолютно голом распутье. Даже тривиального камня с классической надписью «налево пойдешь – коня потеряешь, на право – козленочком станешь…» на горизонте не наблюдалось.

Тут и подвернулось предложение отца попробовать свои силы на ниве финансового рынка

– Поедем сынок в Москву. В Финансово-экономический институт. Будешь в жизни при деньгах – не прогадаешь.

– А может лучше в наш, областной, медицинский? – робко сокрушалась мама, – Блат наведем,…

– Медицинский подождет. В армию ему только следующей осенью. Не поступит в Москву – вернется домой, на будущий год пойдет учиться в медицинский, – резонно заключил отец.

Москва поразила Андрея вовсе не обилием народа. Занятый своими проблемами он как-то и не замечал постоянной тесноты и давки. Москва поразила своими расстояниями, духотой в метро, а ещё пивом с креветками в баре «Пльзень», что в «Парке Горького», куда они с двоюродным братцем Игорем скрытно от отца сделали вылазку в перерыве между вступительными экзаменами. А ещё…. Ещё Андрей чувствовал себя не очень уютно в своих тупорылых ботинках купленных дома к выпускному балу по блату у армянского сапожника и брюках клеш казавшихся такими модными в их отсталой провинции. Да что там скрывать, по глупости своей стыдился он себя. Ах, Москва! Москва! Эта модница усиленно облачалась в узкие джинсы.

Впрочем, лишний час позора связанный с поездками до института и обратно, да столько же непосредственно в самом институте не такое уж и большое потрясение, тем более что поездки в метро до станции «ВДНХ» по счастью обходились без пересадок.

Процесс сдачи экзаменов начался достаточно удачно. На специальность «Финансы и кредит», которую папа настоятельно рекомендовал сыну и расхваливал как самую интересную, искрометную и увлекательнейшую на свете проходной бал ожидался в районе 22– 23. Это из 25, куда входили четыре экзамена плюс средний балл аттестата. Многовато, но терпимо. Для примера на МЭО (факультет международных экономических отношений) иногородних даже на порог не пускали

– МэЭ! Мээ! МэээОоо! – нет, так гордо как у москвичей у гостя столицы все равно не получится. Эх! Вот что значит провинция! Ну да фиг с ним! Обидно?! Досадно?! Да ладно!

Андрей сдал устную математику на оценку четыре, притом, что в аттестате его по данному предмету красовалось «отлично», он все равно был очень рад этой четверке, если не сказать больше – горд за неё.

– По университетской программе… по университетской программе, – слышен был испуганный шепоток абитуриентов у дверей экзаменационной аудитории.

Андрей слабо представлял себе, что это за зверь такой «Университетская программа», но гордости от этого не убавлялось, а даже как бы и наоборот.

Русский письменный тоже прошел на четверочку. Вот это Андрея в глубине души ужасно расстроило. «Глупый, глупый Кондрат!». Ну не знал он в то время что основной отсев как раз на русском и происходит. Переживал.

Зато география без сучка и задоринки просвистела на пять. До заветной цели не хватало достойной оценки по некогда любимой, а затем незаслуженно забытой истории.

Экзамена Андрей не боялся. Накануне он излучал само спокойствие и уверенность в своих силах. Да и как могло быть иначе?! Он же ученик Веры Васильевны.

Правда, в метро, по дороге в институт его прихватило. Казалось что воздух с утра особенно густой и тяжелый, поезд плетется медленно и ужасно долго, а на плечи кто-то свыше положил тяжелый свинцовый полог.

Но стоило распахнуть двери институтской аудитории, как чувство тяжести улетучилось само собой. Андрей ринулся в бой. Спокойствия придало то обстоятельство, что приемная комиссия выглядела на редкость приветливо, словно и не приемная она вовсе, а милосердная: излучающая тепло и ласку.

По центру стола восседал мужчина суховатого телосложения в очках с роговой оправой. Серьезный взгляд, правильные черты лица не просто говорили, они кричали о том, что перед вами сам председатель, но уголки губ, слегка изгибающиеся к низу в мимолетной улыбке, успокаивали, «не бойтесь – он хоть и председатель, но не злой»

По левую и правую руки председателя восседали две женщины, а женщины всегда действовали на юного соискателя успокаивающе.

Андрей взял билет, всем своим видом демонстрируя безразличие, назвал номер и гордо прошел к свободному столу.

Глаза плавно опустились вниз. Точно легавая, ставшая в стойку, экзаменуемый прочел первый вопрос. Революционеры-разночинцы! Что может быть проще?! Разве что вопрос: «Назовите год, в котором свершилась Великая Октябрьская социалистическая революция 1917 года?»

Андрей расплылся в улыбке, представив себе, как ранним утром декабристы поднимают с постели заспанного Герцена, как тот, ворча и покряхтывая, разворачивает свою наглядную революционную агитацию, благословляя разночинцев на тесную связь с народом. При этом в воображении Андрея понятие «народ» при упоминании слова «связь» почему-то всегда ассоциировалось с его прекрасной, женской половиной. Господи, какой богатый материал для беседы светских людей.

Да один Бакунин чего стоит! Про него Андрей мог рассказывать часами. А ведь ещё в строку органично вплетаются классики литературы. Например, Тургенев со своими «Отцами и детыми», или вот Чернышевский с исконно русским: «Что делать?» Воистину не вопрос – подарок от старика Герцена! Благодать

Однако после прочтения вопроса номер два Андрею стало плохо.

Вопрос звучал примерно так: Доклад генерального секретаря ЦК КПСС Л.И. Брежнева «Великий Октябрь и прогресс человечества» на таком то – сяком то торжественном заседании.

Помимо своей воли несчастный абитуриент хоть и за рамками литературных форм, но очень тихо, можно сказать даже про себя, помянул гулящую женщину, бессмертное творение великого Чернышевского, помянул маму автора доклада, а заодно и удивленно встревоженное состояние души в той или иной степени знакомое всякому….

Глаза затянула серая пелена тумана, в которую без следа плавно проваливались закалившие, укрепившие, расширившие и что-то там подхватившие революционеры – разночинцы, обремененные тесными связями с народом.

