Читать книгу Энтропия начал - Вячеслав Панкратов - Страница 3

Как же, Зависть, я тебя не замечал?

Тонны завязей ты пустила по ночам,

Груды мелочных продуманных смешков,

Как укусы комариные, с душком.

Укусить. Какая сладость – укусить!

От красивого, что сам ты не красив,

От глубокого, что сам ты не глубок:

Пусть не Бог он, но и я-то, ведь, не Блок.

Откусить кусочек свежего, хватить!

Жизнь такая, жизнь, ее не упростить:

Сам не взял, – и ни путей, и ни орбит,

А рубашка – та, что к телу – так свербит,

И ворочает подушка в голове

Как другого облапошить по судьбе…

Как же, Зависть, я тебя не замечал?…

Ударила,

хлыстом ударила,

скребком по нервам.

По горлу – спазмами,

глаза – ошпарило,

сломалось небо.

И корчишься

один по комнате —

стена косая:

Мужчина, к выдержке!

Мужчина, полноте!

Душа – босая.

А ты-то думал,

а ты-то верил,

а ты-то – в стоики!

Лови, тетеря,

считай потери,

складируй в стопки!

Ты думал, честностью?

Ты думал, мужеством?

Наивный варвар!..

И лампа резкостью

над глазом кружится,

вопящей фарой.

Ах, вести-вести!

Вы как-то падаете

на ту же рану.

И вас не вывести

ни четкой формулой,

ни просто бранью.

И снова тянет

забиться в угол,

чтоб жестче было.

И снова пахнет

из кухни супом

и банным мылом.

Очнешься утром

слепцом распятым,

в колодах схем.

Всю ночь болтаешься, как на канате,

болванчиком в пустом квадрате,

в колодце стен.

Выстрелы, залпы, очереди…

Вселенная! Ты откликнись!

Очереди бьют по ночи,

по веткам и по листьям.

Воздух расстрелян в клочья,

люди, словно подточенные,

падают – и корчатся,

падают – и кончено.

Стук в виске – как прошивка:

четкий лающий звук

из вороненой машинки,

из тренированных рук.

Очереди, очереди, очереди,

не зрелища, не сенсации…

Когда ж в этом мире кончатся

карательные операции?

Газеты, блицы, иллюзии…

Ублюдки, вы не устали ли?

Все еще бьете по людям

догмами и уставами,

Вдоль по надеждам и счастьям —

точками и аккордами.

В мире, где все – с зачатия,

корчится крик аборта.

Якиры, Джордано Бруно,

Линкольны и Маяковские…

Погибших не спрячешь в урны,

Не хватит стены кремлевской.

Репрессии – как осколочный,

детдомы – как лепрозории,

море талантов исстрочено

из жизни и из истории.

Очереди, очереди, очереди,

Посмертные реабилитации…

Какие изгибы… творчества

в карательных операциях!

А Никита… Ну и прочность!.. Ну и зад!..

В стул вкопался, словно МАЗ на тормозах!

Волос – ежиком, очкастые глаза,

Слов – потоки, джемпер – фирмы «COLOSA»!

Но в болтливости не скажет: «Чепуха».

Он, Никита, осторожней дурака.

Он, Никита, – словно трудный поворот,

Он за зад боится долго наперед,

И не знать ему до гробовой доски

Ни болей, ни мук и ни тоски, —

Только страхи за Никито-зад.

«Неча» боле про него «сказат».

НО ЭТО УЖЕ ДРУГАЯ ТЕМА.