Читать книгу Энтропия начал - Вячеслав Панкратов - Страница 4

Впрочем, с энтропией не все так просто.

Введенная в обиход в 19-м веке

Она привела своих создателей

К мысли о тепловой смерти вселенной.

К счастью со вселенной все разрешилось,

И физики постепенно успокоились,

Но термин перевалил в другие науки

Вместе с одним интересным казусом.

Если сейчас заглянуть в словари,

То можно узнать, что энтропия в физике —

Мера неустойчивости системы тел,

В теории информации – неопределенности ситуации,

А в медицине – заворот век внутрь.

Но, если энтропия – мера неопределенности,

То отсюда следует вывод:

Чем меньше энтропия, тем меньше неопределенность,

Чем больше энтропия, тем – больше.

Однако все обстоит прямо обратно:

Чем больше энтропия, тем меньше неопределенность,

Чем больше энтропия, тем больше устойчивость, —

И это вполне доказывается формулой,

Которую придумали термодинамиками.

Понять такое вряд ли просто,

Но принципы установления терминологии,

Определения «числитель-знаменатель», «да» – «нет»

И отрицание… отрицания —

Настолько неопределенны, что часто проще

Запомнить, как это принято в физике:

Чем меньше энтропия, тем больше неустойчивость,

Чем больше энтропия, тем – меньше.

В конце концов, не только числитель,

Определяет величину характеристики,

«Да» и «нет» удивительно часто

Оказываются своими противоположностями,

А отрицание отрицания, как известно,

Снова приводит нас к утверждению.

В этом – двойственность энтропии

С ее обратной зависимостью, показывающей,

Что: отрицание одного – утверждение другого,

Любое утверждение есть отрицание,

А любая неопределенность (и очень часто!)

Это – вполне определяемая определенность.

Отсюда следует старая истина,

Что мир наш не однозначен в реалиях,

Что все в нем колеблется в долгих пределах,

Перевоплощаясь с лица наизнанку.

И если даже порой нам кажется,

Что где-то мы приближаемся к истине,

То следует помнить, что ВРЕМЯ истины —

Это всего лишь МОМЕНТ во ВРЕМЕНИ.

…Изо-хора,

Вверх – вниз.

Как ртуть в термометре:

В столбике – жизнь.

Вверх – вниз,

Пока – не разобьется.

Треугольник еще не знаком геометрам,

Пространство еще создается.

Вверх – вниз, вверх – вниз, —

По вертикали бьется.

Изо-хора —

Как лифт в шахте:

Наладка, пуск, —

Непосвященный ахнет:

Как четко работает механизм!

Понедельник – вверх, пятница – вниз.

Поверите ли?…

Мальчик дотянулся, открыл двери,

Нажал кнопку,

И началось в железной коробке —

Вверх и вниз по изохоре,

Танец механизированной Терпсихоры:

Девять утра – вверх,

Шесть вечера – вниз.

Очнись!

Чертежи, схемы, согласования,

Задачи разрушения и созидания,

Вечерние развлечения,

профсоюзные собрания…

Что ты раскис?.. Мало зарплаты?

Повышение категорий —

Предохранительный клапан.

Вверх – вниз, вверх – вниз, —

Весело, как качели!..

Сумели ли, не сумели?…

Книги, театры, дети, постели,

Любови, семьи и птичьи трели,

Недели жизни, простраций недели

И нервы, натянутые на пределе,

Зажаты в железно-стеклянном теле,

Где можно видеть, но сдвинуться – еле,

Как в гипсе.

             Запаянные свирели

Уже давно ничего не пели,

Потухшие чувства давно онемели,

И мысли едва лишь мерцают на темени

глухой атрофией реприз.

И так постепенно,

С инертностью гелия

Осадком спускаешься вниз.

Что ты раскис?

Мы так сумели.

И мы мерцали, и мы терпели,

И мы отпотели то, что имели:

Отпуска, дома отдыха, санатории…

Сколько наслушаешься историй,

Двигаясь вверх и вниз по Изохоре!..

Пенсия?.. Пенсия.

И просто так, без дальних слов,

Как будто жил и не жил…

(За частоколами стихов

Прорежется ли нежность?)

И не борись, и не зови,

И жизнь была не сладкой…

(Как в лихорадке уходить

И жить, как в лихорадке?)

Минуты лет, секунды дней —

Стремительность желаний…

(Быть может, сам ты – лицедей

В словах-иносказаниях?)

Депрессия, хандра, застой,

Спелёнутые лица…

(Очароваться простотой

И в простоту излиться?..

Весь мир объять и олюбить

Хотя бы часть вселенной:

От аскетизма до гульбы,

Но – холодней Селены?..)

Случайность женской красоты,

Изысканность холуя…

(Занять бы где-то чистоты —

Умрешь без поцелуя.)

Рвут программу,

        «десять дней квартал кормят».

Рвут программу,

        чертежи – «по аккордной».

Рвут программу,

        копировщица Таня

над рулоном трижды выгнулась станом.

Рвут программу,

        контролер – наш Никита.

Сто листов!

        и вид у парня побитый.

А ведущий (стаж нарос без исканий):

– Все исправим в заводских испытаниях.

Рвут программу —

        спец. заказ Генерального.

Рвут программу —

        за неделю квартального.

Рвут программу —

        пот накапал на графики

эпиграммой проектной полиграфии.