Самое интересное, что буквально накануне Андрей держал в руках заботливо приготовленную отцом газету «Правда» с передовицей в виде вышеуказанного творения. Подержал, подержал – да и бросил за диван. Да и как скажите читать на ночь такое…, когда тебе всего семнадцать лет: очень много, очень скучно, да к тому же очень мелким шрифтом.

Однако как в сказке! Страшно – а деться некуда.

«Будь что будет» – подумал Андрей – «Прорвемся! Ну что он мог там нового придумать?! Болтает вечно одно и то же! Нужно сосредоточиться! Нужно вспомнить: что обычно говорит Леонид Ильич?»

Но как ни старался, ничего за исключением легендарного: «Дарагие товаришчи!» да пары анекдотов про генсека вспомнить не смог. Память услужливо предлагала: «Брови черные густые, речи длинные пустые. Нет колготок, нет конфет…», и снова бессмертное: «Дарагие…». Ну, как назло! Ах! Вечно одно и тоже! Пора отвечать….

В процессе изложения первого вопроса, лица членов приемной комиссии из просто светлых на глазах превращались в наисветлейшие. Особенно усердствовал председатель. Он кивал головой в такт изложения, периодически поднимал вверх вытянутый палец правой руки, словно хотел сказать остальным «Видите! Я же знал! Я сам знал все это. Только выразить не мог. Как собака! А он, он так прекрасно излагает мои мысли. Вы слышали! Как он дал!».

Уголки председательских губ растянулись в улыбке и опустились в низ так, что в один из моментов показалось – все! Подошли к критической отметке! «Уж не порвал бы губки бедняжка», – испугался Андрей.

Наконец председатель взмахнул указательным пальцем в последний раз и с явным сожалением, что все хорошее когда-либо кончается, что придется-таки прервать сладостные минуты счастья, посмотрел на своих женщин и приятным баритоном предложил:

– Достаточно, молодой человек. Переходите к следующему вопросу.

Легко сказать!

– Может ещё немного? – Заискивающе предложил Андрей.

– Достаточно! Достаточно! Мы видим, что Вы хорошо знаете, данный вопрос.

Ну, что тут поделаешь?! Вначале робко, сбиваясь и путая слоги, потом все увереннее:

– В своем долкаде. Извиняюсь…, докладе…. «Великий Октябрь и прогресс человечества», генеральный секретарь ЦК КПСС, Председатель Президиума Верховного Совета…, Председатель Совета Обороны…, Верховный Главнокомандующий…, Маршал Советского Союза Леонид Ильич Брежнев сказал, …что великий октябрь есть прогресс человечества в целом, и …советского человечества в частности.

Дальше, должно было придти вдохновение. Вдохновение задерживалось. Язык стал ватным и громадным. Андрей залепетал о том, как октябрь открыл дорогу прогрессу, а в голову все лезло ни к селу, ни к городу: «Брови черные! Густые…!» Господа декабристы! Ну, вот на кой Вы разбудили Герцена?

Безобразники! Впрочем, мысль интересная. И он продолжал о том, как октябрь разбудил прогресс, поднял, подтолкнул, инициировал и расширил его. На этом набор синонимов и похожих по смыслу слов иссяк. Пришлось взять временную паузу. Раскрыть приемной комиссии глаза на то, что «октябрь был вовсе не тем за кого себя выдавал, а на самом деле…, как потом выяснилось, он был ноябрем. По новому стилю». Пока заливал про календарь, в голову пришли умные мысли из программы «Время» о бурном прогрессе в области отечественных наукоемких технологий. Как водится, ввернул про «железного коня»…, про умные машины на службе у народного хозяйства…, про кибернетику…, а так же про космические корабли, которые бороздят…. Куда ж без них то?!

Лица членов комиссии вытянулись и посерели, глаза уткнулись в пол. Осознали, видимо все глубины прогресса. А тут ещё Андрей подлил масла в огонь. Исчерпав познания в области реального прогресса отечественной науки и техники, он не придумал ничего лучшего, чем заявить что, в конце концов, октябрь подарил миру лампочку Ильича.

Председатель аж подскочил на стуле, брови его взлетели до потолка, в глазах засверкал ядовито-зеленый блеск с искорками сумасшедшинки.

– А ещё почту и телефон, – услужливо подсказал он.

– Ну да! – послушно согласился Андрей. – Почту, телефон и телеграф…. И ещё это…радио,… изобрел.

– Кто?! Октябрь? – удивился председатель.

– Да нет. Попов.

А голову предательски точит мысль-заноза: «Нет колготок, нет конфет…»

– Попов, – упрямо повторил Андрей. – Но страшно далеки они были от народа, а потому никак не могли донести до него свои изобретения…. А Октябрь, …это… как его…, смог….

– Андрей! Андрей!? – тяжело дыша, отец догнал его на улице.

– Ты где был?

– В холле стоял. Тебя ожидал. Ты проскочил мимо меня, даже не заметив. А я кричу: «Андрей!» «Андрей!», … еле догнал вот. Как дела? Что получил?

– Знаешь пап. Я подумал и решил – медицина это мое истинное призвание.

С призванием не поспоришь! Бесславно возвратившись в родные пенаты, на семейном совете Павловы единогласно приняли решение вспахивать отныне ниву медицины. Тем более что традиции в этой области человеческих познаний, с маминой стороны, были заложены серьезные, преемственность соблюдалась, да и ходы в местный институт имелись. Одна беда, прием документов на текущий год был окончен, а посему решили ознакомить будущее светило с профессией не понаслышке, а на личном опыте.

– Устрою тебя к себе, в областную больницу, – погладила несчастного сыночка по головке мама, – А чего? Направление в институт сделают, стаж опять же…. Конечно, придется до города и обратно мотаться на электричках, ну так всего двадцать минут. Мы с папой каждый день ездим. Семь минут от станции до больницы быстрым шагом. В вашей Москве вон люди по пол дня тратят на общественный транспорт и ничего. Все живы. Опять же под присмотром будет. – Это отцу.

