Читать книгу В поиске поиска - Вячеслав Владимирович Камедин - Страница 29

… мне сейчас волнительна тема творчества, искусства.  Убежден, психология творчества столь многогранна, что осветить этот бриллиант одним лучом вряд ли удастся, рассевания не избежать, как и не избежать односторонности вместе с противоречивостью взглядов, ибо творчество в своем корне, также как и духовность, – бесконечно разнообразно в своей причинности.  На данный момент моей жизни, ко мне приходит понимание, что творчество ни часть существа человека, это сам человек, «человек-творческий» на ровне с разумным. Приходит понимание, что творчество – суть способа существования человека. Но в этом эссе я хотел бы поговорить о творчестве именно искусства. Я недавно задался вопросом, а так ли верна мысль, которой я и сам придерживаюсь и, признаюсь, не тороплю себя  от нее отказаться, но таков я – ставящий под сомнение всё в хотении поиска сути, – что искусство – избегание прямого опыта осуществления желаний, осуществлении мечты в нереальности?

Я не отказываюсь от этого утверждения, и сейчас расскажу, что и оно верное. Однако это – всего лишь одна грань, взгляд с одного ракурса.  И еще бы мне хотелось, как-то «опровергнуть» одно стойкое утверждение… Почему беру в кавычке слово «опровергнуть»? Просто, как и говорил ранее, цель цикла – не утверждать, а поставить под сомнение нечто, что… возможно и верно, но с большей осознанностью бытия и понимаем этого. Утверждение таково, что «негативные» мысли в искусстве создают посыл к разрушительности как самого творческого человека, так и человека, который их принимает – зрителя, читателя… Якобы некие «плохие» мысли, воспетые в произведениях, например о суициде, «программируют» на уничтожение. Это не так, и в этом моя убежденность. Кстати моё заявление не беспочвенно. Кто хочет прочесть более глубокий и обстоятельный анализ, приглашаю к чтению Л.С Выговского «Психология творчества». Я же считаю, что исскуство не «программирует», а «распрограммирует» сознание. Вначале это эссе я хотел назвать «Поэт и лекарь», и хотел показать, какими могут быть чудотворными мастерами люди искусства. Но вернемся к утверждению – «искусство как средство непрямого, замещенного опыта». И это соответствует одной из истин. Что по сути такое – мечта и надежда? В этих словах противоречиво сочетается в себе и самое возвышенное и самое болезненное, они рождают и великие озарения и невыносимую тревогу. Какое же великое чудо – мир, насколько непостижимо он разен – поскольку одно может служить источником столько разных энергий: как мечта может служить источником героического или поэтического вдохновения, так и невыносимой тревоги и невроза, а то и сочетать в себе всё вместе. Как многомерна вселенная! Как она этим прекрасна!

Мечта – есть факт признание «плохости» в реальности, отсутствием счастья здесь-и-сейчас, но и факт признания воплощения возможности завтра. Счастливый человек не мечтает, он проживает осуществленную мечту. Увы, это такая редкость! Неудовлетворенность – вечный спутник странствий твоих, о человек! И в своем странствии ты часто берешь с собой книги, перо и краски, скажи, зачем? Ты долго искал осуществления мечт своих, ты должно быть на грани того, чтобы пасть духом и отдать душу всем разочарованиям? Однако ты берешь перо и…. проживаешь мечту свою там, в мире грез и сновидений наяву, ты избежал участи надобности завершить начатое в мире, ты закончил его там.  Ты излечил свои страдания недостяжений, ты изверг как семя своё, которое томило твои чресла, и обрел освобождение, ты стал свободен для новых исканий.  Да и тот, кто воззрел твои дела, излечился и от своих мечтаний бесплодных, прожив в созданном мире твоем неопределенность своих чувств… Знаете, меня поразила недавно одна мысль, прочитанная у отца Александра Меня, я дословно не могу привести, но суть такова: развитие и становление религий на протяжение всей истории человечества происходило по причине интуитивного желания восстановить связь и диалог разума с чувствами, связь и диалог с высшим чувствительным, обрести вновь понимание чувствительного, связь и диалог с Богом,  утратив когда-то. Утратив умение понимать свои чувства и через них связь со вселенной. Парапсихологи всех времен, духовенство, поэты… это люди, интуиция которых ближе к истокам человека. В рамках эссе я не намерен обсуждать, насколько это истинно и насколько можно приблизиться к основам мироздания через «чтение чувств», и более того, отдаю себе отчет, что эта беглость обозначение темы нисколько не раскроет, а может напротив и навредить ей. Но в этих же рамках, если развивать мысль отца Александра, то человек интуитивно всегда искал способ диалог с чувственным. Надо признать, современному человеку чувства как таинственные иероглифы, время логики закрыло канал речи эмоций, увы. Облечь в форму выраженности смутное нечто – вот что искал человек всегда, понимать нечто, что живет в нем самом.

И это и движет человеком, найти диалог с чувственным и… да и с Богом. И нельзя отрицать, что в чувственном много разных энергий, и «плохих» и «хороших», и осуждать это – значит отвергать право на выбор вселенной, право на несовершенство, право быть человеком. И эти энергии движутся к завершению, к познанию их, к принятию их. Они просятся не к отвержению, но к осознанию. С прикосновением с тонким миром, суждено встретить «и ангелов и демонов» своей души, и в этом нет постыдного, в этом нет не искреннего, это подвиг духа. Человек, который пишет о суициде или убийстве, он осознает эти энергии в себе, он дает им шанс на катарсис, на завершение – он очистил себя от помыслов, удовлетворив их творчески. Он излечивает себя признанием себе, и более того, излечивает и читателя, взволнованного тем, что он прочел об этом. Ведь тронувшее не может быть не личным, что тронуло сердце – коснулось скрытого, манящего, желаемого и возможного. Осознание приходит с понимаем себя и устремлений, что «программировало» в тайне разум, впредь вышло прочувствием на свет…. Однако, это только одна грань. Неужели – суть творчества только в катарсисе и  души?… развивая мысль отца Александра, думал я, нет не только в этом, ни только в том, чтобы приобресть опыт недоступный в реальности, но и в том, чтобы создать новый опыт. Новый опыт – как понимание чувственной стороны вселенной, диалога с непознанным и грядущем. Создать некую «дружелюбную» реальность, «предварительную» реальность, дабы затем этот опыт прожить в настоящей нам реальности. На том, к примеру, и стоит гештальттерапия. Что если искусство – не побег от реальности путем проживания опыта в «искусственном» мире, а приобретение этого опыта? Научение в мире искусства себя, как жить в мире материи? «Лаборатория жизни», или, боясь обесценить возвышенность сей мысли, «тренировочный лагерь»?.. Вот такая еще одна грань психологии искусства и бытия человека.

19.11.13