Зав. отделом (кальки чиркая подписью):

– Эх, ребята, премиишкой опоимся!

Снимем сразу «Ленинград» или «Советскую»,

пусть там девушки зудят,

        что мне на пенсию.

Рвут программу

        беспринципно и опытно.

Все – по гранулам

        и средне – до копоти.

Два проекта отсундучились в Лету.

– Ну, Валерка, не сердись, на конфету!

Все понятно:

        «нтузиазм» молодежный,

но таланты

        не окупят одежку.

А Валерка им в лицо:

         – Крысы ватманные.

– Всех рвачей и подлецов —

        автоматом бы…

И такой был скандал…две недели

разбирались все с Валеркой в отделе.

И теперь рвут программу,

        но косятся:

опасаются утечки информации.

– Ату его! Ату!

Не травля, но потрава.

На грязь, на чистоту?

Кто левый, а кто правый?

Пойми и… «камень брось, кто без греха»,

Как некогда сказал Христос.

Но я не верю,

Что прав Христос, что люди – звери,

Что не дрожит рука, когда идет потрава.

Но снова, как волной,

Как вышибают двери ногой,

Как рушат все основы,

Вдруг человек становится толпой,

Готовой жечь леса и травы.

Невежество от праистоков вечно,

От быта одноклеточной судьбы,

Как познаваемое не конечно,

Так не конечен быт.

И в нем всегда – бахвалы и глупцы,

Юродивые титулов и рабства,

Уроды-дети, лгущие отцы

И матери, впадающие в бабство.

И сколько раз уже твердили нам:

Невежество – страшнее преступлений,

Но снова, как волной,

Как вышибают двери – ногой,

Как рушится терпение,

Вдруг человек становится толпой,

Готовой смять любое мнение.

Кликушам – наплевать на чистоту,

Мир пошлости – ползуч, как метастазы.

А по нему, как серпантин экстаза,

Летит огул:

        «Ату его!.. Ату!..

ХОК-КЕЙ!

При и бей!

Телевизоров экраны,

Как тараны бьют по глазу.

– Форвард! Ты поддай-ка газу!

Много ль надо для людей? —

Хоккей!

Блеск коньков, как блеск клинков, —

Хоккей!

Мысли – вроде пустяков, —

Не смей!

Кто там с пушечным ударом?

Ну-ка, вмажь!

Мускулы растил недаром,

Нежность – блажь!

Хоп и Трах! И шайба – пулей

Между глаз.

Эко морду вздуло дулей

У вас.

Сталь и клюшка, цвет и скорость!

Смелей!

А за что же-ж мы боролись?

За – хоккей!

Полосатые арбитры – как резиною набиты,

Прыг – скок!

Где им пол, где потолок?

Кто сегодня не для битвы – сбит с ног.

– Ребра! Ребра в переборку

Р-р-раздави!

Мама! Ты не смыслишь в спорте,

Не дури!

Спорт – для высшего порядка костей!

Обывателю зарядка – хоккей!

Хари, вопли, блицы, рожи,

Лоб запрятался под кожу,

Челюсть выдвинута ложей, —

Кто зверей?

– Слюни! Слюни подбери-ка!

Как азартно, так двулико —

Хоккей!

Защищает честь страны хоккей?

Разве кто-то эту честь промеж бровей?

Массовее нету спорта для масс?

Масс, сидящих у экрана третий час?

Может, что-то не хватает для души?

Может, мысли и дела нехороши?

Не спеши рвать все в клочья, не спеши,

Пощекочешь нервы ночью от души

И орет молокосос вразнос:

Форвард, смажешь —

Вырву… или нос!

Политическую шайбу забей!

Здесь тебе не зал ООН,

А Хоккей!

У кого-то ноют раны?

Кто-то мучается дрянью?

К черту – дней!

Все на взмах забыто сразу,

Много ль надо для людей?

Модерновую заразу,

Современную проказу,

Акробатику экстаза…

Алкоголь понятен сразу,

Но хоккей?..

Здесь политика страстей.

…Так писал и думал я много дней,

А теперь жалею старый хоккей.

Работа, работа, работа —

Смешенье идей и принципов.

Мысли исходят потом,

Бессонница – первым признаком.

Работа, не догмы ментора,

Стихия под внешней сдержанностью,

Вынашиваешь аргументы,

Как женщина носит первенца.

Споры, завалы споров,

Расчеты – косыми строчками.

Среди налипшего сора

Шевелятся первоисточники:

Философы и провидцы,

Стяжатели и оболтусы,

Тяжелые, как правительства,

И скользкие, словно подлости,

Изысканные писаки,

Салонные болтуны —

По моде, то в стиле хаки,

То цвета морской волны.

Моральная импотенция —

Фильтрованные очки

Махровыми полотенцами

Развешена на крючки.

…Оправдана ограниченность

И массовостью и прочностью.

Зачем успокоенным взвинченность?

Зачем устоявшимся творчество?

Зачем расходовать нервы

В довольстве своей судьбой?

Зачем мастодонтам небо?

Уставшим – зачем любовь?

А рядом кто-то предельный

Командует: «Марш по компасу!»

И снова давит на мнение

Авторитетом корпуса.

И снова идешь в работу,

Забыв о любви сказать,

До коликов ли, до рвоты,

До чертиков ли в глазах —

Работа, работа, работа…

Издергаешь день до дна,

И слышишь, как бьется аорта,

Гудящая,

        как струна.