Сказано – сделано. Да и мать обнадежила – обещала устроить к себе в хирургию. Накануне первого рабочего дня Андрей не спал пол ночи, он представлял, как пойдет по больнице в белом халате, в белых штанах и почему-то в белых резиновых бахилах очень похожих на сапоги из комплекта общевойсковой защиты, которые им давали примерить на уроках начальной военной подготовки. Вот идет он гордый и уверенный в себе, молодой начинающий, но уже подающий…, а вокруг полные надежд и благодарностей взгляды больных, восхищенные брызги жемчужных глаз молоденьких симпатичных медицинских сестер, уважительные кивки коллег врачей. Он входит в огромное освещенное помещение, свет так ярок, что ничего кроме режущего глаз накала спиралей разобрать невозможно. Но он твердо знает, здесь он необходим, здесь его очень ждут!

– Личный, именной скальпель Андрея Вячеславовича, – слышится жесткая команда ассистента. Скальпель сам собой впрыгивает в подставленную ладонь. И понеслось…

Говорят, что театр начинается с вешалки. Так вот больница оказывается – тоже. В этом Андрей убедился на собственном опыте. В молодости мы склонны мечтать и видеть себя если не великими то, по крайней      мере, значительными. Мы грезим о карьере космонавта или актера, фотомодели или военного-супермена, в крайнем случае, врача – гинеколога, героя или повара-кондитера. Много профессий хороших и важных! Но думается, вряд ли кто из вас мечтал в юности стать гардеробщиком. Вы даже и не мечтали, а Андрей им стал.

Толстая усатая женщина в белом халате привела его на рабочее место в хирургический корпус больницы, выдала реквизит – стул, и, пробасив, что-то такое не для средних умов, убежала:

– Одежду берешь, номерок отдаешь. Номерок берешь – одежду отдаешь. Лучше конечно если одежду отдаешь, ту которую берешь.

К обеду рабочее место сына посетила мама.

– Не расстраивайся сынок. Любая работа почетна. Посидишь тут месяц пока тетя Катя из отпуска не выйдет, а потом мы для тебя придумаем, что ни будь поинтереснее. Вот только переживаю. Ты же у нас такой простофиля, такой доверчивый. Следи внимательно за вещами, что бы ничего с вешалки не пропало. Смотри – не перепутай. Не подводи меня. Ой, переживаю я!

Переживала мама напрасно! К концу срока «гардеробной» деятельности, у её сына ни то, что недостачи не было, наоборот, прибыток появился. Бесполая старенькая, но вполне пригодная для носки куртка, две пары стоптанных тапок и рваный целлофановый пакет с грязно рыжим медвежонком, которого Андрей сдал в фонд помощи голодающим детям слаборазвитой, экзотической страны в обмен на поставки одноразовых шприцев.

Правда, непонятно как, пропало несколько блестящих кружочков-номерков, может, поклонницы утащили на сувениры, а может, выкрали злобные враги, естественно ночью и естественно не в его смену, но и тут Андрей проявил недюжинную сообразительность и изворотливость. Нашел старую коробку из-под обуви, вырезал недостающее количество фурнитуры, написал на них красной пастой жирные номера, а по ободу умную фразу, неоднократно слышанную от бабушки: «Дорогие гости, не надоели ли Вам хозяева!?», смотал для каждой бирки колечко из проволоки, водрузил их на пустые крючки, и с чистым сердцем ушел на повышение.

Новая работа по сравнению с прозябанием в гардеробе была полна опасностей, неожиданностей и приключений. Личным распоряжением главврача ему были вверены жизнь и здоровье многих больных, а в качестве компенсации за столь высокую ответственность выдан персональный служебный транспорт.

Здесь следует пояснить особо: областная больница размещалась на достаточно обширной территории, и включала в себя немалое количество разнообразных зданий, зданийц и флигельков в которых размещались различные отделения. Далеко не во всех из них имелась возможность приготовить пищу, а, как это ни странно, кушать хотели все.

В обязанности Андрея входила доставка этой самой пищи насущной три раза в день по указанным адресам. Дабы не таскать бачки и термосы на пузе, в состав мобильной группы входила транспортная единица – шикарная трехколесная тележка на скрипучем ходу. В качестве наставника-надзирателя, к ней была приставлена пожилая, словоохотливая нянечка Макаровна.

Макаровна выходила на крыльцо пищеблока, зорко следила за погрузкой термосов и кастрюль, указывала адрес клиента, давала добро на взлет и неспешно возвращалась назад, в помещение пищеблока, что бы насладится бесконечными беседами с радушным контингентом поваров и посудомоек.

Андрея такое отношение со стороны начальственного персонала к их ответственной миссии совсем не обижало, правда, поначалу причиняло небольшие неудобства.

Так в дебюте карьеры возчика он случайно вместо урологического отделения доставил пищу в морг, но не зря же говорят «Не ошибается тот, кто ничего не делает»! Все эти флигельки и мазанки послевоенной постройки были как близнецы на одно лицо, и выкрашены в один и тот же бравурно-лимонный цвет. Да если хотите знать, в условиях незнакомой, пересеченной местности сам Сусанин бы заплутал так что не нашел бы никто ни его ни тележки, ни пищи. А, Андрей нашелся!

– Тебе чего Шелопиздик? – приветливо поинтересовался у надувшегося как клоп под тяжестью тележки Андрея, скучающий мужик, судя по небрежно наброшенному на плечи грязно-серому халату, коллега по творческому цеху.

Коллега был старше Андрея всего то лет на пять-шесть и с наслаждением курил сигарету на маленьком приемном крылечке. К сожалению, в юношеском возрасте разница в каких то пять-шесть лет выглядит очень значительной.

– Я Вам пищу привез, – обиженно поджав губы, но уважительно ответил Андрей.

– Пищу?! – С философской задумчивостью подвел к небу глаза коллега, – А ну-ка покажь?

Коллега сделал несколько широких шагов вниз по деревянным ступеням и бесцеремонно осмотрел содержимое емкостей.

– О! Котлетки! А что это они у тебя такие маленькие?! – Подцепив сразу несколько штук, возмутился он.

– Это не для вас, это для пациентов.

– Нафы пафиенты, – роняя крошки из набитого котлетами рта, умничал коллега, – такую гадость жвать не будут. Здесь морг Шелопиздик! Морг, а не тюрьма!

– А где же урология? – растерянно заморгал глазами Андрей.

– Это тебе нужно вертаться взад и направо, разворачивай катафалк….

Котлеты, конечно остыли. Дабы в дальнейшем исключить подобные издержки, Андрей тщательно изучил и спланировал маршруты передвижения. Ближе к концу октября он гонял по территории на своей телеге не хуже чем лихой, заправский ямщик на тройке вороных.


Мастерство крепло день ото дня. Он научился эффективно использовать рельеф местности. Там где дорога шла под уклон, он разгонял скрипучий снаряд, словно спортсмен бобслеист красавец боб по снежному желобу, запрыгивал на телегу, и с гиканьем несся вниз, пугая обалдевших, зазевавшихся посетителей, местных зажравшихся птиц и несчастных психически неуравновешенных больных.

Продукты стали поступать по назначению без задержек: теплыми и в срок. Кривая выздоравливающих уверенно поползла вверх. Макаровна цвела от счастья, а её философские наклонности обрели новый смысл и поразительную бесконечность.

И все было бы прекрасно, если б не подвела голая резина. В ноябре выпал первый снег, соответственно пустив под откос не только статистические показатели аварийности и травматизма у работников Госавтоинспекции, но и похожие показатели на внутренних линиях больничного городка.

Сначала под колеса «Андреевского» экипажа угодил больничный УАЗик. Смотреть нужно, куда едешь! Тем более, когда с горки прямо навстречу, несется почти неуправляемый, уставленный бачками снаряд, на скрипучем ходу! Но это было бы ещё пол беды. Бачки в тот раз были пусты. Разбитый поворотник машины и инфаркт у водителя не в счет. Беда пришла, когда Андрей на своей «конармейской тачанке» до отказа уставленной бомбами, начиненными горячим борщом, чаем и рисом со всего маха налетел на заведующего терапевтическим отделением.

Андрей не спал всю ночь. Все переживал: «Как там дедок? Выживет? Нет ли?» «Зав» оказался мужиком крепким, его не сломил ни двойной перелом голени, ни обширный ожог паховой области. Правда, Андрею это помогло слабо, от почетной должности его отстранили, права отобрали окончательно и бесповоротно. Целых две недели молодой человек бродил по территории больницы неприкаянный и безлошадный, обиженно оправдываясь перед знакомыми:

– Разве это дело? Разве это настоящее дело? Я ведь в медицинский собираюсь поступать, а не на водительские курсы! Я «настоящих» больных не видел ни разу в деле….

– Как же не видел? А «Зав»? – посмеивались над ним местные остряки.

Опала закончилась так же неожиданно, как и началась. Не смотря на подмоченную репутацию, нашелся все же рисковый руководитель готовый взять под свое крыло будущее светило медицины. Андрей сильно подозревал, что не обошлось без протекции со стороны одного своего ближайшего родственника, но доказательств тому у него не было.

Заведующий общей хирургией, человек моложаво-амбициозный, плотного телосложения с забавной залысиной в области темени любил делать все быстро и четко. Он вихрем влетел в ординаторскую, по пути распекая своих нерадивых сотрудников, тайфуном провел инструктаж, и только затем лично познакомил нового сотрудника со своим отделением.

– Значит, мечтаешь быть врачом? Гым…гым.

– Ну, да.

– Похвально.

– Ну, да.

Заведующий с сомнением оглядел будущего коллегу с ног до головы

– Похвально. У нас ты получишь очень ценный опыт. Смотри, впитывай, запоминай.

– А аппендицит вырезать дадите? – неожиданно брякнул Андрей.

– Аппендицит? Гым…гым. Резвый какой. Будешь себя примерно вести и хорошо работать, не только аппендицит дадим вырезать, но и коронарное шунтирование проведешь. Гым…гым. Будешь плохим мальчиком – я тебе самому аппендицит вырежу…. Лично!…. Без наркоза. Гым…гым!

– А что я буду делать? А можно будет хоть иногда вам на операциях ассистировать? Ну, хоть смотреть?!

– Гым…гым! Ты видно паренек умный. Во всяком случае, умные слова знаешь, а потому поручу я тебе дело гораздо более важное и сложное. Будешь, старшим куда пошлют!

– А это как? Гым…гым – заволновался Андрей.

– А это очень просто. Куда пошлют – туда и пойдешь. И будешь старшим! Гым…гым! Вот сейчас, например, пойдешь к сестре – хозяйке, я вас знакомил, черненькая такая, поможешь ей бельё в прачечную доставить. Гым…гым. Двигай! Все будет хорошо! Ты человек взрослый. Всё у нас получится …

«Да не то слово!» – подумалось Андрею. Мысль не отпускала. – «Знал бы он, что я иногда еще в солдатиков играю! А в остальном…, так без сомненья о-го-го какой взрослый! Гым! Гым! Всё у нас получится?!»

Проработав пару недель «старшим куда пошлют», Андрей слег с температурой, причем сильно подозревал, что вся его болезнь была связана вовсе не с противными вирусами, а с нервами. Да! Да! С обычными такими, нервами.

Только окунувшись с головой в больничную среду, он, наконец, понял смысл фразы: «Холодец в степени ужас!» Больница – вот где ужас! Да такой, что волосы шевелятся по всему телу. Не от страха – от тоски.

Куда там Толстому с его «Севастопольскими рассказами». «В крови, в страдании, в смерти…», – вспоминались пафосные слова учительницы литературы. Да кровь, да смерть, да страдания, но ведь шла война, а тут в мирное время, когда за окнами дружный советский народ семимильными шагами идет по пути прогресса, чирикают воробьи, целуются влюбленные, лежит себе стонущая старая женщина с запрокинутой кверху головой. Лежит с бессмысленно выпученными глазами, единственным утешением для которых является пустой, беленый потолок и грязно серые стены, Лежит – на несвежем белье и, в сущности, никому до нее нет дела: ни родственникам, ни медперсоналу. Бывает и такое! Вот где оказывается правда жизни! А каково выздоравливающим. Эх! Тоже ведь не сахар. Все что можно было – рассказано, книжки перечитаны, телевизор в холле показывает только рябь, жрать охота….

Наивный Андрей всегда считал, что болеть – это хорошо. Вначале конечно есть маленькие неудобства, связанные с температурой или, например, с тем, что в горле першит. Но зато ты лежишь, как король на чистом белье, а вокруг снуют обеспокоенные родственники и с надеждой заглядывают в твои глаза с одной целью угадать малейшее твоё желание, выполнить любую твою прихоть. А если что-то не так, достаточно громко крикнуть – «Бааа!»

И вот уже бежит милая, добрая, заботливая бабушка, и пичкает тебя горячим молоком с медом, режет дольками яблоки и груши, а ты, изображаешь из себя умирающего лебедя, вредничаешь и кочевряжишься.

Оказывается жизнь сложнее….

Находясь в «коматозном» состоянии Андрей усиленно размышлял на тему: как и чем лично он может скрасить страдания несчастных пациентов, а тут как раз по телевизору передачу забавную показали о позитивном влиянии домашних животных….

Андрей решил: Давно пришло время распространить новаторские методы лечения в массы! Вон на больничной помойке и котов и крыс навалом.

С крысами юный новатор решил повременить, а вот полосатое чудовище приволок, за что имел втык от старшей медсестры с бодрыми пожеланиями счастливого совместного путешествия в обнимку с «этой грязной тварью» туда, куда говорить неприлично. В отличии от медперсонала пациентам зверь понравился, правда, животное оказался довольно таки странным. Местом постоянного обитания кот выбрал для себя туалетную комнату, где философски возлежал на краешке унитаза и, не мигая, следил за бесконечной струйкой воды вытекавшей из неплотно пригнанного горлышка смывного бачка. Прямо этакий: кот– Диоген. Что ж, будет проще прятать его от суровых глаз этих ретроградов, этих управленцев от медицины ничего не смыслящих в передовых технологиях.

Почти сутки все шло отлично, а потом неблагодарное матрасоподобное создание, откормленное совместными усилиями инициативной группы по защите животных от старшей сестры, обнаглело до такой степени, что нагадило одной старушке на простынь. Андрей попытался убедить кота по-хорошему; мол, так делать нельзя, сортир как раз и предназначен для этих целей, а вовсе не для того чтобы в нем медитировать; больным нужно дарить радость, а не гадость. Но, бестолковая усатая тварь упорно отказывалась осознать все величие возложенной на неё миссии и как результат – завалила дело!

Апофеозом котовьих безобразий стал возмутительный, циничный акт вандализма, выраженный в опрокидывании анализов мочи пациентов на брюки заместителя заведующего отделением, врача-хирурга высшей квалификации и просто честного добропорядочного гражданина Соломона Яковлевича Гуревича.

Как и почему наглый зверь покинул свое лежбище в туалете? Что заставило его взобраться на священный столик с баночками? Зачем он полез дегустировать их содержимое? История умалчивает. Равно как и о том, зачем Соломону Яковлевичу понадобилось истошно кричать «Брысь собака!».

К сожалению, а может и по счастью, Андрея в отделении в этот момент не было, и все перипетии событий он узнал постфактум.

– Видели ли Вы, юноша, как грациозно вылетают из форточек коты? Как они величественно парят с высоты третьего этажа? – Только и спросил с философской задумчивостью у «ведущего котовода» заведующий отделением. – Нет? Очень жаль.

Спросил и умчался в операционную даль.

Андрей и сам засомневался в эффективности данного метода лечения. В его голове зрел новый план. Изучив случайно попавшуюся на глаза, брошюру по спортивной медицине он решил поднимать боевой дух больных путем приобщения их к большому спорту.

Из всех доступных видов спорта больше всего соответствовал обстановке настольный теннис в виду его достаточной компактности и вместе с тем динамичности.

Но стоило заикнуться об установке теннисного стола, как на него тут же посмотрели с интересом, но как-то уж очень плотоядно, короче идеей взращивания чемпионов в больничных условиях не проникся никто.

Человека изобретательного от природы, русского по образу жизни, никакими трудностями не запугаешь. В коридоре, прямо напротив входа в третью палату стоял большой старый двух тумбовый стол, который дежурные медсестры и нянечки использовали в качестве «аэродрома подскока», когда лекарства временно положить, разнося их по палатам, когда поднос с пищей для «лежачих» оставить. В общем, большую часть времени стол пустовал или являлся местом посиделок ходячих больных. Андрей объявил его «теннисным кортом».

В виду ограниченности размеров столешницы, о том чтобы натянуть сетку не приходилось и мечтать. Посему придумался новый вид спорта «ХокТеннис», который, измученный продолжительным отсутствием интимных контактов с женскими особями, почетный больной первой палаты Петрович, тут же окрестил «Хотенисом».

Суть игры была довольно проста, Андрей притащил из дома небольшой металлический шарик от шарикоподшипника, лобзиком выпилил из дерева две миниатюрные клюшки, похожие на хоккейные, фломастером нарисовал ворота.

Матч проводился на время, играть нужно было в одно касание, выигрывал тот, кому чаще удавалось забить металлический «пузырь» в ворота соперника. В случае нарушения правил одного касания или вылета шарика за пределы стола он передавался сопернику. За соблюдением правил Андрей следил лично. Получился эдакий симбиоз настольных игр: тенниса и хоккея.

Как всегда «великое» испортил случай. Тот самый «хотельщик» Петрович из первой палаты, человек с уникальнейшей судьбой скрупулезно описанной в его истории болезни, до поры до времени относившийся равнодушно к новому виду спорта, вдруг воспылал желанием постичь неизведанное. Стоит отметить, что Петрович был «лежачим», но в силу своего возраста и куркульских наклонностей характера пользовался в среде находящегося на излечении контингента непререкаемым авторитетом. По принципу «Не трогай г….»

Куда от него деться? Выбрали момент, когда никого из старшего персонала на горизонте не наблюдалось, затащили стол – площадку в палату, пододвинули к постели страдальца.

Дали клюшку в руки.

– К…хык… твою мать! – только и успел сказать ветеран всех спортивных игр на свете и весело разрубил тишину звуком разбитого оконного стекла. А за окном декабрь….

Естественно забаву запретили, а с очередной зарплаты ещё и деньги у Андрея вычли за порчу государственного имущества.

– Не грусти Андрюха! – Успокаивал парня взявшийся вдруг активно опекать молодое дарование Петрович – При Сталине за такое тебя бы расстреляли, или в лучшем случае дали пожизненно лагерей.

Изначально было, что-то в этом Петровиче неприятное. Что? Андрей до поры до времени разобрать не мог. Жалел он Петровича, человека легендарной судьбы.

По жизни Петрович отличался тремя талантами: отменным лошадиным здоровьем, о чем свидетельствовала круглая, розовощекая «будка» лица, а так же пристрастием к мотоциклам и женщинам.

Петрович не пропускал в жизни ни одной юбки, о чем живописно свидетельствовали его личные рассказы, а в вынужденных перерывах между юбками холил и лелеял мотоцикл «Урал». Холил так, как ни каждая заботливая мать лелеет своего первенца.

И надо ж было такому случиться: однажды его зануде – теще приспичило пройтись пионерским маршем по тропам босоногой юности, посетить, так сказать, свою малую историческую родину.

Ну что с бабами поделаешь? Зудела, зудела довела таки Петровича до белого каления. Сердце кровью обливалось, до того мотоциклетку жалко было, но ехать пришлось.

Нацепил он на тещу шлем, погрузил её в коляску и, повез. Только теща дама своеобразная, долго сидеть без общения не может, и стала она дергать зятя по пустякам. Как водится, на скользкой дороге кончилось это все плачевно – улетели в кювет. Мотоцикл цел! На теще – перечнице старой – ни царапины! Петрович – вдребезги! Привезли его в областную больницу, поместили в травматологию. Собирали – по кускам. Собрали. Но тут пришла новая напасть. Ни с того ни с сего обнаружился у него в крови вирус гепатита. Взяли матерящегося Петровича и вместе с растяжками перенесли в инфекционное.

– Гады! Заразили падлы! При переливании крови заразили! – бушевал «мотогонщик» – Я вам устрою Гиппократову клятву!

Неизвестно, жил ли подлый вирус в теле Петровича изначально или действительно был привнесен в кровь при её переливании, только сам Петрович был уверен в последнем на все сто!

Отлежав положенное, кое-как зализав раны, он пошел в травму устраивать разборки. В поисках тамошнего заведующего отделением, Петрович долго и некрасиво плевался, грубо матерился и вообще вел себя не адекватно, уж так хотелось ему справедливости, так хотелось посмотреть в честные медицинские глаза, что в порыве желания сей борец за справедливость неожиданно упал с лестничного марша, сломав себе два ребра и раздробив тазобедренный сустав. В травме отреагировали молниеносно: «А у нас мест нет! И на ближайшую пятилетку не предвидится!». Пришлось определить Петровича в общую хирургию.

– Хороший ты парень Андрюха! Добрый, отзывчивый! Не то, что эти…, – в который раз смущал целомудренного Андрея своими речами «инвалид». – Бабу тебе надо! Ничего не грусти! Найдем мы тебе бабу!

– Скажи?! Тебе Верка, медсестра нравится? Ух! Жопастая и сисястая просто жуть!

– Ну, нравится, – шептал, краснея, Андрей.

– О! Сейчас все устроим, – заговорщицки подмигивал Петрович, – Я её позову, а ты не зевай, хватай за задницу и она твоя. Я их с…к толстожопых насквозь вижу. Ей Верка! Сестра! Сестра!

– Нет! – категорически запротестовал Андрей.

– Эх! Андрюха! Пацан ты ещё! – горько вздохнул Петрович, – Тогда держи яблоко! Мытое. Бери, говорю! Обидишь! Грызи. Твои невесты ещё в школе учатся. В пятом классе. Можешь и в четвертом посмотреть тож…! – смеялся Петрович в след: убегающему из палаты, раскрасневшемуся точно роза Андрею.

Ближе к новому году больных стали выписывать гораздо интенсивнее. Кому охота встречать самый замечательный праздник в тусклых больничных стенах. Соответственно пошла под выписку и большая часть пациентов первой палаты. А там, как водится, лежал народ взрослый, серьезный и любил в свободное от процедур, обходов и посещений время расписать пульку в преферанс.

Петрович пристал как банный лист: «Сыграй Андрюха! Сыграй!» Ты же, мол, клятву Гиппократову давал, ты, мол, больным помогать должен, а у нас третьего не хватает.

Как ни отказывался Андрей, сколько он не убеждал Петровича, что ни какой клятвы пока не давал, и играть в эту игру не умеет – ничего не помогло. До того липучим и настойчивым был данный субъект

Пришлось уступить, больных обижать нельзя таково правило профессиональной этики.

По началу Андрей волновался, все– таки играл на деньги первый раз в жизни, и за несколько раз проиграл целых восемь рублей, потом ещё три рубля с мелочью, но через пару недель он уже выигрывал у Петровича не только жену и кошку, но даже его любимый мотоцикл. Петрович злился, матерился, зорко следил за партнерами, рисковал и влетал по самые помидоры на мизере. Влетал с «паровозом». Тогда он начинал играть осторожно. Заказывал с запасом. Пасовал на трех тузах. Но…снова влетал.

– Полетели на всю зарплату! – смеялся их третий партнер Боря обладатель целого букета желудочных заболеваний.

Игры продолжались примерно с месяц. А потом ….

В то утро Андрей маялся животом в результате неумеренного приема бабушкиных пирожков. Страдая и охая, он мыл полы в ординаторской. Одной рукой с трудом передвигал швабру с кое-как намотанной на ней половой тряпкой, другой поддерживал тугой как барабан живот. Неожиданно подуло сквозняком на ноги. Точно продолжение сквозняка в комнату вихрем влетела мать. Её лицо было белым под цвет халата, губы дрожали, а в глазах сверкал металлический блеск.

– Как ты посмел?! Как ты посмел брать продукты у больных! Обманывать и обжуливать людей. Как ты посмел!? Ты же комсомолец!

– Мам ты что? Ты что мам? – растерялся Андрей

– Скажи, с кем ты играешь в карты? У кого ты брал продукты?! У кого ты брал деньги?! Господи! Надо же дожила! Мой сын шулер и вымогатель! – и мать заплакала.

– Постой, постой. Объясни мне, что случилось?!

История оказалась очень неприятной и до конца для Андрея не понятной.

Как удалось выяснить позже, на утреннем обходе Петрович схватился с заведующим отделением. Накануне больной был уличен медперсоналом в злостном нарушении режима посредством неумеренного потребления спиртосодержащих продуктов.

Зав вспылил. На что Петрович заявил, что тут одни бандиты, шулера и коррупционеры. Мало того, что неквалифицированный персонал вливает здоровому советскому человеку «прокисшую» кровь, так ещё и обжуливают честных людей на каждом шагу, заставляют играть в карты на деньги. Воруют у больных продукты, и бесстыдно пожирают их передачи. Естественно, главным шулером и пожирателем продуктов оказался Андрей.

Так плохо Андрей себя ещё не чувствовал никогда. Он не мог поверить во все это. Бред! Враньё! Не мог понять как люди вообще способны на такое…, на такую циничную подлость? На душе было гадко, страшно и мерзопакостно. Он пытался оправдаться, объяснить что– то, хотя в сущности мнения чужих людей его не очень заботили. Ему важно было, чтобы мама, его мама, не думала о сыне плохо. В душе он не считал себя виновным ни в чем. Да! Он совершил глупость. И не одну! Хотя, по большому счету, вся эта ерунда не стоила и выеденного яйца. Но юношеский максимализм, идеалистичный подход к жизни свойственный его возрасту не давали покоя. Совесть мучила его. И переживал он в основном потому, что подвел близкого человека.

Хорошо, что отец его в итоге понял. Он потрепал сына по щеке, мол «Всякое бывает в жизни. Нужно быть умнее», вздохнул и предложил:

– Может, поработаешь до поступления в институт у меня?

– Нет пап, я вернусь в больницу.

– Смотри сам.

Было неприятно, стыдно и неудобно, но Андрей вернулся. Иначе он просто перестал бы себя уважать. Естественно, что теперь его отправили трудиться в другое место. Его назначили старшим помощником местного электрика, при этом строго наказав:

– Работает у нас электриком один товарищ. Витя. Очень хороший, прекрасный специалист, но больной человек. Держать его на этой должности – не имеем права. Есть такой недуг – эпилепсия. При этом заболевании у человека иногда бывают сильные приступы. А что делать? Специалист хороший. К тому же все ведь мы живые люди, всем свои семьи кормить нужно. Твоя задача постоянно находится рядом. Иногда приходится работать на высоте, а вдруг у него в этот момент приступ случится?! Вот ты его и подстрахуешь.

Витя, оказался, в общем-то, и не Витей, а сорокалетним лысеющим мужчиной Виктором Михайловичем, по меркам Андрея человеком уже пожившим, если не сказать пожилым.

Виктор Михайлович имел невысокий рост и плотное телосложение. Приятное отрытое лицо, обрамленное коротко стриженными черными волосами. А ещё Витя являлся обладателем бархатного красивого голоса.

По всей видимости, о прибытии нового помощника он знал заранее, а потому встретил его появление хоть и с неким налетом философской грусти, но достаточно радушно:

– Где одному делать нечего, там для двоих всегда работа найдется. Проходи дорогой.

По началу, Андрея все в этом человеке немножко настораживало. И не то что бы он боялся, а так, в связи с болезненным состоянием так сказать… относился к своему новому наставнику с некоторой опаской. Наверное, его чувства были похожи на отношение человека к чужой собаке серьезной породы. Вроде бы и не агрессивная она вовсе, и добродушно взирает на штанины ваших брюк, да и хозяин улыбается «Вы не бойтесь, не укусит», а все равно что-то заставляет сжаться и внутренне собраться, приготовившись к самому худшему.

Они трудились вместе какие-то жалкие четыре месяца, и потом больше не встречались в жизни ни разу, но столько, сколько Виктор дал Андрею из посторонних людей в его жизни ни дал ему никто.

Виктор оказался очень разносторонне развитой личностью. Он увлекался радиотехникой, и буквально на второй день их знакомства ввел Андрея в этот удивительный и интересный мир.

– Жаль, что новогодние праздники закончились, – вздохнул Виктор. У меня есть замечательная и очень простая электронная схема для елочной гирлянды. Начинающему – просто блеск. Попробуй, собери. Пригодится на будущее. Позже мы с тобой перейдем, к чему ни будь более интересному.

– А как же детали? Плата? Где взять? – испуганно удивился Андрей.

– Не дрейфь! Плату сделаем и протравим сами, а детали – вот они, – выдвинул ящик стола Виктор.

Кроме того, старший товарищ до фанатизма был увлечен музыкой. Он пел в хоре при дворце культуры, и даже однажды ездил на гастроли в Грецию, о чем любил много и интересно рассказывать в минуты досуга.

Виктор сам изготавливал акустические и электрические гитары, довольно прилично играл на них. Ни прошло и месяца со времени их знакомства, как Андрей во всю переписывал аккорды в толстую общую тетрадь, а по вечерам стирал в кровь пальцы о струны щедро подаренного больничным электриком экземпляра своего электронно-музыкального творчества. Гитару Андрей подключал к усилителю их старенького проигрывателя «Аккорд». Для того чтобы поставить на уши домашних, включая кошку – громкости хватало.

Виктор пытался увлечь коллегу еще и хоровым пением, но тут, как говорится, «не срослось».

– Живи редиска! – добродушно посмеивался наставник, – Не буду я тебя мучить, раз нет вдохновения. Да понимаю, понимаю! И ездить тебе на электричке приходится, и подготовительные курсы в институт много времени отнимают. Трудись сынок! Без этого в жизни никуда. Тебя бы еще физически развить не мешало! Слушай! Как ты относишься ко всем этим новомодным штучкам?… Я имею ввиду восточные единоборства. Карате, кунг-фу…

– Хорошо отношусь, – откусив пол котлеты зараз, кивал головой Андрей, – Да только разве у нас есть такие секции?

– Есть у меня один приятель. – Загадочно улыбался Виктор. – Я ему телевизор и еще кое-какую радиоаппаратуру ремонтирую. Так вот он во дворце ведет группу восточной гимнастики. Это она у них так называется. Сам понимаешь, каратэ то разрешают, то запрещают. А они люди хитрые: «Мы», – говорят, – «гимнастикой занимаемся. И ни каких каратэ». А что они на самом деле делают…. Секция полу подпольная, достаточно закрытая, с улицы они никого не берут, но я тебя постараюсь устроить.

И устроил. Да так что Андрей увлекся этим делом надолго.

Но больше всего начинающий медик любил просто сидеть рядом с Виктором в их коморке, вместе паять схемы и слушать удивительные истории из жизни разнообразных друзей и знакомых последнего, слушать его философские рассуждения о жизни. Вот только плакаться себе в жилетку Виктор Андрею не позволял.

– Жизнь она такая, какой ты её ощущаешь. Учись быть добрым и сильным сынок.

И Андрей учился. Чувствуя уважение и заботу старшего товарища, он платил ему той же монетой. Помня о данном слове, всегда и везде старался опекать Виктора. Заглядывал ему в глаза, когда тот лез по необходимости на стремянку, не давал носить не только тяжелые вещи, но даже обычный монтерский чемоданчик.

В то утро они пришли в кабинет главврача менять лампы дневного света.

Пришли, разложили инструмент, достали из бумажных чехлов лампы поставили стремянку.

– Давай я? – зевая от хронического юношеского недосыпания, предложил свои услуги молодой.

– Я сам – пожалел его Виктор, карабкаясь по стремянке вверх.

И тут на самой последней ступеньке глаза у него вдруг застыли, лицо скривила гримаса боли. В голове у Андрея пронеслись страшные мысли: «Неужели оно?! Припадок!»

– Прежде всего, поймать тело, положить на пол. Под голову подложить что-либо мягкое. Чтобы не запал язык, повернуть на бок голову, – лихорадочно вспоминал он мамины наставления.

С криком:

– Держись Витя. Я тебя спасу! – Юноша бросился на помощь.

Виктор едва успел опустить изумленный взгляд вниз и крякнуть. Дальше он уже парил в свободном падении, налетев сверху на распростертое тело споткнувшегося о ножку стремянки Андрея. Рассыпавшаяся стремянка довершила начатое дело.

Когда на грохот сбежался народ во главе с главным врачом больницы, все увидели груду древесностружечных плит ещё недавно бывшую столом. Порванные, раскиданные по всей комнате бумаги и двух испачканных толи чернилами толи тушью бравых электриков

– Ну, вот, перелом, – щурясь от боли, тупо уставился на висящую точно плеть руку. Виктор.

– Виктор Михайлович! Простите! – всхлипнул Андрей. – Я подумал…

– И опять он! – Вознес руки к небу глав врач злосчастной больницы, – Вам молодой человек нужно направление в институт?! Только через мой труп! Вы у меня пойдете в колледж! Да! Именно! В американский колледж! Такие люди должны лечить…! Нет! Они просто обязаны, лечить больных вероятного противника!

Неизвестно состоялся ли обещанный труп главврача, но какую то справку мама для Андрея все-таки выхлопотала. Наверное, они там у себя в больнице здраво рассудили, что в случае неудачи парня придется трудоустраивать вновь.

«Хорошо, когда тебя любят и уважают в родном коллективе» – улыбаясь, думал Андрей, сидя на жестком неудобном сидении электрички. Сегодня у него был знаменательный день. Он ехал подавать документы в медицинский институт. Неожиданно в голову пришла бредовая мысль: «Интересно, а на каких принципах на железной дороге работает семафорная сигнализация?» И эта мысль не отпускала до самого города.

На платформе парень уперся в веселую стайку студентов стройотрядовцев. Открыв от восхищения рот, он тупо смотрел на разрисованные спины в зеленых рабочих куртках и вдруг поймал себя на мысли, что завидует этим ребятам. Завидует просто до слез.

– Генка! – Заметил он знакомое лицо в пестрой веселой толпе. – Генка Горелов!

Загорелый и гордый перед ним стоял его бывший одноклассник Гена Горелов. Гена возмужал и изменился за тот год, который они не виделись. Год не год, а уж пол года точно!

– Генка! Вы куда? – задал глупый вопрос Андрей и смутился. Несмотря на то, что были они одногодками, школьный приятель казался старше, красивее и опытнее его самого лет на двести.

– Едем поднимать Нечерноземье, – гордо, по взрослому ответил бывший одноклассник, доставая из кармана пачку «Примы»

– Спасибо не курю. А ты где учишься?

– Читай, – гордо повернул спину Геннадий, на которой большими красными буквами было выбито: ССО «ДИОД».

– Ух, ты! Буквы «И» в начале слова не хватает, – борясь с распиравшим его чувством зависти, попытался съязвить Андрей. – А я иду подавать документы в медицинский.

– Клистирные трубки!? – Пренебрежительно скривил рожицу Генка, при этом, бодро схватившись за вещмешок. Группка студентов заволновалась – Все! Пока Андрюха! Пора. А вообще…. Поступай лучше к нам. ЭВМ – это великое будущее! Запомни! Не пожалеешь!

Последние слова парень прокричал уже на бегу и ветер как-то по-особому весело теребил его гордую шевелюру. Величественно и загадочно интересно.

О том, что Андрей поступил в технический вуз, родители узнали только в сентябре. С мамой был маленький шок, отец же пережил все, так как и подобает настоящему мужчине.

– Ты уже взрослый! Тебе самому выбирать свою дорогу жизни. Самому идти по ней и играть с судьбой….

Обрывки

Подняться наверх